своим первым учеником и последователем. Павел Прищепа, командир разведки
добровольной дивизии "Стальной таран", с большим правом мог носить звание:
"первый ученик Гамова". Он сразу поверил в него.
нашем участке. Ты тревожишься?
Павел?
метеогенераторы, птицы немеют, звери замирают. Врагу самый раз напасть на
нас, пока мы не укрепились на этом берегу. Так бы сделал любой грамотный
военачальник. А они бездействуют!
со вздохом. - Пойдем в штаб.
отделов дивизии. Я прошел к генералу. Прищепа лежал на диване. Я присел
рядом. В одном из недавних боев неподалеку разорвался резонансный снаряд.
Прищепу трясло с такой силой, что сбежавшиеся санитары едва натянули на
него тормозной жилет и еще минут пять возились, пока ввели жилет в
противорезонанс. После такой вибрационной пытки обычно отправляют в
госпиталь, но генерал не захотел оставлять командования. Он уверял, что
чувствует себя неплохо. Леонид Прищепа принадлежал к здоровякам. Но что до
выздоровления далеко, мы все понимали.
усы. Он здоровался улыбкой, такова была его манера для близких. Я
принадлежал к самым близким из его подчиненных.
долго страдают от недостатка тепла.
Павел. У Гамова зло сверкали глаза. Павел был бледен.
кратковременных, на часы, в особо важных случаях - на сутки. В пределах
этого времени он излагает известия, словно читая их. Внятно отчеркивая
запятые и точки, он передал свежую радиограмму из Адана. Патина не вынесла
удара соединенных армий и запросила сепаратного мира. Вилькомир Торба
объявил, что не хочет подвергать военным разрушениям свою прекрасную
страну. Он переоценил могущество Латании. Председатель Маруцзян обманул
его, выставив не профессиональную, а добровольную армию. Надежды на победу
нет. Великодушный президент Кортезии господин Аментола заверил его, что
никто из сложивших оружие патинов не подвергнется репрессиям. Блюдя
достоинство своего великого народа и полный высокого рвения прекратить
кровопролитие, президент Патины Вилькомир Торба приказывает своим войскам
организованно прекратить борьбу.
интересы. И при первой же неудаче изменяют нам!
Пока только отходят в сторону, оставляя нас один на один с врагами. Но
скоро они открыто перейдут на сторону Кортезии и повернут оружие против
нас. Я говорил это вам уже давно. Верить такому лицемеру, как Вилькомир
Торба!
вам не верил. Да что я! Как Маруцзян, столько лет стоявший в центре
мировой политики, не раскусил его?
генерал. Маруцзян - тупица. Хитрец всегда обведет дурака вокруг пальца.
Именно это и произошло.
загадку спокойствия на нашем участке.
Маруцзяна.
как вы точно выразились, "все-таки племянник". Альберт - умнейший юноша и
наблюдал Маруцзяна со своего младенчества, это кое-что значит. Неужели вас
не удивляет, что Пеано заслали в боевую дивизию? Если Пеано попадет у нас
под резонансный удар, дядюшка вздохнет с облегчением. При Альберте можно
говорить свободно.
столе. Один, двадцатидвухлетний, невысокий, живой Альберт Пеано, и был
племянником главы правительства. Что он не в чести у своего дяди, мы
слышали. Но я сам дважды присутствовал при его разговорах с Маруцзяном: и
голоса, и слова, самые душевные, слухи о вражде не подтверждали. Второго
оператора, Аркадия Гонсалеса, преподавателя университета, я уже видел на
"четверге" у Бара и кое-что говорил о нем. Теперь скажу подробней. Я уже
упоминал, что он был высок, широкоплеч, очень красив, с женственным тонким
лицом. Внешность обманывала. Все в нем было противоречиво. Он как-то на
моих глазах ухватил за трос идущий мимо трактор и потащил его назад.
Человек такой силы и такого роста мог стать светилом баскетбола, а он
ненавидел спорт. К нему устремлялись тренеры знаменитых баскетбольных
команд, но ни одному не удалось вытащить его в спортивный зал. Самого
настойчивого тренера он взял за шиворот и снес из своей комнаты на
четвертом этаже на университетский дворик и, в присутствии хохочущих
зрителей, обвел широкий круг его размякшим телом с бессильно болтающимися
ногами. Потом ласково сказал: "Будь здоров! Больше не приходи!" Оба они,
Пеано и Гонсалес, сами напросились в операторы. Но если Альберт с
интересом вникал в военные дела и успешно спланировал операции отхода с
боями, то Гонсалес оставался равнодушным к тому, что делал. Он
добросовестно выполнял приказания Прищепы и Гамова, но не было в нем
"военной жилки". Он никогда сам не просился из штаба в бой. Он не был
трусом, но воинскую доблесть недолюбливал. В свободные минуты он читал
исторические книги. Вначале мне казалось, что он приставлен к Пеано для
тайного наблюдения и охраны. Потом я убедился, что он ненавидел саму
войну. Исправно воевал, внутренне презирая свое занятие, таков был этот
человек, Аркадий Гонсалес, сыгравший впоследствии столь грозную роль.
карандашами карту. - Родеры нас окружают.
была какая-то отчаянная веселость. - По-моему, здравомыслящие люди никогда
не верили в союзническую надежность патинов.
Она камуфлировала истинное настроение.
стояли патины - третий их корпус слева, четвертый и пятый позади и справа.
За пятым корпусом патинов располагалась добровольная дивизия "Золотые
крылья", потрепанная в недавних боях. На левом крыле, за третьим корпусом
патинов, восстанавливалась сплошная линия наших войск. Здесь держали
оборону профессиональные части, они прикрывали путь на Адан.
Гамов общее впечатление.
Положение и тогда незавидное, но хоть без окружения.
предаваться иллюзиям?
был профессиональным военным. И действовал по-военному.
Капитан Прищепа, задействуйте всех своих разведчиков - живых и
автоматических. Через час жду донесения, что на флангах и в тылу.
Полковник, проводите меня в мою комнату.
меня. Я пожал плечами.
устройством одной передовой позиции. Солдаты сейчас усиливают защиту с
тыла. Надо срочно создать подвижное соединение. Дивизии придется цепляться
за землю, чтобы уцелеть до помощи извне. Но понадобится сильный отряд для
нанесения внезапных ударов в глубь неприятельского окружения. Я выделю в
диверсионный отряд своих лучших солдат. Прикажите другим полкам сделать то
же. И поставьте диверсионный отряд под мое командование.
сторону и доложим генералу.
операторами.
Гонсалес. - Ты не хотел бы, Альберт, соединиться с дядей, чтобы лично
обрисовать ему наше положение?