просыпаюсь ночью от какого-то хриплого мяуканья. Кошки дерутся, что ли? Но
уже знаю, что не кошки. Подкрался к окну, выглянул. Стоит. Прямо посреди
лужайки. Что - не понимаю. Вроде треугольное, огромное, белое. Пока я
глаза протирал, смотрю - тает в воздухе. Как приведение, честное слово.
Они у них так и называются: "призраки". Я наутро у Корнея спросил, а он
говорит: это, говорит, наши звездолеты класса "призрак" для перелетов
средней дальности, двадцать световых лет и ближе. Представляете? Двадцать
световых лет - это у них средняя дальность! А до Гиганды, между прочим,
всего восемнадцать...
них здесь должен работать, кто-то же эту ихнюю благодать обеспечивает...
Вот Корней мне все твердит: учись, присматривайся, читай, через три-четыре
месяца, мол, домой вернешься, начнешь строить новую жизнь, то, се, войне,
говорит, через три-четыре месяца конец, мы, говорит, этой войной занялись
и в самое ближайшее время с ней покончим. Тут-то я его и поймал. Кто же,
говорю, в этой войне победит? А никто не победит, отвечает. Будет мир, и
все. Та-ак... Все понятно. Это, значит, чтобы мы материал зря не
переводили. Чтобы все было тихо-мирно, без всяких там возмущений,
восстаний, кровопролития. Вроде как пастухи не дают быкам драться и
калечиться. Кто у нас им опасен - тех уберут, кто нужен - тех купят, и
пойдут они набивать трюмы своих "призраков" алайцами и крысоедами
вперемешку...
мне. Башкой понимаю, что иначе быть не может, что только такого человека
они и могли ко мне приставить. Башкой понимаю, а ненавидеть его не могу.
Наваждение какое-то. Верю ему, как дурак. Слушаю его, уши развесив. А сам
ведь знаю, что вот-вот начнет он мне внушать и доказывать, как ихний мир
прекрасен, а наш - плох, и что наш мир надо бы переделать по образцу
ихнего, и что я им в этом деле должен помочь, как парень умный, волевой,
сильный, вполне пригодный для настоящей жизни...
кого мы молимся, он уже обгадить успел. И фельдмаршала Брагга, и
Одноглазого Лиса, великого шефа разведки, и про его высочество намекнул
было, но тут я его, конечно, враз оборвал... Всем от него досталось. Даже
имперцам - это, значит, чтобы показать, какие они здесь беспристрастные. И
только про одного он говорил хорошо - про Гепарда. Похоже, он его знал
лично. И ценил. В этом человеке, говорит, погиб великий педагог. Здесь,
говорит, ему бы цены не было... Ладно.
Гепард... Ну ладно, ребята погибли, Заяц, Носатый... Клещ с ракетой под
мышкой под бронеход бросился... Пусть. На то нас родили на свет. А вот
Гепард... Отца ведь я почти не помню, мать - ну что мать? А вот тебя я
никогда не забуду. Я ведь слабый в школу пришел - голод, кошатину жрал,
самого чуть не съели, отец с фронта пришел без рук, без ног, пользы от
него никакой, все на водку променивал... А в казарме что? В казарме тоже
не сахар, пайки сами знаете какие. И кто мне свои консервы отдавал? Стоишь
ночью дневальным, жрать хочется - аж зубы скрипят; вдруг появится, как
из-под земли, рапорт выслушает, буркнет что-то, сунет в руку ломоть хлеба
с кониной - свой ведь ломоть, по тыловой норме - и нет его... А как в
марш-броске он меня двадцать километров на загривке тащил, когда я от
слабости свалился? Ребята ведь должны были тащить, и они бы и рады, да
сами падали через каждые десять шагов. А по инструкции как? Не может идти
- не может служить. Валяй домой, под вонючую лестницу, за кошками
охотиться... Да, не забуду я тебя. Погиб ты, как нас учил погибать, так и
сам погиб. Ну, а раз уж я уцелел, значит, и жить я теперь должен, твоей
памяти не посрамив. А как жить? Влип я, Гепард. Ох и влип же я! Где ты там
сейчас? Вразуми, подскажи...
Вылечили, как новенького сделали, даже ни одного зуба дырявого не осталось
- новые выросли, что ли? Дальше. Кормят на убой, знают, бродяги, как у нас
со жратвой туго. Ласковые слова говорят, симпатичного человека
приставили...
себе еды. Корней что-то странное соорудил - целый клубок прозрачных
желтоватых нитей - что-то вроде дохлого болотного ежа, - все это залепил
коричневым соусом, сверху лежат кусочки и ломтики то ли мяса, то ли рыбы,
и пахнет... Не знаю даже - чем, но крепко пахнет. Ел он почему-то
палочками. Зажал две палочки между пальцами, тарелку к самому подбородку
поднес и пошел кидать все это в рот. Кидает, а сам мне подмигивает.
Хорошее у него, значит, настроение. Ну, а у меня от всех моих мыслей, да и
от груш, наверное, аппетита почти не осталось. Сделал я себе мяса.
Вареного. Хотел тушеного, а получилось вареное. Ладно, есть можно, и на
том спасибо.
А ты что поделывал?
мне бы здесь, с этим домом разобраться, и я ляпнул:
я тебе дал... Набирай номер и отправляйся.
какая-нибудь. Засадили они мне ее в мозг, и теперь она время от времени у
меня выскакивает.
чего я там не видел? Вообще-то, конечно, не мешает посмотреть... Подумал
я, сколько мне еще здесь надо посмотреть, и в глазах потемнело. И ведь это
только посмотреть! А надо еще запомнить, уложить в башке все это кирпичик
к кирпичику, а в башке и так все перемешалось, будто я уже сто лет здесь
болтаюсь, и все эти сто лет днем и ночью мне показывают какое-то
сумасшедшее кино без начала и конца. Он ведь ничего от меня не скрывает.
Нуль-транспортировка? Пожалуйста! Объясняет про нуль-транспортировку. И
вроде бы понятно объясняет, модели показывает. Модели понимаю, а как
работает нуль-кабина - нет, хоть кол на голове теши. Изгибание
пространства, понял? Или, скажем, про эту пищу из тюбиков. Три часа он мне
объяснял, а что осталось в голове? Субмолекулярное сжатие. Ну, еще
расширение. Субмолекулярное сжатие - это, конечно, хорошо и даже
прекрасно. Химия. А вот откуда кусок жареного мяса берется?
сунулся ему помогать, только тут у них и одному делать нечего. Всего и
приборки-то: в середине стола лючок открыть и все туда спихнуть, а уж
закрывать и не надо, само закроется.
ленту сделал. В старинном стиле, плоскую, черно-белую. Тебе понравится.
какая-то. Про любовь. Любят там друг друга двое аристократов, а родители
против. Есть там, конечно, пара мест, где дерутся, но все на мечах. Снято,
правда, здорово, у нас так не умеют. Один там другого ткнул мечом, так уж
без обману; лезвие из спины на три пальца вылезло и даже, вроде,
дымится... Вот им еще, например, зачем рабы нужны. Замутило меня от этой
мысли, еле я дотерпел до конца. Вдобавок курить хотелось дико. Корней, как
и Гепард, курение не одобряет. Предложил даже излечить от этой привычки,
да я не согласился: всего-то от меня изначального одно это, может быть, и
осталось... В общем, попросил я разрешения пойти к себе. Почитать, говорю.
Про Луну. Поверил. Отпустил.
приехал, для себя переоборудовал. Тоже, между прочим, намучился. Корней
мне, конечно, все объяснил, но я, конечно, ничего толком не понял. Стою
посреди комнаты и ору, как псих: "Стул! Хочу стул!". Только потом
понемногу приспособился. Здесь, оказывается, орать не надо, а надо только
тихонечко представить себе этот стул во всех подробностях. Вот я и
представил. Даже кожаная обшивка на сиденье продрана, а потом аккуратно
заштопана. Это когда Заяц, помню, после похода сразу сел, а потом встал и
зацепился за обшивку крючком от кошки. Ну и все остальное я устроил как у
Гепарда в его комнатушке: койка железная с зеленым шерстяным покрывалом,
тумбочка, железный ящик для оружия, столик с лампой, два стула и шкаф для
одежды. Дверь сделал, как у людей, стены - в два цвета, оранжевый и белый,
цвета его высочества. Вместо прозрачной стены сделал одно окно. Под
потолком лампу повесил с жестяным абажуром...
этого на самом деле здесь нет. И оружия у меня, конечно, никакого в
железном ящике нет - лежит там один мой единственный автоматный патрон,
который у меня в кармане куртки завалялся. И на тумбочке ничего нет. У
Гепарда стояла фотография женщины с ребенком - рассказывали, что жены с
дочерью, сам он об этом никогда не говорил. Я тоже хотел поставить