много пережил в нем и плохого и хорошего. Там, по Господской улице, нашему
брату, матросу, разрешалось ходить только по левой стороне, словно мы были
отверженное племя. На воротах парков были прибиты дощечки с позорнейшими
надписями: "Нижним чинам и собакам вход в парк воспрещен". Мытарили меня с
новобранства, чтобы сделать из меня хорошего матроса, верного защитника
царского престола. Получал разносы по службе, сидел в карцере, томился в
одиночной камере тюрьмы за то, что захотел узнать больше, чем полагается
нам. И все-таки, если выйду живым из предстоящего сражения с японцами, я с
благодарностью буду вспоминать об этом городе. Из села Матвеевского, из
дремучих лесов и непроходимых болот северной части Тамбовской губернии, где
в изобилии водится всякая дичь и зверье, до медведей включительно, я прибыл
во флот наивным парнем, сущим дикарем. И сразу же началась гимнастика мозга,
шлифовка ума. Не все были плохие офицеры, не все отличались жестокостью.
Находились и такие, от которых при умении, при настойчивом желании можно
было получить немалую пользу. Но главное заключалось в другом. Специальные
курсы баталеров, техника кораблей, плавание по морям, устройство портов,
воскресная школа, дружба с развитыми и сознательными товарищами, знакомство
со студентами, чтение нелегальной литературы - все это было для меня
чрезвычайно ново, все это обогащало разум и заставляло смотреть на жизнь
по-иному.
золотом. Мое появление в семье было праздником и для меня и для моих родных.
Все жители села приходили полюбоваться матросской формой, невиданной в наших
краях: фланелевой рубахой с синим воротником форменки, брюками
навыпуск, серебряными контриками на плечах, атласной лентой, обтягивающей
фуражку, золотой надписью - название корабля. Дети
Сильвестра, а мои малолетние племянники и племянницы - Поля, Егор, Маня,
Анюта, Ваня, Петя, Федя - смотрели на меня с таким удивлением, как будто я
свалился к ним с неба. И сыпались бесконечные вопросы: широкое ли море,
какова его глубина, видел ли я в нем трех китов, на которых держится земля,
какой величины корабль, на котором я плавал. Я объяснял им, а они от
изумления восклицали:
котором ходила только в церковь. Я смотрел на нее и думал: "Где предел
материнской любви?" Она приберегла для меня бутылку малинового сока, совала
мне яблоки или горячие пышки. Но больше всего меня удивило ее обращение со
мной на "вы". Я протестовал против этого, но она отмахивалась руками:
побольше, чем здешние женщины. А вы теперь вон какой стали. Ни в одном селе
такого нет.
разубедить ее в этом.
половиной годочка протянуть! Вот уж он был бы вами доволен...
кроткие голубые глаза мерцали радостью.
сообщение, что меня отправляют на войну, я перед отходом судна получил от
матери ответное письмо. Я не мог без слез читать строки, полные тревоги и
глубокой скорби. В заключение она писала, что день и ночь будет молиться за
меня, а я должен хранить ее благословение и помнить: "материнская молитва со
дна моря спасает".
боцманов, работали матросы. Были люди и на мостике, и в башнях, и в
батарейной палубе, и в трюмах, и в машинном отделении. Не считая рабочих,
которые скоро будут высажены на берег, девятьсот моряков обслуживали
корабль. И уносит он нас в неведомые края, туда, где буйствуют огненные
вьюги, гася человеческие жизни, - либо победить врага, либо самому погибнуть
в безвестной пучине. Разве за них, за этих матросов и офицеров, не молятся
матери так же, как и за меня? И разве у наших врагов менее любящие матери, и
разве они не проливают слезы, обращаясь к своему богу?
андреевский флаг, продолжал отмерять морские мили.
небо, словно кто мокрой тряпкой смахнул с него грязь облаков.
разбросанные по просветленной водной шири. На взгорье, в солнечных лучах,
начал выявляться город Ревель с его остроконечными кирхами, с крутыми
черепичными крышами домов, с круглыми башнями и зубчатыми стенами старинных
построек на скалах. Здесь, несмотря на все старания царского правительства
русифицировать Эстонию, на всем сохранился отпечаток готической архитектуры.
На рейде, недалеко от гавани, стояли корабли 2-й эскадры. Наш "Орел"
присоединился к ним и, заняв место в колонне однотипных броненосцев, бросил
якорь.
вступили в период боевой подготовки. Принимали все меры для защиты эскадры
от внезапного нападения противника, хотя до него было еще очень далеко.
кораблей защищал вход в рейд, освещая его прожектором. Мористее него ходили
два дозорных миноносца и минные катеры.
пребыванием на судне вносили разлад в наш внутренний распорядок. Опасались и
крамолы. Мне самому пришлось встретиться с одним рабочим. Оглядел он меня
круглыми глазами и, почесав за ухом, спросил:
парочку: муж дьякон, а жена у него попадья. Как это вышло, а?
и то ничего не говорят:
больше намеками, но я понимал его. Выходило так, что если мы победим
противника, то этим самым только больше укрепим свое правительство. То же
самое я слышал и на берегу от интеллигенции. Все передовые люди радовались
нашим неудачам. Казалось, эта часть русского общества никогда не была так
охвачена пораженческими идеями, как в эту войну, ибо она раскаляла народ,
вскрывая перед ним все наши государственные язвы. В каком же дурацком
положении оказались мы, моряки, отправляющиеся на Дальний Восток! Если мы
восторжествуем над японцами, то нанесем вред
необходимой для задыхающейся России, как свежий воздух. С другой стороны, мы
не можем спокойно подставлять свои лбы под неприятельские снаряды. Наш
проигрыш и наша гибель будут считаться позором, и над теми, какие вернутся с
войны, будут смеяться:
оставило среди матросов какой-то след.
флагманском броненосце "Суворов", который уже порядочное время находился в
плавании, люди совсем не были подготовлены к бою. Вот что писал об этом
адмирал Рожественский в приказе N 69:
для отражения минной атаки.
приготовления отразить нападение: команда и офицеры еще спали; только
несколько человек вахтенного отделения с трудом были извлечены из мест
отдыха, но и те не знали, куда им идти; ни один прожектор не был готов
осветить цель, вахтенные минеры отсутствовали; никто не заботился даже о
палубном освещении, необходимом для действия артиллерии..." Дальше адмирал
просил младших своих флагманов и командиров проверить, как обстоит в этом
отношении служба на других кораблях, и о результатах немедленно донести ему.
с другими кораблями в пробном отражении минной атаки. Над морем густо висела
осенняя ночь. Было тихо. И вдруг в этой тишине раздалась боевая тревога.
рассекая тьму, заскользили по ровной поверхности моря, нащупывая щиты,
буксируемые миноносцами. С других судов, хотя и с опозданием, открыли
орудийную стрельбу по этим щитам, а у нас по трапам и палубам все еще
метались люди.
Сертаков Виталий
Влодавец Леонид
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Браун Дэн
Суворов Виктор