Чтение 6–й страницы книги ~Чайный клипер~

брезентовом плаще с откинутым наголовником. - Чего кричишь спозаранок? -
спросил он недовольно. - Мне бы хозяина... - На что? - Поговорить надо. Не
возьмет ли купец меня в команду?

Вахтенный повнимательней присмотрелся к парню, стоявшему на причале с
узелком в руке, и ответил добрее: - Будить хозяина рано. Погоди пока...

Он скрылся за рубкой. От нечего делать Егор стал прогуливаться по
пристани. Походил, походил - надоело. Сел на тумбу, положив узелок на
колени. - Скоро ли выспится купец? Долго ли ждать?

Тумба была влажной и холодной, сидеть на ней неприятно. Он опять стал
ходить по пристани. Обеспокоено поглядывал на берег: "Не прикатил бы сюда
дед на своем кауром..." - Егор даже прислушался, не гремит ли по мостовой
телега. Но было по-прежнему тихо. Он опять подошел к кораблю.

На шхуне скрипнула дверь, и послышались шаги. Кто-то, видимо камбузник1,
выплеснул за борт из ведра помои. Налетели чайки, покружились возле борта и
скрылись.

Наконец снова вышел вахтенный и позвал: - Эй, парень, давай сюда!

Егор поднялся на палубу, и вахтенный провел его к хозяину. Тот только что
умылся и, стоя посреди каюты, расчесывал костяным гребешком волосы. Положил
гребешок на полочку, надел шерстяную куртку и сел на рундук2. Лицо у него
было доброе, мужицкое, с крупным носом и спокойными серыми глазами.

- Ну, что скажешь, парень?

- Плавать хочу. Примите в команду.

- А в море-то бывал?

- Еще не бывал. Но знаю паруса, мог бы матросом служить...

- Откудова у тя парусно знанье?

- Дед мастерскую держит.

- Как его зовут?

- Зосима Иринеевич... Кропотов.

- А-а, - протянул купец. - Кропотов? Так бы сразу и сказал. Тебя ведь
Егором кличут? Ну вот что, Егор, взять тебя на шхуну я не могу. И весь
разговор.

- Отчего не можете? Какая причина?

- Дед вечор3 у меня был. Объявил тебе полный запрет. Иди-ко домой...

Егор вспыхнул:

- Я уж не маленек! Сам волен свою судьбу решать.

Купец улыбнулся снисходительно.

- И не маленек, да не волен. Надо слушаться деда. Он большую жизнь
прожил. Не обижайся, парень, но взять тебя не могу, - хозяин развел руками,
посмотрел на Егора сочувственно и поднялся с рундука.

Егор пытался его упросить, но понапрасну. Ему ничего не оставалось, как
расстаться со шхуной.

"Когда же дед успел предупредить хозяина "Тамицы"? - думал Егор, сойдя на
пристань. - Ну, хитрован! Он, видно, после обеда сюда поехал... Ну, дед, ну,
дед! Откудова такая прыть?" - Егору было и смешно и больно: море от него
ускользало.

А если попроситься на другое судно? Егор вспомнил о кормщике, которому
вчера перевозил кладь, и пошел искать бот. Он стоял не на прежнем месте, а
правее. На палубе никого не было. По сходням, которые, видимо, не убирали на
ночь, Егор взошел на палубу и, никого не увидев, нарочито громко кашлянул,
чтоб услышали. Дверь люка в носу открылась, и на палубу поднялся вчерашний
знакомый кормщик.

- А, это ты, парень? Здорово!

Кормщик подошел к борту, справил малую нужду и обернулся.

- Вчера ты говорил, что матрос вам надобен. Возьми меня, - попросил Егор.

- Дак ведь мы за кордон не ходим. В губе4 барахтаемся...

- Начинать с малого - тоже не худо. Поплаваю с вами, а там поглядим.

Кормщик сказал, отводя взгляд в сторону: - Понравился ты мне, парень...
шибко понравился. Да вот дед твой, Зосима, ни в коем разе не велел брать
тебя в команду.

- Он что, все парусники обошел? Всех хозяев и кормщиков уговорил? - в
великой досаде выкрикнул Егор, поглядев на кормщика с бота так, будто тот
был во всем виноват.

- Не вешай носа, парень. Еще наплаваешься.

- Да возьми ты, возьми-й-! Я сам буду ответ держать перед дедом, -
принялся упрашивать Егор.

- Я ему слово дал, - признался кормщик. - А слово мое твердое. Не
обижайся...

Егор покинул бот.

Очутившись опять на пристани, он пришел немножко в себя от великой досады
и растерянности и осмотрелся. Соловецкие парусники, что грузились вчера,
ушли. У стенки стояли две обшарпанные рыбацкие шхуны, насквозь пропахшие
треской и селедкой, да однопарусная шняка. С досады Егор сунулся на эти
суденышки, но везде получил один ответ:

- Дед не велел. А мы его уважаем, и слово дедово переступить не можем.
Плавай, парень, по своей Соломбалке1. Там тихо, не укачает... - Что делать?
Куда податься? А что если сходить на Смоляную пристань? Уж там-то дед,
наверное, не был...

