Чтение 6–й страницы книги ~Маздак~

руки...

Он замечает вдруг, что приподнялся над кустами, и быстро прячется.
Теперь она с рабыней Пулой моет большой хорасанский ковер. Отец ее,
благородный ритор, скупает и отправляет ромеям персидские ковры. Все
педагоги и наставники академии занимаются чем-нибудь еще. Но так, чтобы не
узнал ректор, а главное -- епископ мар Бар-Саума. И студенты, которые не
имеют хозяйства поблизости, тоже торгуют, помогают считать язычникам или
учат слову божию недорослей. Им позволяется в каникулы...

Это Тыква, с которым делит он жилище, рассказывал про волосы у
гречанок. И про все другое, если не врал.

Смеется над ним Тыква, потому что меньше всех он здесь. Женатые тоже
учатся у них. А Тыкву он видел с Пулой, как ушли они в крепость и вдруг
пропали в траве. И с наставником Пинехасом ходит туда рабыня ритора. Что же
они там...

А тут, во дворе, эта самая рабыня Пула о чем-то разговаривает с ней,
касается ее руки и белого хитона, когда свертывает ковер. Они уже закончили
мытье. Пула налила для нее чистую воду в корыто. Девочка стала туда одной
ногой, старательно отмывает ее от пыли. Совсем белое колено там, куда не
попадает солнце. Еще выше моет она ногу, и он зажмуривает глаза...

Что-то рассыпается в кустах. Он вздрагивает и отлепляет от щеки
черешневую косточку. Пула смеется. Лицо его становится влажным. Но нет,
рабыня ничего не говорит ей. И сама уже не смотрит в его сторону. Обе они
затаскивают ковер за дом, где солнце...

Осторожно выбирается он из колючих кустов, лезет через камни. Неужели
увидела его рабыня ритора?.. У Пулы крепкие ноги, вздернутый нос и
распущенные волосы цвета конского каштана. И пахнет от нее чем-то таким.
Наверное, травой из крепости. На нее всегда оглядываются студенты и толкают
друг друга, а она идет через площадь и не смотрит. Когда рабыня идет так,
плечи у нее двигаются. Может быть, неправда все, что рассказывал про нее
Тыква!..

Через заросший бурьяном ров перебегает он, и вот уже стена академии.
Стершийся от локтей пролом, камни приставлены с этой стороны. Но за стеной
кричит на кого-то мар Бобовай. Нужно бежать к большим воротам, пока нет там
эконома...

Старый Хильдемунд со своей бочкой въезжает во двор. Можно спрятаться за
ней. В мастерской, через которую идти в книгохранилище, слабые и увечные
шьют верблюжьи седла в каникулы. Никто не смотрит на него. Он торопливо
оттаскивает засов с дубовой двери...

Книги лежат рядами, одна на другой, тяжелые, черные. Запах кожи и воска
от них. Но не они нужны, а те, что вытащил утром мар Бобовай из большого
сундука с медным запором. Этих не дают студентам. Даже ему, в помощь эконому
состоящему библиотекарем, пришлось читать их урывками. Все языческие книги
скупают для одного важного перса. Сам мар Бар-Саума отбирает

и отправляет их ему в Ктесифон. Вчера этот перс приехал с войском и
белым слоном, которого везет в подарок от царя царей ромейскому кесарю...

Их все меньше, таких книг, с розовыми, красными, сиреневыми
переплетами, с золотыми и бронзовь[ми женщинами на застежках. Когда за
истинную веру изгоняли академию из Эдессы, ромейские стражники зажгли
костер. Все рукописи без знака креста бросили туда: латинские, греческие и
еврейские...

И пахнут они иначе: чем-то тревожным, волнующим. Он провел рукой по
тусклому пергаменту и вздохнул. Девочку с белыми коленями и родинкой у брови
тоже зовут Еленой. Самое красивое имя было у жены царя греков, про которого
эта книга с обгоревшим углом. Неужели против бога такие прекрасные стихи.
Господь любит поэзию, иначе лишил бы языка царя Соломона. Но ректор мар
Нарсей тоже не позволяет их читать, а только логические и математические
сочинения. Можно еще языческую историю в выдержках...

Следующую рукопись приходится подклеивать. Между строк расползлись
бурые пятна... "Боги построили Рим, и боги хранят эти стены. Что нам Юпитера
гнев, ежели Цезарь здоров!.." Громовым и твердым был язык ромеев-латинян.
Покорности учил Спаситель, и они распяли его...

У персов язык пехлеви другой. Слова кованые и звонкие, как из бронзы.
Только произносят их по-разному. Будто трогают струны чанга -- говорят
здесь, в Нисиби-не, городе на границе. А солдаты из Ктесифона проглатывают
середину, и слова рвут струны. Святое имя Авраам носит он, а диперан Фаруд,
которому по поручению епископа помогал он составлять списки христианских
колен города, зовет его с арийским выговором -- Абрамом...

Сходные с пехлеви звучания есть у ромейских греков, но сам язык не
похож. Как из мрамора он, и нельзя ничего ни прибавлять, ни отсекать от
фразы...

Языки, как и книги, пахнут по-разному. Одни -- травой, другие -- теплым
молоком или морем. И цвет у каждого свой: синий, красный, золотой. Даже
привкус от слов различный остается во рту. Спокойные и неспокойные бывают
они...

Епископ мар Бар-Саума, который берет его к себе по четвергам для
переписки, удивляется, что нет для него чуждого языка. Разве трудно ощущать
людскую речь?

Когда каркинские купцы отдали в приношение академии старого раба
Хильдемунда, ворчание его тоже казалось непонятным. Чтобы узнать смысл,
пришлось походить немного за бочкой водовоза. И еще подолгу смотреть на
север, представляя, что почесываешь рыжую бороду... Если заглянуть в глаза
человека, дальше уже легко. Рыжий Хильдемунд кроме своего языка научил его
еще гортанному разговору черных людей. Не эфиопов, а других -- из страны,
завоеванной славным вандальским королем Гейзерихом...

От смешения кровей его талант к языкам, ибо отец у него был перс, а
мать -- арамейка. Это говорит Тыква. Но отца с матерью еще раньше зарезали в
Эдессе, когда псы кесаревы драли истинно верующих христиан. Не помнит он их.
Знает лишь, что отца звали Вахрам-ромей. Так, Вахромеями, кличут всех
персов-христиан на границе. А Тыква даже близкие богу арамейские слова
кладет, как камни сыплет из фартука...

Мар Бобовай сам укрепил мешки на спине осла. Не легче камней оказались
книги, и осел лишь с третьего пинка тронулся с места. Аврааму пришлось идти
рядом, покалывая божью скотину дротиком...

В городе прибавилось войска. Персов из Ктесифона сразу можно было
отличить от местных, пограничных. Кованые латы были у них, ездили они ровным
строем. Христиане останавливались и подолгу смотрели им вслед...

Он удивился, увидев военных лошадей во дворе епископа. У хауза с водой
сидели солдаты. Пики их были составлены в пирамиду. Никого из работников
епископа не было у дома, и ему пришлось самому разгружать осла. Персы молча
смотрели, как он тужится с мешками, Потом один, высокий, со знаком сотника,
подошел, взял рукой оба мешка и поднял ему на плечи...

В горнице на табурете епископа сидел большой человек со свисающими вниз
крашеными усами. Богатая персидская одежда была на нем, а сапоги ромейские,
с кисточками. Мар Бар-Саума, сидевший за столиком, приказал внести книги...

Перс был плох зрением и к самым усам тянул рукопись, чтобы увидеть
текст. Тогда мар Бар-Саума поручил Аврааму читать для перса вслух титулы. Он
начал читать и переводить на пехлеви. В одном подзаголовке

у историка Плиния Римского было обозначено свайное | селение
германцев-фризов. Авраам запнулся вначале, но 1 потом перевел его
пехлевийским термином "дех", что \ означает деревня. Перс смотрел на него
сонными, как у птицы, глазами. Было непонятно, слышит ли он...

Зашли два диперана и унесли книги. Перс встал и, сопровождаемый мар
Бар-Саумой, пошел во двор. У двери он обернулся.

-- Паган,--негромко сказал перс и вопрошающе посмотрел на Авраама.

Только когда вышли перс с епископом, он сообразил, в чем дело. Да,
конечно же "паган", а не "дех"! Термином "дех" нужно переводить селения, где
жили свободные римляне. А поселения рабов-чужеземцев персы называют "паган".
От них и к ромеям пришло слово "поганый"... Значит, все понимал перс, что
читал он по-латыни!..

Мар Бар-Саума вернулся и забегал по комнате. Маленькая тощая фигурка
его стремительно носилась из угла в угол, большая белая борода развевалась
на поворотах. Случилось что-то необычное.

Аврааму пришлось долго ждать на своем месте за столиком. Как всегда,
развернул он свиток клееной египетской бумаги, зачинил перо. А мар Бар-Саума
все метался.

-- Брат мой и господин!..--закричал вдруг епископ молодым звонким
голосом. Потом подбежал по очереди к каждому из трех окон, прикрыл их и
только после этого определил положенный письму верх. -- Епископу истинных
христиан Ктесифона мар Акакию от епископа Нисибина мар Бар-Саумы...

"Брат мой и господин!.. Умер Зенон, кесарь Рума, и грехи его предстанут
вместе с ним перед лицом господа. Никто из христиан на границе не знает еще
об этом..."

Мар Бар-Саума сделал предостерегающий знак и опустил голову. Теперь
голос его звучал размеренно и глухо. Перо успевало за ним...

"Глад, и мор, и всеобщее недовольство в стране арийцев. Разве не
говорит опыт церкви, какой путь избирают великие из персов, чтобы отвести от
себя остервенение черни. Не с того ли начиналось истребление христиан пол-