все свое нахальство и всю свою бесцеремонность. - Я все-таки позволю себе
попросить у вас некоторые разъяснения. Я охотно расскажу вам о нашей
беседе с Кимом, но сперва мне хотелось бы выяснить некоторые
обстоятельства. Вы намекали на них в начале разговора, но... Может быть,
мой старый друг знает что-либо об этих делах?
но не пронзать же мне было его проницательным взглядом, и я понесся
дальше.) Сами посудите, Екатерина Федоровна. Здесь расстались с Кимом
десять... нет, все двенадцать лет назад, проводили его в новую жизнь,
успешную и завидную, в столицу, в престижную профессию... да еще под
крылышко привилегированного лица.
показалось, что Моисей Наумович поощрительно мне подмигнул.
непрезентабельном виде, изрядно изувеченный и с полумертвой женой, и
оказывается, что он здесь уже более полугода... А сегодня появляетесь вы и
намекаете на какие-то катастрофы, и вам позарез (иначе бы вы не появились)
нужно узнать, что сказала Волошина перед смертью и о чем я разговаривал с
Кимом. Воля ваша, Екатерина Федоровна, извольте объясниться.
снова на меня.
знаете, что с ними было?
как кошка. Поселились они в квартире профессора, в комнате Нины. Ким
учился словно вол (в смысле упорства, конечно). Он много читал, в его
распоряжении была ведь богатейшая библиотека тестя, и ему не приходилось
выстаивать в очередях в Ленинку. И тесть гордился зятьком и, кажется, не
раз упоминал его в беседах с институтским начальством. Пришла вожделенная
пора, Нина получила диплом и поступила в "Советское искусство", а еще
через два года закончил и Ким и не без некоторой подачи тестя поступил в
аспирантуру. Все шло путем.
четвертом курсе он присоединился к "Союзу демократической молодежи против
правительственного произвола" (СДМПП, двадцать шесть человек). Выяснилось,
что он был активным распространителем "Информационного листка",
разоблачавшего противоправные действия КГБ, прокуратуры и партийной элиты.
Выяснилось, что он участвовал в жутком заговоре против здоровья и жизни
членов Политбюро. И завертелось следствие.
журналистской деятельности Ульянова-Ленина был в бешенстве. Зятя он
называл не иначе, как грязным антисоветчиком, вонючим предателем и змеей,
пригретой на его, тестя, груди. Колотя себя по залысому лбу, он кричал о
волке, коего сколь ни корми, а он сожрет вдвое и еще харкнет тебе же в
морду. И он потребовал, чтобы Нина немедленно подала на разводи тем самым
смыла бы позорное пятно со славной фамилии Востоковых...
ей было страшновато, но страхи эти порождались не столько реальностями,
сколько предубеждениями. Ведь Екатерина Федоровна нигде в штате не
состояла, и ее работодатели, если и было им что-либо известно, никак этого
не показывали. Вдобавок разгорелся в ней некий азарт, ощутила она в себе
некое чувство протеста. Расхрабрившись, она нагрянула к Востокову и
потребовала у него вещи Нины и даже часть имущества, заведомо
принадлежавшего покойной Нининой матери. Востоков, осунувшийся,
полинявший, не стал возражать.
С работы ее, конечно, попросили, но она и не заметила этого. Бедняжка,
избалованная благополучной жизнью, еще не утратившая благородно-идиотских
иллюзий, не переставала надеяться, что дело кончится благополучно. Тут в
одночасье и рухнуло на нее зло.
наорали с ударениями кулаком по столу и с множественным топаньем ногами. И
у нее получился выкидыш. И она тронулась умом. И провела почти два года в
сумасшедшем доме. Екатерина Федоровна навещала ее там. Она сидела на
койке, тихая, почти неподвижная, и истаивала, как свеча. Потом ее сочли
выздоровевшей, и Екатерина Федоровна опять взяла ее к себе. Работать она,
конечно, больше не могла, да и никто бы не взял ее на работу, и она вела
их общее хозяйство, бесшумная и серая, как мышь... Материально, впрочем,
все обстояло благополучно: понемногу распродавались вещички, еще довольно
регулярно приходили анонимные переводы на небольшие суммы. При Нининых
потребностях...
Екатерине Федоровне известно немного и только в самых общих чертах. Он не
любил вспоминать. Хотя иногда его все же прорывало.
глаз. В первом лагере (Котлаг, Болотный мыс) за отказ выходить на работы
"суки" отрубили ему долотом палец ("Я его там сам и похоронил". - "Кого?"
- "Да палец же... Впрочем, собственный палец - это "кто" или "что?"). В
третьем лагере (Ворлаг, Медвежья свадьба) в лютых драках на выживание ему
сломали половину ребер и измолотили голову палками. Один лишь Бог - или
дьявол? - ведает, как ему удалось остаться в живых. С другой стороны, зная
характер Кима, нетрудно предположить, что в долгу он не оставался. Как-то
он вскользь упомянул, что года за два до освобождения (Сурлаг,
Соплечистка) его оставили в покое ("паханы распорядились, не иначе"), и
он, по его выражению, смог слегка восстановиться.
великой. То ли угодили в немилость следователи, которые оформили его дело.
То ли возымели силу ходатайства влиятельных родственников кого-то из его
подельщиков. А скорее всего, шли какие-то таинственные процессы в системе
карательных органов, и победившие спешили собрать побольше обвинений
против проигравших, чтобы с новыми силами обрушиться на истинных, по их
мнению, еретиков.
неуверенно коснулась пальцем его груди и проговорила: "Ты?" Он заплакал,
прижал ее к своей провонявшей телогрейке.
хотел он оставаться в Москве. Он вспомнил, что был когда-то (давным-давно)
неплохим механиком. Несколько дней беготни, несколько простынь анкет и
заявлений, и они с Ниной отбыли по оргнабору в Ольденбургскую, тогда еще
Новоизотовскую, область, а здесь уже не составило большого труда
определиться в Ташли некий район.
чем мне.
Алиса всхлипывала и промакивала глаза платочком. Старый редактор сидел,
низко опустив голову. Моисей Наумович в задумчивости рассматривал свою
чайную ложечку. Наконец я решился и произнес осторожно:
искренне благодарны вам... Но я по-прежнему не могу понять вашего интереса
к последним словам несчастной Нины Волошиной и к моей беседе с Кимом. У
меня секретов нет, и я готов передать вам эту беседу слово в слово, но
если бы вы объяснились...
Видите ли, я приехала сюда не по своему желанию. Я, видите ли, жена
Востокова. Мы поженились давно, еще когда Нина содержалась в психушке...
плечами. Взглянул на старого редактора. Ну конечно, он все знал. Но какое
мне дело? Екатерина Федоровна продолжала, держась за спинку стула:
приехал бы сам. Он хотел... Собственно, он хотел узнать, не вспомнила ли
Нина о нем перед смертью. Видите ли, он уверен, что тоже скоро умрет. Он
очень боится некоторых встреч по ту сторону Вселенной. Психоз, конечно, но
я не могла ему отказать. Я-то знаю, что Бог в бесконечном милосердии своем
простит ему все - и всем нам тоже... Спасибо большое за угощение, мне
пора.
прихожей, Алиса мыла чайную посуду. Она вдруг спросила:
Затем медленно проговорил:
функцию темперамента, обстоятельств и поступков.