выстроенном после пожара тереме. Хмелем и житом осыпают молодых у входа.
Кусают хлеб - кто больше, едят кашу крутую... Стены трещали, как гулял
Олекса, и громко славил молодого хор:
Новгород!
посадил жену учиться счету и разной торговой премудрости. Богат был старый
Завид и жаден, да глуп. Только-то и умела Домаша писать да читать по
складам. А ведь купеческая жонка! Ну как, ежели без мужа, товар принять?
Тряхнул кудрями Олекса, долго не думал, сам взялся за дело. Сидел рядом,
чувствуя теплое плечо жены, объяснял терпеливо, сколько серебра в марках
да ливских фунтах.
Колывани*, пускай по пять марок четыре фердинга, да сельдей бочек хоть с
двадцать. Тута пиши! Да соли немецкой полтретья берковца. Теперича
сочти-ко, как мне его дешевле провезти? Первое: водою до Котлинга, от
Котлинга до Ладоги, от Ладоги сюда. Тута сосчитай ладейнику, за перевалку,
по порогам кормчему пол-окорока - это три марки кун. Либо по Луге да
волоком в Кибу, а тамо Мшагою, Шелонью и по Ильмерю. А то, может, горою,
по зимнему пути? Горою - повозникам, да кормного на лошадей ветхими кунами
тринадесять резан. Ладейное, повозное, мытное, княжую виру - не забудь. За
провес прикинь. То все помнить надоть. Записала? Дай-ко! Ну! Ладейнику
много поставила, скинь ногату. Вишь, ладья-то больше подымает, дак не один
наш товар возьмет, и плата не с одного. Теперича считай все на серебро.
Сколь будет, тута запиши и сложи потом.
выводила буквы цифири.
лицо.
горнице. Домаша опять склонилась над рукописанием, повернув к нему русый
затылок. Видел, заходя сбоку, как покорно она шевелит губами... <И зачем
жонкам добре грамоте розуметь? - мелькнула грешная мысль. - А что? -
одернул сам себя. - Лучше добро считать да беречь будет! Да и детям
способнее с нею тогда>. Детям... Детей ныне четверо! А в ту пору только
еще первенца ожидали.
спросила Домаша, подымая на него трепетные синие глаза.
Гостинополье платят, да повозникам. От них по дворам вразнос торговать, и
то прибыль. Умница ты, жонка моя!
Герасиму на духу... Да теперича вот со Станятой повелась, и грех прикрыт!
Глядит Олекса в сияющее лицо жены. Была тоненькая сначала, а после первого
ребенка, того, покойного, и ростом стала выше, и в плечах и в бедрах
раздалась, налилась женским дородством и красотою. А губы и сейчас
полураскрыты, как тогда, у девочки, и такие же распахнутые ресницы
вздрагивают.
зипун, распустив пояс. Домаша ходила, отдавая приказания, знала, что ждет.
Вот взялась за дугу двери, взошла.
мужа, распрямилась, обволакивая взглядом, медленно развязывая повойник,
вынимая серьги из ушей, распуская опояску... Зардевшись, помедлила. Не
вытерпел, встал...
рубаху, она не противилась, только крепче охватывала его шею полными
руками, зарываясь лицом в бороду. (Всегда стеснялась, когда разглядывал
муж, даже в лампадном полумраке изложницы.) На руках, тяжелую, отнес на
постель, гладил груди, из которых каплями сочилось молоко, тискал, сжимал,
целовал в шею, в сочные горячие губы, чувствуя тот же трепет и жар в
сильном, истосковавшемся теле жены.
по лицу, расчесывала волосы, пропуская между пальцев. Полузакрыв глаза,
наслаждался.
перебежала к поставцу и, пока пил, роняя на колени холодные капли,
опустилась на мохнатую медвежью шкуру, охватила, прижалась головой,
грудью, всем телом. Только выдохнул, откинул ковшик прямо на медведицу,
схватил Домашу под мышки, румяную, счастливую, поднял... Уложил на постель
бережно, натягивая сбитое в ноги шубное одеяло. Прошептала, не раскрывая
глаз:
приникая к нему, пышное горячее тело жены.
вспомнилось для чего-то, и тоже стало хорошо. И с тем заснул.
зари. Спал, не слышал Олекса, как тихо, бережно, стараясь не будить,
поднялась Домаша, надела рубаху - выходила кормить ребенка, - как снова
легла, прижимаясь, только во сне крепче обнял ее, ощутив под рукой. Не
слыхал, как встала на заре распорядиться по хозяйству и укутывала его
мохнатым шубным одеялом.
улыбаясь, вспоминая давешнее. Потом решительно вскочил, потянулся с
хрустом, поведя плечами; босыми ногами соступил со шкуры и прошелся,
ежась, по полу.
играет кровь, и весь полный еще истомой ночи, шлепнул по спине, рука
озорно сама проехалась ниже.
бедрами, не то скидывая руку Олексы, не то...
Посняков Андрей
Афанасьев Роман
Прозоров Александр
Ларссон Стиг
Березин Федор
Шилова Юлия