тонкости своего восприятия, позволяющего ей предугадывать и понимать
множество вещей, которых не видят другие, гордясь своим умом, высоко
ценимым столькими выдающимися людьми, и не сознавая ограниченности
своего кругозора, она считала себя существом, ни с чем не сравнимым,
редкостной жемчужиной в этом пошлом мире, который казался ей пустым и
однообразным, потому что она была для него слишком хороша.
причина постоянной скуки, которая томит ее; она винила в этом окружающих
и возлагала на них ответственность за свою меланхолию. Если им не
удавалось забавлять ее, веселить, а тем более восхищать, так только
потому, что им не хватало привлекательности и подлинных достоинств. "Все
убийственно скучны, - говорила она смеясь. - Терпимы только те, которые
мне нравятся, и только потому, что они мне нравятся".
Прекрасно зная, что успех не дается без труда, она прилагала все
старания, чтобы обольщать, и не знала ничего приятнее, как наслаждаться
данью восторженного взгляда и умиленного сердца - этой неукротимой
мышцы, которая приходит в трепет от одного слова.
первого дня она ясно почувствовала, что нравится ему. Потом мало-помалу
она разгадала его недоверчивую природу, втайне уязвленную, очень
глубокую и сосредоточенную, и, играя на его слабостях, стала оказывать
ему столько внимания, такое предпочтение и такую искреннюю симпатию, что
он в конце концов сдался.
ее присутствии, что он покорен, молчалив и лихорадочно возбужден. Но он
все еще удерживался от признания. Ах, признания! В сущности, она не
очень-то любила их, потому что, если они бывали чересчур пылки, чересчур
красноречивы, ей приходилось проявлять жестокость. Два раза она даже
была вынуждена рассердиться и отказать от дома. Но она обожала робкие
проявления любви, полупризнания, скромные намеки, тайное преклонение; и
она проявляла исключительные такт и ловкость, добиваясь от своих
поклонников такой сдержанности.
которых изливается томящееся сердце, - ясные или только намекающие, в
зависимости от характера человека.
четыре страницы! Она держала его в руках, охваченная радостным трепетом.
Она вытянулась на кушетке, скинула на ковер туфельки, чтобы устроиться
поудобнее, и стала читать. Она была удивлена. Он в серьезных выражениях
объяснял, что не хочет из-за нее страдать и что уже достаточно хорошо
знает ее и не хочет быть ее жертвой. В очень учтивых фразах,
преисполненных комплиментов, в которых всюду прорывалась сдерживаемая
страсть, он признавался, что ему известна ее манера вести себя с
мужчинами, что он тоже пленен, но решил сбросить с себя грозящее ему
иго, уйти от нее. Он просто-напросто возвращается к своей прежней
скитальческой жизни. Он уезжает.
этим четырем страницам нежно-взволнованной и страстной прозы. Она
встала, надела туфли, начала ходить по комнате, закинув рукава и обнажив
до плеча руки, которые прятала в кармашки халата, комкая письмо.
этот пишет превосходно: искренне, взволнованно, трогательно. Он пишет
лучше Ламарта: его письмо не отзывается литературой".
папироску из саксонской фарфоровой табакерки. Закурив, она направилась к
зеркалу и увидела в трех различно направленных створках трех
приближающихся молодых женщин. Подойдя совсем близко, она остановилась,
слегка поклонилась себе, слегка улыбнулась, слегка, дружески, кивнула
головой, как бы говоря: "Прелестна! Прелестна!" Она всмотрелась в свои
глаза, полюбовалась зубами, подняла руки, положила их на бедра и
повернулась в профиль, слегка склонив голову, чтобы как следует
разглядеть себя во всех трех зеркалах.
собою, окруженная тройным отражением своего тела, которое находила
очаровательным; она восторгалась собою, была охвачена себялюбивым и
плотским удовольствием от своей красоты и смаковала ее с - радостью,
почти столь же чувственной, как у мужчин.
застававшая ее перед зеркалом, говорила не без ехидства: "Барыня так
глядится в зеркала, что скоро их насквозь проглядит".
власти над мужчинами. Она так любовалась собою, так холила изящество
своего облика и прелесть всей своей особы, выискивая и находя все, что
могло еще больше подчеркнуть их, так подбирала неуловимые оттенки,
делавшие ее чары еще неотразимее, а глаза - еще необыкновеннее, и так
искусно прибегала ко всем уловкам, украшавшим ее в собственном мнении,
что исподволь находила все то, что могло особенно понравиться
окружающим.
обладала бы той обольстительностью, которая влюбляла в нее почти всех,
кому не был чужд от природы самый характер ее очарования.
улыбавшемуся ей (изображение в тройном зеркале зашевелило губами,
повторяя ее слова): "Мы еще посмотрим, сударь". Потом, пройдя через
комнату, она села за письменный стол.
четыре. Я буду одна, и, надеюсь, мне удастся успокоить Вас относительно
той мнимой опасности, которая Вас страшит.
Простое серое платье - светло-серое, чуть лиловатое, меланхоличное, как
сумерки, и совсем гладкое, с воротником, облегавшим шею, с рукавами,
облегавшими руки, с корсажем, облегавшим грудь и талию, и юбкой,
облегавшей бедра и ноги.
направилась ему навстречу, протянув руки. Он поцеловал их, и оба сели;
она молчала, желая удостовериться в его смущении.
написали, знаете ли, довольно дерзкое письмо.
чрезвычайно, до грубости откровенен. Я мог бы удалиться без тех
неуместных и оскорбительных объяснений, с которыми я к вам обратился. Но
я решил, что честнее поступить сообразно со своим характером и
положиться на ваш ум, хорошо мне известный.
будем говорить до тех пор, пока вы не убедитесь окончательно, что вам не
грозит решительно никакой опасности.
смеху что-то ребяческое.
пугает меня. Она опять стала серьезной.
написали мне также, что я отчаянная кокетка; признаю это, но от этого
никто не умирает, никто даже, кажется, особенно не страдает. Случается
то, что Ламарт называет "кризисом". Вы как раз н находитесь в состоянии
кризиса, но это проходит, и тогда впадают.., как бы это сказать.., в
хроническую влюбленность, которая уже не причиняет страданий и которую я
поддерживаю на медленном огне у всех моих друзей, чтобы они были мне как
можно преданнее, покорнее, вернее. Ну что? Согласитесь, что я тоже
искренна, и откровенна, и резка Много ли вы встречали женщин, которые
осмелились бы сказать то, что я вам сейчас говорю?
же время задорный, что он не мог не улыбнуться.
огне, прежде чем их воспламенили вы. Они пылали и обгорели, им легче
переносить жар, в котором вы их держите А я еще никогда не испытал этого
И с некоторых пор я предвижу, что если отдамся чувству, которое растет в
моем сердце, это будет ужасно.
коленях руки, сказала:
кажется мне призрачным Вы полюбите меня - пусть так. Но нынешние мужчины
не любят современных женщин до такой степени, чтобы действительно
страдать из-за них. Поверьте мне, я знаю и тех и других Она замолчала,
потом добавила со странной улыбкой, как женщина, которая говорит правду,
воображая, что лжет: