брезентовом плаще с откинутым наголовником. - Чего кричишь спозаранок? -
спросил он недовольно. - Мне бы хозяина... - На что? - Поговорить надо. Не
возьмет ли купец меня в команду?
узелком в руке, и ответил добрее: - Будить хозяина рано. Погоди пока...
пристани. Походил, походил - надоело. Сел на тумбу, положив узелок на
колени. - Скоро ли выспится купец? Долго ли ждать?
ходить по пристани. Обеспокоено поглядывал на берег: "Не прикатил бы сюда
дед на своем кауром..." - Егор даже прислушался, не гремит ли по мостовой
телега. Но было по-прежнему тихо. Он опять подошел к кораблю.
выплеснул за борт из ведра помои. Налетели чайки, покружились возле борта и
скрылись.
умылся и, стоя посреди каюты, расчесывал костяным гребешком волосы. Положил
гребешок на полочку, надел шерстяную куртку и сел на рундук2. Лицо у него
было доброе, мужицкое, с крупным носом и спокойными серыми глазами.
Егором кличут? Ну вот что, Егор, взять тебя на шхуну я не могу. И весь
разговор.
прожил. Не обижайся, парень, но взять тебя не могу, - хозяин развел руками,
посмотрел на Егора сочувственно и поднялся с рундука.
расстаться со шхуной.
пристань. - Ну, хитрован! Он, видно, после обеда сюда поехал... Ну, дед, ну,
дед! Откудова такая прыть?" - Егору было и смешно и больно: море от него
ускользало.
вчера перевозил кладь, и пошел искать бот. Он стоял не на прежнем месте, а
правее. На палубе никого не было. По сходням, которые, видимо, не убирали на
ночь, Егор взошел на палубу и, никого не увидев, нарочито громко кашлянул,
чтоб услышали. Дверь люка в носу открылась, и на палубу поднялся вчерашний
знакомый кормщик.
шибко понравился. Да вот дед твой, Зосима, ни в коем разе не велел брать
тебя в команду.
великой досаде выкрикнул Егор, поглядев на кормщика с бота так, будто тот
был во всем виноват.
принялся упрашивать Егор.
обижайся...
и растерянности и осмотрелся. Соловецкие парусники, что грузились вчера,
ушли. У стенки стояли две обшарпанные рыбацкие шхуны, насквозь пропахшие
треской и селедкой, да однопарусная шняка. С досады Егор сунулся на эти
суденышки, но везде получил один ответ:
Плавай, парень, по своей Соломбалке1. Там тихо, не укачает... - Что делать?
Куда податься? А что если сходить на Смоляную пристань? Уж там-то дед,
наверное, не был...
то, что ему повезет, и досадуя на моряков, которые его не поняли и не взяли
плавать. Конечно же, виноват во всем дед: "Ну-ка, обошел все парусники и
закрыл мне дорогу в мере... Но разве этим меня удержишь? Что я буду за
мужик, если своего не добьюсь?"
ходу, стремясь к задуманной цели.
в колокол. Баба в пестром сарафане и рыжих бахилах спускалась к реке с
корзиной на плече - полоскать белье.
грузиться древесной смолой. Ее приплавляли в Архангельск на больших плотах
из вельских боров сначала по Ваге, а затем - по Двине.
открытым небом бочки со смолой. Весь берег заполнен ими. О сваи пристани, о
борта двух пузатых морских карбасов с голыми мачтами бились мелкие волны.
Под берегом, на отмели - лодки горожан.
духом, но тут же повеселел, когда поглядел на реку: напротив пристани на
порядочном отдалении, на глубине стоял на якоре барк3.
Один греб, другой сидел у руля. Вельбот плыл медленно, потому что работал
веслами только один человек.
переговариваясь не по-русски, шестеро моряков. Впереди: шел высокий мужчина
в плаще и широкополой шляпе, с трубкой в зубах. Он на ходу вынимал трубку
изо рта, сплевывал в сторону и опять совал ее в рот. За ним - матросы в
форменках и крепких башмаках.
с ними-то наверняка дед не встречался".
выбил о каблук пепел из трубки и упрятал ее в карман. Неожиданно все
принялись хохотать...
спросил: - Что хочет сказать рашен юнга?
хриплый, точно с похмелья. Оно и было так - с похмелья. Всю ночь матросы
провели в увеселительном заведении, отводя душу перед отплытием домой.
паруса? Работай паруса мог?
советоваться, поглядывая на Егора. Он слышал отрывистые фразы и часто
повторяемое "кэптэн, кэптэн..."2 Наконец высокий моряк сказал:
ручищами со спины, пытаясь повалить на причал. Матросы захохотали. Егор
устоял на ногах, вывернулся и сунул моряку кулаком в живот. Англичанин
скорчился и притворно заохал, прижав руки к животу. Остальные опять
принялись хохотать, посматривая на Егора уже одобрительно. Матрос выпрямился
и похлопал его по плечу. Это было совсем непонятно Егору: "То дерется, то по
плечу хлопает, как своего приятеля". Высокий сказал:
рад тому, что наконец-то удалось осуществить задуманное, и к этой радости
примешивалась тоска: ведь теперь ему придется расстаться с Архангельском, с
Соломбалой, с родными и уйти неизвестно куда не с русскими моряками, а с
иноземцами, не зная ни языка, ни обычаев чужой страны... Уйти, может быть,
надолго...
к пристани. Высокий, взяв Егора за локоть, повелительно указал глазами вниз,
и Егор легко спрыгнул в шлюпку. Моряк в плаще сел последним и опять стал
набивать трубку, а остальные взялись за весла.