Егор отправился вверх по реке берегом, к Смольному буяну2.

Он в расстроенных чувствах быстро шел вдоль берега, уже мало надеясь на
то, что ему повезет, и досадуя на моряков, которые его не поняли и не взяли
плавать. Конечно же, виноват во всем дед: "Ну-ка, обошел все парусники и
закрыл мне дорогу в мере... Но разве этим меня удержишь? Что я буду за
мужик, если своего не добьюсь?"

Такие мысли всполошно метались в голове паренька, и он все прибавлял
ходу, стремясь к задуманной цели.

Город просыпался. На звоннице Рождественской церкви сонный звонарь бухнул
в колокол. Баба в пестром сарафане и рыжих бахилах спускалась к реке с
корзиной на плече - полоскать белье.

Вот и буян - речная пристань. Сюда, как слышал Егор, парусники приходили
грузиться древесной смолой. Ее приплавляли в Архангельск на больших плотах
из вельских боров сначала по Ваге, а затем - по Двине.

На невысоком угоре - крытые сараи. Ближе к берегу уложены рядами под
открытым небом бочки со смолой. Весь берег заполнен ими. О сваи пристани, о
борта двух пузатых морских карбасов с голыми мачтами бились мелкие волны.
Под берегом, на отмели - лодки горожан.

Больших парусников у причалов не было видно, и Егор совсем было упал
духом, но тут же повеселел, когда поглядел на реку: напротив пристани на
порядочном отдалении, на глубине стоял на якоре барк3.

От него к берегу направлялся шестивесельный вельбот4 с двумя матросами.
Один греб, другой сидел у руля. Вельбот плыл медленно, потому что работал
веслами только один человек.

От города к пристани спускались, размахивая руками и громко
переговариваясь не по-русски, шестеро моряков. Впереди: шел высокий мужчина
в плаще и широкополой шляпе, с трубкой в зубах. Он на ходу вынимал трубку
изо рта, сплевывал в сторону и опять совал ее в рот. За ним - матросы в
форменках и крепких башмаках.

"Иноземцы - подумал Егор. - А что ежели попроситься к ним на корабль? Уж
с ними-то наверняка дед не встречался".

Матросы столпились на пристани в нетерпеливом ожидании. Высокий в плаще
выбил о каблук пепел из трубки и упрятал ее в карман. Неожиданно все
принялись хохотать...

Егор подошел к ним, снял шапку. Высокий, тот, что носил плащ и шляпу,
спросил: - Что хочет сказать рашен юнга?

Егор посмотрел на иноземца. Лицо у него было чуть опухшее, измятое, голос
хриплый, точно с похмелья. Оно и было так - с похмелья. Всю ночь матросы
провели в увеселительном заведении, отводя душу перед отплытием домой.

- Хочу спросить, не возьмете ли меня к вам на корабль матросом?

Иноземцы переглянулись. Высокий переспросил:

- К нам? Матроз?

- Да, да - закивал Егор.

- Юнга море хотеть?

- Хочу плавать. Вы - англичане? В Англию бы с вами пошел...

- Твой хотеть Инглэнд?1 - спросил опять моряк в плаще. - Юнга знай
паруса? Работай паруса мог?

- Я знаю парусное дело, - сказал Егор. Англичане, сбившись в круг, стали
советоваться, поглядывая на Егора. Он слышал отрывистые фразы и часто
повторяемое "кэптэн, кэптэн..."2 Наконец высокий моряк сказал:

- Вэри вэлл3.

Один из матросов подошел к Егору и вдруг облапил его своими дюжими
ручищами со спины, пытаясь повалить на причал. Матросы захохотали. Егор
устоял на ногах, вывернулся и сунул моряку кулаком в живот. Англичанин
скорчился и притворно заохал, прижав руки к животу. Остальные опять
принялись хохотать, посматривая на Егора уже одобрительно. Матрос выпрямился
и похлопал его по плечу. Это было совсем непонятно Егору: "То дерется, то по
плечу хлопает, как своего приятеля". Высокий сказал:

- Это испытай твой сила.

- "Ага, испытывают, - крепок ли я, есть ли силенка", - догадался Егор.

- Вэри вэлл! - повторил высокий. - Будем барк ехай вельбот.

Как ни хотелось Егору уйти в море, сердце у него все же екнуло. Он был и
рад тому, что наконец-то удалось осуществить задуманное, и к этой радости
примешивалась тоска: ведь теперь ему придется расстаться с Архангельском, с
Соломбалой, с родными и уйти неизвестно куда не с русскими моряками, а с
иноземцами, не зная ни языка, ни обычаев чужой страны... Уйти, может быть,
надолго...

Но раздумывать не приходилось. Моряки уже садились в вельбот, подваливший
к пристани. Высокий, взяв Егора за локоть, повелительно указал глазами вниз,
и Егор легко спрыгнул в шлюпку. Моряк в плаще сел последним и опять стал
набивать трубку, а остальные взялись за весла.

Рулевой развернул вельбот носом к кораблю.

"Прощай, Архангельской город, прощайте, дедушко, маменька и Катя!" - с