скоро в отношениях с Корой у меня проявилась застенчивость и неуверен-
ность в себе. Если бы я не любил ее, я бы легко дарил ей цветы, пирож-
ные, конфеты, а затем приглашал бы ее на ночь в дорогой отель. Наверняка
все было бы очень просто. "Чем меньше женщину мы любим, тем легче нра-
вимся мы ей..."
что женат, но говорил (и это была неправда), что мои отношения с женой
натянуты и близки к разрыву.
сить ее куда-нибудь. При этом я прекрасно понимал природу своей робости
и проклинал себя за то, что не проявил решительности в первые дни нашего
знакомства, пока влюбленность еще не связала меня по рукам и не лишила
способности к действию. Словно в насмешку над моими постыдными комплек-
сами, именно в те дни судьба несколько раз сводила меня с Кохановером.
галантность, я купил букет цветов и волнуясь переступил порог заветной
рюмочной. Кора увидела меня, едва я вошел, и, как мне показалось, испы-
тала неловкость от мысли, что букет предназначается ей. Я же сразу уви-
дел Кохановера, и у меня мгновенно пропало желание дарить Коре цветы.
бесценный..." Офелия, это мой одноклассник, цвет отечественного кораб-
лестроения.
чер, и попросил поставить его пока в вазу с водой. Кора, слегка удивив-
шись, выполнила мою просьбу. Я встал у стойки, скорее всего с идиотским
видом, и все думал, правильно ли я поступил, и неловко водил руками по
благородному дереву, как шахматист, только что сделавший поспешный ход и
не решающийся взять его назад.
шись вполоборота ко мне. Физиономия его раскраснелась, волосы растрепа-
лись. Время от времени он поводил глазами в сторону Коры и непристойно
мне подмигивал. "Трещал" он при этом без умолку.
эта песенка, которая только что отыграла... Офелия, милая, заведи ее,
пожалуйста, снова...
дилась слабость: поддав, он любил "пошекспирить".
лет назад, а теперь это уже классика! Мы с тобой уже жили на белом све-
те; говорили, пели, ели, а этой песенки еще не было. А теперь это уже
классика! Ты понимаешь, что это значит, старик?
Коре налить нам еще водки, - это значит, старик, что мы с тобой - люди
исторические! Не в гоголевском смысле, - что с нами, де, случаются раз-
нообразные истории, а в самом прямом, - потому что на наших глазах вер-
шится история!
обстоятельствах я бы с удовольствием составил ему компанию, но сейчас он
явно нравился Коре, и меня это злило. И я ушел. А потом долго жалел, что
оставил их, подозревая, что у них что-то было.
рюмочную, а когда наконец пришел, Кора явно удивилась и по-моему даже
обрадовалась, но ничего не сказала, а только поблагодарила меня за "ос-
тавленные по рассеянности" цветы. Она улыбалась даже приветливее обычно-
го, и я твердо решил пригласить ее куда-нибудь, но почему-то отложил это
на "попозже", а "попозже" уже напился, и вел себя так глупо, что на сле-
дующий день вспоминал об этом со стыдом и не успокоился, пока вновь не
появился в рюмочной и не увидел, что Кора совсем не переменилась в своем
отношении ко мне.
ли, а наши отношения не развивались, и это меня тяготило и постоянно ом-
рачало мне настроение.
вдруг увидел Кохановера. Он сидел рядом с молодой женщиной, которая, как
я сразу определил, отнюдь не являлась его знакомой. Прежде чем я бросил
на них взгляд, Кохановер уже заметил меня и теперь жестами приглашал
сесть рядом. Я занял свободное место напротив них.
другу Кохановер.
ны делятся на талантливых и бездарных. Бездарных - подавляющее
большинство. Это они проложили дороги, изобрели поезда и составили для
них расписания. Они определили скорость света и сконструировали граненый
стакан. А талантливые - они все поэты. Бездарные классифицировали поэ-
тов, подразделили их на реалистов и прочих; но поэты - они всегда поэты,
они не бывают реалистами, они все фантазеры и романтики. Бездарные счи-
тают поэтов бездельниками, а самих себя - творцами, не понимая при этом,
что сами они сотворены поэтами. Все на свете сотворено поэтами.
Шекспира не было Офелии; он ее выдумал. И такова волшебная сила ис-
кусства, что с тех пор все женщины неосознанно стремились походить на
Офелию...
ку на обнаженное плечо "шекспирова творенья".
ясь, но не отодвигаясь.
воскликнул Кохановер.
очередь - на хорошем знании классики. Причем знание это не являлось у
Кохановера лишь добросовестно заученным уроком, - он действительно любил
Шекспира, Байрона, Пушкина, Лермонтова, Гете, умело их цитировал и пе-
рефразировал. Врожденное поэтическое чувство несомненно служило ему хо-
рошим подспорьем, и когда изменяла память, природное дарование помогало
Кохановеру находить те единственно верные слова, которые употребил до
него классик. Таким образом, под маской простоты скрывался огромный та-
лант и глубочайший профессионализм.
успехом: монолог быстро перерастал в диалог.
знала, но имя-то наверняка слышала. Впрочем, это было бы грубовато; я не
остался бы в таком восхищении от описываемого эпизода, если бы "Офелия"
знала, что имеет дело со знаменитостью.
них развалин.
даченный. Все оказывается очень просто, и лишь используя собственную за-
комплексованность в качестве строительного материала, я расставил неви-
димые барьеры на своем пути. Вдохновленный блистательным примером Коха-
новера я решил немедленно отправиться в рюмочную и пригласить Кору в
"д`Арманталь" на ее ближайший выходной день. Я выбрал именно "д`Арман-
таль", поскольку хорошо знал это заведение, а потому полагал, что там
буду чувствовать себя увереннее, чем в любом другом месте. Придя к тако-
му решению, я вышел из метро, не доехав до Зеленой аллеи одну остановку,
чтобы прогуляться пешком, а заодно зайти в бар и довести себя до необхо-
димой для решительных действий кондиции.
читься, но одна мысль задержала меня в баре. Мне вдруг захотелось по
возможности сократить сегодняшний разговор с Корой; просто договориться
о встрече и уйти. Когда эта мысль пришла мне в голову, было десять часов
вечера, а рюмочная на Зеленой аллее закрывалась в полночь. Я провел в
баре еще час, здорово напился и вышел на улицу, основательно пошатыва-
ясь. Теперь умнее всего было бы, конечно, отправиться домой; я даже
мельком подумал об этом, но мне неудержимо хотелось довести задуманное
до конца, да и - чего греха таить! - просто увидеть Кору, а потому, вый-
дя из бара в одиннадцать, в четверть двенадцатого я уже ломал кусты си-
рени в Северном парке.
Пьяная романтика в стиле Кохановера выглядела в тех обстоятельствах иск-
лючительно уместной. Несомненно, я испытал бы некоторое разочарование,
появись в этот момент в парке полиция, но, как известно, бог всегда с
пьяными, и все кончилось благополучно, если не считать того, что я до
крови исцарапал руки и разорвал на себе рубаху.
впервые предстал перед своей избранницей в героическом обличье. Кора пе-
репугалась, раскраснелась (впервые я видел ее такой), кинулась мне
Афанасьев Роман
Прозоров Александр
Ковальчук Вера
Каргалов Вадим
Каменистый Артем
Афанасьев Роман