в него свои зубы. Твой бледнолицый брат бежал от вождя Соленого моря.
чужеземца во время его скитаний.
ночью или погибнет от лихорадки? Хотя ни ей, ни ее родичам он не сделал
ничего плохого.
мико, - заносчиво возразила индианка, но тут же лицо ее посветлело, и она
поспешно добавила:
сначала давай спрячем его в большом дупле.
пальметто. Это стоило им огромного труда. Белая Роза, как подкошенная,
упала на землю. У Канонды еще хватило сил прислонить юношу к поваленному
стволу, после чего она тоже рухнула на траву.
ветвях уже густел сумрак, когда Роза, как уговорились, разбудила Канонду.
Индианка живо вскочила на ноги, и вскоре девушки углубились в лес.
диким виноградом, образовал у основания причудливое подобие пещеры, в
которой могло бы поместиться десятка два человек. Тщательность, с какою
пещера была прибрана, равно как и близость источника свидетельствовали о
том, что здесь во время охоты нередко ночуют индейцы.
через минуту вернулась. Девушки поспешили к старому кипарису и, собрав
целые охапки испанского мха, покрывающего его сучья, понесли их в пещеру,
чтобы устроить там постель. Индианка притащила ко входу несколько гнилых
стволов: ночью сюда мог наведаться медведь или ягуар.
нагнулась к юноше и прошептала:
к своему брату и смачивать его рану бальзамом.
можно было бы счесть покойником.
раскинулась довольно просторная поляна, протянувшаяся примерно на три мили
вдоль берега и на полмили вдававшаяся в лес. Среди силуэтов мангров и
пальм, из-за зеленых тынов, образуемых зарослями мирта, поднимались
струйки дыма, и если повнимательнее приглядеться, можно было заметить
лепившиеся к высоким стволам коробочки хижин, окруженных грядками с
капустой и табаком. Деревня насчитывала, должно быть, не менее пятидесяти
жилищ. Ни облик их, ни расположение не отличались каким-либо единообразием
и порядком. Они были построены из самых простых материалов, взятых у
природы в почти необработанном виде. На стены шли мелкие сучья хлопкового
дерева, щели затыкались испанским мхом. Кровли крепились не деревянными
клепками, как у обитателей Аллеганских гор, а жердями из пальметто. Окон в
жилищах не было вовсе, и дым выходил либо через отверстие в потолке, либо
через дверь. Вернее сказать, и двери не было тоже. Вход закрывался
подвешенным на палке куском бизоньей шкуры, днем она просто откидывалась
на довольно низкую крышу.
живописных группах деревьев, под коими ютились хижины, что было вызвано
практическими соображениями: так спасались от палящего летнего солнца.
Отменная чистота и опрятность этого клочка земли тоже придавали ему
своеобычный и притягательный вид.
мощно катит свои волны в озеро, заключен в оправу роскошной темной зелени,
вздымающейся по обоим берегам, а горстки хижин завороженно обступили
раскидистых великанов. Все напоминало сказочный затерянный мир.
крайних вигвамов виднелись фигурки, - их кожа отливала медью. Они носились
и прыгали среди невысокого кустарника, кувыркались, с непостижимой
резвостью скатывались к реке. Поодаль, в глубине деревни - вереницы
мальчиков постарше, их игры уже смахивали на упражнения воинов. То, что
они изображали, видимо, означало разведку во вражеский стан. Один из них с
кошачьей осторожностью прятал добычу, другие приникли к земле и, по звуку
угадав маневры приближающихся врагов, переходили затем в стремительное
наступление. Это испытание остроты слуха и зрения повторялось несколько
раз, после чего юноши выстраивались в так называемые индейские шеренги и,
приняв воинственные позы, начинали бой. Их тупые деревянные томагавки
свистели в воздухе, грозя нешуточными ударами, взлетали, сшибались,
трещали под ударами или, чтобы не наделать беды, уклонялись от цели. Не
всегда это получалось ловко и сноровисто, но в каждом взмахе была своя
особая грация.
