Чтение 6–й страницы книги ~Русь Изначальная том1~

Из табунщиков только один увернулся было от стрелков, внезапно
вставших между табуном и сторожами. Вздыбив коня, он повернул его в
воздухе на задних ногах, будто оба они были одним телом. И уже опускался,
готовясь растянуться в бешеной скачке. Аркан лег на шею хазарина, вырвал,
бросил на землю. Он не успел очнуться, оглушенный паденьем. Все равно,
коль и очнулся бы. Набежавший слобожанин рубанул концом меча шею хазарина.

Ратибор победил табунщиков. Не тот час шел, чтобы считать добычу или
гордиться успехом.

Слобожане ловили для себя коней. Заарканенный конь отступал храпя.
Обманув, сзади на лошадиную спину прыгал россич. Сдавленный ногами, конь
вскидывался. И, оглушенный тяжким ударом кулака между ушей, смирившись,
падал на четыре ноги.

Светало все заметнее. Успокоившийся табун пасся далеко от хазаров.
Ратибор послал двоих отогнать лошадей еще дальше. От головы балки еще не
доносилось ни звука. Совы молчали.

Рожденный в степи не любит леса, остерегается чащи. Лесная дебрь
принадлежит лесным людям. Кто привык с ровного места озирать округу верст
на двадцать, а с холма - на все пятьдесят, вольно-невольно, а
преувеличивает опасности леса. Он ценит красоты оголенной земли, лес для
него - безобразное скопление деревьев. Для степняка в лесу нет примет, нет
дороги. Есть реки, но степняк не поместится в лодке вместе с лошадью.

В степи много примет и много дорог. Степняки ходят считанными
перегонами, ночью по звездам, днем по солнцу. Они знают, откуда дуют ветры
и какие следы ветры оставляют на песках, куда и откуда течет вода, на что
похожи очертанья возвышенных мест. И не приметами ли дорог сделались
оставленные забытым народом каменные боги? Если изменит память - поможет
выделанная до тонкости древесного листа полупрозрачная баранья кожа. На
ней приметы нанесены несмываемой черной краской из железной окалины.

Хазарский загон не знал дорогу на Рось, но у них был проводник. Он
побывал на Рось-реке лет двадцать тому назад. Память, не обремененная
излишним знанием, хранит нужное навсегда. Проводник вел загон так, будто
месяцы прошли, а не годы.

Верхушки далеких рощ кажутся, если смотреть из степи, стадами,
замершими под солнечным зноем. Явившись на границе степей, они напоминают
о близости цели. Как горы, леса защищают иную жизнь. Лесные дебри давят на
вольную степь, подобно каменной стене. И, так же как стена, лес охраняет
чье-то богатство.

Проводник указывал привалы. Он привел и к этой балке с ручьем
особенно вкусной воды. На юге не часта хорошая вода. Степняк умеет
довольствоваться горькими и солеными водами. Чем дальше к северу, тем
слаще источники.

В загон шло более девяти десятков бывалых охотников за рабами. В мире
много пастбищ, удобных для стад коров, овец и верблюдов. Много диких птиц,
диких зверей. Людей - мало. Раб не только ценен, он - необходим.

Во сне хазары любовались крепкими мальчиками и нежными девочками,
которые быстро забудут свой народ и речь родителей, видели красивых женщин
и сильных мужчин - они будут верно служить господину, у них не будет
выбора. И еще над привалом витала мечта о наслаждении властью, пусть
кратковременной, зато безграничной властью победителя в час, когда
противник сломлен и все позволено сильнейшему. Для одного этого стоит
одолеть тяготы дорог и скитаний, стоит рискнуть своей жизнью. Упоение
желаний, скованных обычно, никогда не удовлетворенных и вдруг выпущенных
на волю, как звери из клеток!

Уже различались очертания вещей, почти можно было видеть краски,
когда усыпленное вниманье сторожей привала пробудил конский топот. Он
доносился откуда-то сзади, с юга, из степи. Ближе и ближе топочут кони.
Изощренный слух степняка угадывает табун голов в тридцать-сорок. Топот
вдруг прекращается: дикие кони почуяли людей! Опять топочут, приближаются,
удаляются. Наверно, дикие кони пришли на обычный водопой и взволнованы
препятствием.

День близится, близится. Пора будить товарищей. Дикие кони бегут
совсем близко. И вот - появляются всадники.

Не сразу, пораженный неожиданностью, хазарский сторож сознает обман,
постигает хитрость напавших. Запоздалые крики поднимают спящих.
Развернувшись полумесяцем, всадники молча сваливаются в балку. Они здесь!
Всадник оставляет дротик в поверженном геле.

...Лесные наездники секут твердым уклад-железом мечущихся хазаров.
Иные бьют сразу обеими руками: в одной - меч, в другой - секира. Вслед
конным спешит десяток пеших слобожан. Им добивать хазаров, которых
разбросают, размечут всадники.

