прочитываются, а просматриваются. Только требования на материалы
досконально изучаются, чтобы обнаружить предлог ужать или отказать в
запросах. Нет, дорогой Штилике, нибы не едят людей не от отсутствия
аппетита. Просто никто из нас не ходит там без оружия и в одиночку. Наше
строжайшее правило: не отражать нападение, а не допускать самой
возможности напасть на нас. Действует безотказно.
документами?
моего командировочного предписания он перечитывал дважды и трижды, я
понимал, как он поражен, если не сказать - ошарашен.
совсем то, на что я надеялся... И скорей, даже совсем не то...
встречались мне не только на Ниобее.
начертать мотивированный отказ. Вы правитель этого уголка мира, и без
вашего разрешения я тут не сумею ступить и шага.
ухмыльнулся мне прямо в лицо. И ухмылялся, и смеялся он очень по-своему -
не такой уж большой рот внезапно расширялся, распахивался, разбегался по
щекам до ушей, и разверзалась краснонебая пропасть. Детей даже дружелюбные
его улыбки должны были пугать.
- пока мои действия признаются правильными. Я не поклонник табели о
рангах, но понимаю: вы - это вы, я - это я. Шагайте без разрешения, куда
поведут вас ноги. И передайте Объединенному правительству Земли, что
мятежника во мне никогда не увидят.
же планетолетом. Кстати, он уже подготовлен. Я снабжу вас всеми данными об
этой планетке. Информация будет исчерпывающей, можете мне поверить. Сейчас
я познакомлю вас с нашим космоэкспертом Джозефом-Генри Виккерсом, он
недавно вернулся с Ниобеи.
разноцветных кнопок. Барнхауз нажал одну из них, и спустя минуту в
кабинете появился космоэксперт. Поглядев на Джозефа-Генри Виккерса, я
почувствовал, что в моей жизни произошло важное событие. Теодор Раздорин
слишком мало успел сказать мне о нем. Я и понятия не имел, чем для меня
обернется знакомство с Джозефом, но сразу и безошибочно понял, что наши
жизненные пути, мой и этого человека, драматически пересеклись. И пусть
мне не говорят, что такое понимание возникло позже, - дескать, я
экстраполирую на прошлое то, что осозналось лишь впоследствии. Я не знал
своего будущего, не догадывался, какое страшное будущее - с моей помощью -
уготовано Джозефу Виккерсу, но меня охватило смятение, едва он вошел, и
это свое чувство я помню. Я залюбовался Виккерсом. Он был незаурядно
красив. Он был из тех, кто покоряет одной своей внешностью. Высокий,
статный, темноволосый, темноглазый, образец гармоничности роста и веса,
ума и красоты - таким он предстал мне. И если в нем что-то и отвращало, то
лишь временами вспыхивающие иронией глаза и кривоватая улыбка, в ней
чудилось высокомерие, этой улыбкой он не соединялся с собеседником, как то
обычно у людей, ибо нормальная улыбка равновелика дружескому слову или
рукопожатию, нет, он отстранялся, улыбаясь, он указывал улыбкой дистанцию
между собой и другими. Позже я узнал, что у него имеются и другие способы
отстранения, вплоть до открытого пренебрежения, всегда нарочитого и потому
особо оскорбительного.
- Уполномоченный с Земли, знаменитый астросоциолог Штилике, решил
осчастливить нашу планету очередным благотворительным декретом
правительства. В общем, требуют срочно перемонтировать чертей в ангелов.
Нужна ваша помощь, Джо.
свою. Он глядел на меня с любопытством, как на диковинное животное. Он
засмеялся - достаточно вежливо, чтобы не обидеть, и достаточно иронично,
чтобы заранее показать свое отношение ко всем видам благотворительности.
Так я его понял тогда, так это и было реально.
голос его покорял - мелодичный, медленный баритон звучал ясно и
полновесно.
черта, вполне с вами согласен, - острым голосом резал свое Барнхауз. - Но
вы же крупнейший знаток Ниобеи. Так вот, докажите, что переконструкция
ниба в человека неосуществима. Сообщите об исследованиях в своей
лаборатории. Пусть говорят за себя сами, вы меня поняли, дорогой Джо?
сказал Виккерс сухо и наклонил голову. - Сегодня вечером, если не
возражаете.
закончены. Для человека, утверждавшего, что ставит меня гораздо выше себя,
он мог бы держаться и не столь начальственно. Ошибки подобного рода он
впоследствии делал часто, Раздорин все же переоценил его дипломатическую
изворотливость. Впрочем, Барнхауз сразу понял, что со мной надо
обороняться, а не переводить меня в свою веру. Не поднимаясь с дивана, я
обратился к Виккерсу:
день до смерти мы с ним говорили о Ниобее, и он вспоминал вас, Джозеф.
что он смутился. И он не сразу ответил.
науки, а для Ниобеи особенно. Он так много сделал для нее.
осуждал меня. Он уверовал, что я отступаю от его учения. Однажды он
крикнул мне: "Вы предатель нашей школы!" Надеюсь, он говорил вам что-то в
этом же духе?
то, что вас будут осуждать, - не слишком ли вычурно сказано?
Раздорина его личность сыграла поистине огромную роль. Он воспламенял наши
души, был великим катализатором наших талантов. Уверен, что такую оценку
не сочтете ни преувеличенной, ни чрезмерно вычурной. Но видите ли, доктор
Штилике, мы его ученики, ушли от него по разным дорогам. Одни продолжают
его путь, спрямляют и заливают асфальтом проложенные им кривые тропки,
другие свернули с них, чтобы найти свой проход в чащобах неизученного.
Первых Раздорин восхвалял, вторых осуждал как предателей.
по его дороге. Вполне по вашей росписи. Я радуюсь его хвале, вы - его
порицанию.
сидели, а Барнхауз стоял, переводя взгляд с одного на другого и как бы
молчаливо призывая нас закругляться. Я не злобив и не мстителен, но
намеренно затягивал разговор, выдерживая Барнхауза в нелепой позе
церемонно стоящего между двух сидящих. В другой раз он сообразит, что
беседу, начатую мной, буду оканчивать я, а не он.
оставался правителем в этом уголке мира, но при мне удерживался от
застарелой привычки начальствовать.
Агнесса так взглянула на меня, что я сразу понял: подслушивала наш
разговор в кабинете. Тогда это было только догадкой, теперь я точно знаю:
у нее имелся аппарат, разрешенный Барнхаузом, она могла даже не
подслушивать, просто слушать, что совершается за стенкой, а он потом с
охотой выспрашивал ее суждения по поводу услышанного.
чувства внешней учтивостью. Сколько я ни придумываю характеристик для
тона, каким она заговорила со мной, я не нахожу ничего более точного, чем
"ненавидящий голос".
этим ненавидящим голосом. - Вы на Земле привыкли к таким удобствам, к
такому обслуживанию... Высказывайте, пожалуйста, пожелания.
отчеркивая каждое слово. Мне захотелось поставить эту красивую женщину на
единственное подходящее ей место, чтобы она знала, что я не сомневаюсь в
ее истинном отношении ко мне.
желания, чтобы потом с тихой радостью объявить мне, что на Ниобее они
неосуществимы.
громко. И разве я милая? Обо мне по-разному судачат, но милой - нет, так
никогда не называют!
меня нет никаких пожеланий. И впредь не будет. Хотел бы, чтобы это вас
устроило.
любил работать с женщинами на далеких планетах, все же грубость в