Долго прислушивался к разговору в юрте, где ночевали хозяин и жена. Ночь
прошла спокойно. Утром хозяин привел серого мерина.
в какую сторону едешь? В эту? Там будет курень. Как перевалишь вон ту
двугорбую сопку, так сразу за ней...
курень. Решил проверить.
решил, что ничего удивительного и нет. Люди же... Это зверье шарахается
друг от друга... А что бы подумал этот хозяин, если бы узнал, что он едет
к хори-туматам, чтобы направить их на эти земли, на эти юрты?
когда-то тонкий и гибкий, как тальниковый прутик, стал крепким, сильным
воином. Лицо огрубело, переносье рассекли две строгие морщинки, только
взгляд остался прежним, внимательно-пытливым, с затаенной усмешкой в
глубине зрачков. Он нисколько не удивился, увидев Чиледу.
На могучих грудях халат того и гляди лопнет.
понять, почему ее люди прозвали Толстая.
над узкими глазами показалось привлекательным.
все потому, что из лука я стреляю лучше любого мужчины. Чтобы не звать
меня Ботохой-мэрген, он прицепил к имени - Толстая. Такой у меня муж!
внутренняя стремительность, редкая для полных женщин.
нашел у хана?
жизнь. Могли сделать рабом - под моим началом сотня воинов.
хотели скормить блохам. Я ненавижу меркитов!
что они держали его в собачьей яме. Если бы они не будоражили степь, не
сеяли в ней зло, кто бы тронул его, когда вез Оэлун?
Давно это было. Тогда ты, кажется, говорил о ненависти к тайчиутам...
поджаривающего на углях кусочки печени, Бэрхэ-сэчена с худым, болезненным
лицом, услышал его глуховатый голос...
спутник человека... Соль - гуджир, выступающая в низинах, делает землю
бесплодной, ненависть - степь безлюдной. Это я хорошо понял,
Дайдухул-Сохор. Трудна была наука, но я понял... Но можно ли любить людей,
вечно сеющих зло?
осекся, замолчал. Ботохой-Толстая уловила его душевное смятение, перевела
разговор на другое.
нами?
втроем. К седлу Дайдухул-Сохора была приторочена труба, скрученная из
полосы бересты.
Густое сплетение гибких веточек багула и мха было похоже на толстый, слабо
укатанный войлок, прогибающийся под копытами коней. Остановились у ключика
с ледяной водой, расседлали лошадей, отпустили пастись. Дайдухул-Сохор
разложил небольшой огонь, принес жертву духам леса и гор, потом затоптал
головни, и они пошли пешком. Перевалив через гору, на другом ее склоне, в
густом мелком сосняке, остановились. За сосняком была широкая плешина,
покрытая редкой, низкой кустарниковой порослью и зелеными пятнами
брусничника.
трубу, привалился спиной к сосне.- Ночь будет тихая, ясная. Хорошо...
темно-красные ягоды брусники. Набрала горсть, протянула мужу.
вечера?
горой. Оттуда потянуло ощутимым холодком. Лес молчал. Но в его глубинах,
чувствовалось, таится жизнь.
ней. Вся сила на нее уходит.
ведете, нам удавалось избегать...
В том месте, где скрылось солнце, небо было сначала золотисто-розовым?
краски медленно выгорали, розовый цвет густел, вскоре он превратился в
малиновый, а потом и в красный. Дайдухул-Сохор обломил ветки, мешающие
обзору, тенькнул тетивой лука, пробуя, туго ли она натянута.
плешину перед ними.
резче. Звук взломал тишину, покатился над лесом, медленно замирая. Выждав,
когда звук умрет, Дайдухул-Сохор протрубил еще раз. После этого он и
Ботохой-Толстая взяли луки. Чиледу тоже положил стрелу на тетиву, прижал
ее пальцами.
напряжения заныли пальцы, сжимающие стрелу. Ответный рев изюбра заставил
Чиледу вздрогнуть. Густое утробное мычание возникло где-то в глубине леса,
подрагивая, поднялось выше, раскатилось над деревьями.
голову с белыми поблескивающими рогами, серый лоснящийся бок, казалось,
был покрыт изморозью. Чиледу начал натягивать лук. Его остановил
Дайдухул-Сохор. Кивком головы он показал в сторону. Чиледу повернул
голову. Справа в черноте сосняка похрустывали сучья. Оттуда рысью выскочил
второй изюбр, круто оборвал бег. Мгновение животные стояли неподвижно,
потом разом, как по сигналу, ринулись друг на друга. С костяным треском
сомкнулись рога, защелкали копыта, взрывая землю.
неустрашимости, что Чиледу стало не по себе. Животные то расходились, то
кидались в битву вновь. Из ноздрей вместе с горячим паром вырывался
надсадный крик, он становился все более громким и тяжким. Оба изнемогали в
драке. Но больше уже не расходились, толкали друг друга, сминая кустики.
На короткое время замирали. И все начиналось сначала.
сцепились рогами.
прикончу. А вы разводите огонь.
мягких коленях жены. Он смотрел на летящие в черное небо искры, на ветку
сосны, покачиваемую жаром огня.
прозвучала насмешка.
Но мы ни у кого ничего не просим. Чаще просят у нас.
меркитами.