На скаку слобожане прочесали привал. Повернули - пешие бьются с
опомнившимися хазарами. Мало пеших слобожан, а идут кулаком, колют и рубят
разбившихся хазаров. Один хазарин отбежал, зовет. К нему уже собирается
кучка. Первые хазарские стрелы змеями свистнули по балке. Тесно, колено к
колену, слобожанские всадники прянули в хазарскую кучу, на копья, на визг
и особый пугающий лошадей рев хазаров. Сзади ударили и пешие. На крики
прискакал Ратибор с десятком молодых.

Сломленные хазары, кто стоял еще на ногах, разбежались, рассыпались.
Верные выучке, слобожане не разбрелись, преследуя. Они носились по
привалу, убивали и добивали. Хазары не просили пощады. Просили бы - не
получили. Нет и не будет пощады между лесом и степью, степью и лесом.

Россичи не держали рабов для хозяйства. Иное дело, попадись пленник
весной, перед поездкой на днепровское торжище. Можно бы недолго за ним
присмотреть да и положить в челн вместе с другим товаром. Ныне же торжище
давно кончилось. На Торг-острове остались одни ямы от шатров, уголье в
очагах, сложенных под открытым небом. Там, на утоптанной доплотна земле,
поднялся подорожник, в ровиках засохла всякая нечистота после скопления
людей.

И бежит, бежит в степь, сам не зная зачем, безоружный уже хазарин.
Чтобы лишний раз вздохнуть и продлить уже потерянную жизнь... Стрела
взвивается послушной дугой. Приметив место, чтобы взять потом стрелу,
слобожанин озирается, ищет недобитых.

Не замеченное никем солнце поднялось высоко. Помощник победителя. Вот
колышется трава - там кто-то ползет. Слобожанин скачет. Навстречу прыгает
отчаявшийся хазарин, тщетно питается отбить натиск, в котором вложена мощь
и человека и коня...

Тихое утро обещает жаркий день. Безветренный воздух дышит ароматом
цветения трав. Но на разбитом хазарском привале смердит кровью,
распалившимся человеческим телом. Смутно глядят очи опомнившихся воинов,
тошнота подступает к горлу молодых слобожан, впервые испытавших боевое
похмелье. Ратибор запнулся о тело, и будто ужалила ногу подколодная змея.
Полный непонятных чувств, в смятении мыслей без слов, он ужаснулся чему-то
никогда не испытанному. Не жалость, не сомнение - неизъяснимое чувство
овладело молодым воином.

А другие спешили обежать балку Сладкого ручья и не скупились на
милостивый удар, чтобы усыпить хазарина, обреченного тяжкими ранами на
медленную смерть.

И везде рыскали всадники, вглядываясь в заросли трав, как в поиске
потерянного, дорогого.

Не уйти затаившемуся хазарину, не послужить ому в провожатых для
другого набега.

Велики счеты крови между Лесом и Степью, Степью и Лесом.

Со злом пришли хазары - нашли зло. Не нарушает справедливости
отвечающий хитростью на хитрость, мечом на меч. Кто первый задумал - тот
виновник. Не ходить хазарам к Рось-реке, а на Сварожьих внуках пет
преступления против извечной правды. Так было, так будет.

Отдав дань душевной тревоге, Ратибор очнулся. Слобожане прилежно
возились на взятом привале. Собирали оружие, складывали рядами стрелы к
стрелам, луки к лукам. Будто на торгу, лежали кривые и прямые сабли, мечи,
одни с узкими, другие с широкими клинками, с загнутыми острожалыми
концами. Круглые щиты казались черепашьими черепами. Обтянутые жесткой
кожей, окованные кольцом по всему краю, щиты были усыпаны выпуклыми
железными бляхами, хитро набитыми так, чтобы удар, скользнув по одной,
затупился бы о другую.

Боевые дубинки-палицы были похожи на цепилки от цепов; на утолщенном
конце выпучивались железные или медные граненые яблоки с шипами, на тонком
конце был закреплен ременный темляк для запястья. Чеканы-топорики были
насажены на полированный рог, отпаренный и выпрямленный, с насечками
поперек. Само топорище было, как и русское, двоякое: с одной стороны -
узкий топор, с другой - загнутый клюв в четверть длины. Железо было
черненое, чтобы не выдавать владельцев блеском лучей.

Мало взяли доспехов - всего полторы дюжины. Хазарский доспех похож на
росский: кожаная рубаха с нашитыми конскими копытами или железными
бляхами, длинная, с разрезами, чтобы прикрыть и бедра всадника. Шлемы
хазарские круглые, с низкой шишкой на темени. Росские шлемы глубже, на
темени не шишка, а острие.

В кучи кидали черные и желтые сапоги, простые и расшитые цветными
ремешками и нитками, и крепкие новые, и побитые железным стременем, с
голенищами, потертыми стременным ремнем. Штаны кожаные и из невиданных
тканей, пояса длиной по десять локтей, рубахи, плащи... С прорехами от
оружия, меченные кровью...

Ночной поход и горячая битва разожгли голод. Кто раньше опомнился,
тот успел похватать мясо из хазарских котлов. И вновь служили котлы, в них
варилось мясо наспех забитого хазарского жеребенка. Больше трех сотен