Наконец, начала плести.
что говорит, - ответил Рава. - Те, которые поняли, рассказывали, что она
ему предсказала великую будущность, что королевство его станет сильным и
могущественным, и он станет наравне с императорами и наибольшими монархами
в свете, а затем, насупившись, она добавила, что будет дальше. Над тобою
кровь! Амадеи! Амадеи... Ты осчастливишь свой народ, земли твои расцветут,
неприятель покорно упадет к твоим ногам, ты завладеешь его землями, но ты
лично не познаешь счастья в жизни... Того, что ты больше всего желаешь,
Господь тебе не даст! Амадеи!..
твой род, а корона перейдет в чужие руки.
докончив последние слова, она схватила себя за волосы и с криком:
"Амадеи!" - убежала в лес. Отойдя немного, она начала бить себя рукою в
грудь, указывая на себя и повторяя: "Амадеи!" Но королевич в это время был
уже у себя в шатре и ничего не слышал. Венгерцы, проходившие мимо, нам
рассказали, что она, вероятно, была из рода этих Амадеев. Мы думали, что
он скоро об этом забудет, но пророчество это было подобно напитку,
действие которого человек не чувствует, когда его пьет, а лишь позже,
когда хмель начинает его разбирать. С той поры король постоянно вспоминает
об этом предсказании.
чихание не наздравствуешься! Откуда такая нищенка может знать, что Господь
кому предназначает.
бродяга, кто знает, откуда она это берет, какой силой она обладает, и кто
ей эту силу дает, Господь или сатана, а ведь всем известно, что ведьмы
знают будущее.
будет его наказывать, если он не виновен?
выбрал себе невесту по вкусу и по нраву, и когда у него родится сын, то
старуха будет уличена во лжи.
ему по вкусу, но какой прок от этого; говорят, что она его боится и не
хочет.
бы ему не сосватали опять немку. Немцев вроде Ганса фон Пфортена у нас
слишком много наплодилось при дворе и в городах. Если бы мы еще получили
королеву-немку, то с ней бы нахлынули придворные и челядь!.. Хоть удирай
тогда на конец света.
Добка к ним медленно приблизился мужчина, немного старше их обоих,
высокий, толстый, шарообразный, с рыжеватыми волосами, с веснушками на
лице, на котором выражались гордость и презрение, как будто он считал себя
гораздо выше всех тех, на которых он смотрел, и стал подслушивать их
разговор. Он вздрогнул, услышав в устах Добка свое имя: Ганс фон Пфортен.
Это был немец, несколько лет уже находившийся на службе короля; ему часто
поручали устройство гонок и турниров по западному обычаю. Уверенный в
расположении короля, вспыльчивый, гордый, он часто имел столкновения с
Добком Боньчей, который являлся судьей в его спорах с придворными.
послал их к чертям.
воскликнул:
А я тебе, проклятый немчура, еще раз повторю: убирайтесь вы все отсюда к
тому же самому дьяволу, о котором ты только что вспоминал, или обратно в
свою страну. Вы нам тут на наших нивах воздух портите.
издают! А между тем, вы вынуждены всему учиться у них! Чем бы вы стали без
нас? Чем? Вы бы до сих пор еще одевались в звериные шкуры!
достоинства, без запальчивости поднялся со своего места.
проходимец! - сказал он повелительным тоном.
- Нет, не можешь!
и стараясь сохранить самообладание, он воскликнул:
Иначе плохо будет.
собираясь напасть на беззащитного.
которой тот держал меч, как железными тисками, он выхватил из его рук
оружие и начал бить своего противника. Не успел тяжеловесный немец
осмотреться, как он уже лежал на земле, а удары на него сыпались один за
другим, пока железный клинок не разломался на куски. Ганс, припертый к
земле, тщетно делал усилия, чтобы освободиться от Добка, обрушевшегося на
него всей своей тяжестью.
что пришел его последний час, потому что Добек, давно точивший зубы против
него, безжалостно наделял его ударами.
женщины, придворные, которые, услышав непонятные для них слова, со смехом
перевирая их, повторяли:
поколотив изрядно свою жертву, он ее бросил, не желая над ней издеваться.
стихла, и к ужасу своему увидел короля, стоявшего на расстоянии трех
шагов.
направился к сборищу; грозно, но вместе с тем и с ироничной улыбкой, он
глядел на Добка, стоявшего перед ним, как преступник.
хорошо сложенный, во цвете сил и здоровья, с благородным лицом, которому
оттенок печали придавал особенную привлекательность, он имел в себе что-то
величественное, смягченное необычайной красотой, и вовсе не был горд.
бархатной шапочкой на голове, в плаще и мечом у пояса, Казимир стоял,
подбоченившись, и переводил взгляд с Боньчи на немца, который, весь в
пыли, со стоном поднимался с земли и, увидев короля, обратился к нему с
жалобой...
Боньче, и, быстро отвернувшись от него, ушел.
"Фредрой", и это прозвище так и осталось за ним и в последствии перешло на
его род.
охоты: ожидали известия из Праги от короля Яна и его сына маркграфа Карла.
заключил союз с королем Яном, с этим пылким, беспокойным и воинственным
рыцарем, предпринимавшим всевозможные походы и постоянно нуждавшимся в
деньгах. Бывшие недавно враги теперь стали союзниками.
польского орла, который был изображен на знамени с чешскими львами, с тем,
чтобы отказаться от всяких притязаний на корону. Ему отдали Силезию, а
кроме того, Казимир дал ему отступного в несколько десятков тысяч.
служил опорой против крестоносцев. Теперь дело шло о том, чтобы стать в
более близкие отношения с люксембургцами, рыцарский дух которых король
отчасти ценил.
своего мужа-баварца. Казимиру дали надежду на брак с ней; он с радостью
ухватился за эту мысль, потому что двадцатисемилетняя вдовица была
известна своей красотой и умом и могла дать ему давно желанного
наследника, о котором он так мечтал.
жены. Отец и брат старались склонить печальную вдовушку к этому браку.
Были слухи, что она была против и боялась этой страны, подвергавшейся
нападениям со стороны татар и не обладавшей ни те богатством, ни роскошью,
к которым она так привыкла.