деревни. Удивительная невозмутимость и столь темпераментная проба сил
казались одинаково естественными, и тем самым усиливался контраст. Перед
каждой из хижин сидело несколько скво с дочерьми. Они спокойно лущили
бобы, трепали коноплю или укладывали сушиться табак. Младенцы дремали в
своих корытообразных люльках, подвешенных к внешней стене жилища. Руки и
ноги женщин были охвачены ремешками из бизоньей кожи, и - никакой одежды,
кроме лоскутка калико на бедрах.
размеру строения, которые на первый взгляд можно было принять за рубленые
дома или молельни белых поселенцев. Оба они, как и прочие, лепились к
тутовым деревьям, но выделялись не только размерами, но и некоторой
затейливостью и были окружены подобием беседок из пальмовых и мангровых
листьев. Тропинки к деревьям вели через довольно обширные лужайки.
пятьдесят мужчин. Окутанные клубами табачного дыма, они сидели на
корточках. У каждого - трубка от трех до пяти футов длиной. Одеты все были
примерно одинаково: охотничья куртка из калико открывала бронзовый торс,
перехваченный вампумом, набедренный платок доходил до колен. Все были
длинноволосы - здесь не носили косиц на выстриженной голове.
покалякать, но нельзя было не заметить, что каждый занимал свое место по
строго установленному ранжиру.
образовали более молодые. Взгляды, полные доверия и обожания, были
устремлены в самый центр, где виднелась фигура огромного старика, судя по
всему, - вождя этого народца.
иссохшее тело изборождено вспухшими венами. Распахнутая грудь напоминает
изрубленную ножом доску, вся кожа испещрена следами ранений. На лице -
выражение стоической суровости и, в то же время, покорности судьбе. И было
в его гордых резких чертах еще нечто такое, что говорило о грузе душевных
страданий: семь лет гонений, поставившие племя на грань вымирания,
наложили печать на весь облик мико окони. Голова его была опущена, он
сидел молча, погруженный в глубокое раздумье.
внутреннем полукольце пожилой индеец. Слова его прозвучали и как вопрос, и
как горькая истина. Вождь минуту помолчал, а затем, не меняя позы, с
непререкаемым достоинством глухо произнес:
народа.
сумку, выхватил пригоршню табачных листьев и с каким-то ожесточением
принялся перетирать их.
второй индеец.
мои глаза, - тем же скорбным тоном ответил вождь. - Их тела устилают
землю, подобно осенним листьям. Длинные ножи и карабины бледнолицых
напоены их кровью. Никогда уже не смогут крики вырыть из земли свои
томагавки. Но семь и семь раз по семь солнц назад предсказал это своим
братьям Токеа. Вот его слова:
деревья. Один хороший удар томагавка, и она бессильно падает на землю. И
тогда ствол свободен. Но пройдет время и новые побеги перебитой лозы с
предательской лаской охватят деревья и мало-помалу заглушат их. Знайте:
бледнолицый - это лоза. Он пришел сюда слабым, он был слаб и тогда, когда
Токеа метнул свой первый томагавк. Но с тех пор он оплел нас по рукам и
ногам и, точно лоза, раскинул свои сети по нашим лесам и долинам. Племя
бледнолицых разрослось. Они сжигают нас огненной водой, рубят длинными
ножами и пожирают с ненасытностью голодных зверей. И ни зерно с наших
пашен, ни вся дичь лесов не смогут насытить их утробы. И краснокожему
останется только покинуть землю предков..."
добавил вождь. - Семь солнц назад предостерег их мико, и это было его
последним предупреждением. Он послал своих гонцов к великому Текумсе,
чтобы вновь завязать разрубленный узел единства. Его гонцы раскурили с
вождем трубку мира, и Текумсе обещал им вступить в бой, как только
заслышит воинственный клич мускогов. Но наши братья мускоги закрыли перед
Каменистый Артем
Афанасьев Роман
Березин Федор
Афанасьев Роман
Пехов Алексей
Орлов Алекс