раз панночка пришла на конюшню, где он чистил коня. Дай говорит, Микит-
ка, я положу на тебя свою ножку. А он, дурень, и рад тому: говорит, что
не только ножку, но и сама садись на меня. Панночка подняла свою ножку,
и как увидел он ее нагую, полную и белую ножку, то, говорит, чара так и
ошеломила его. Он, дурень, нагнул спину и, схвативши обеими руками за
нагие ее ножки, пошел скакать, как конь, по всему полю, и куда они езди-
ли, он ничего не мог сказать; только воротился едва живой, и с той поры
иссохнул весь, как щепка; и когда раз пришли на конюшню, то вместо его
лежала только куча золы да пустое ведро: сгорел совсем; сгорел сам со-
бою. А такой был псарь, какого на всем свете не можно найти.
тоинствах бывшего псаря.
учат. Ну, слушай! У нас есть на селе козак Шептун. Хороший козак! Он лю-
бит иногда украсть и соврать без всякой нужды, но... хороший козак. Его
хата не так далеко отсюда. В такую самую пору, как мы теперь сели вече-
рять, Шептун с жинкою, окончивши вечерю, легли спать, а так как время
было хорошее, то Шепчиха легла на дворе, а Шептун в хате на лавке; или
нет: Шепчиха в хате на лавке, а Шептун на дворе...
порога и подперши рукою щеку.
немного помолчав, сказал:
разу не перебила речи.
жеского или женского пола. Шепчиха лежала, а потом слышит, что за дверью
скребется собака и воет так, хоть из хаты беги. Она испугалась; ибо бабы
такой глупый народ, что высунь ей под вечер из-за дверей язык, то и душа
войдет в пятки. Однако ж думает, дай-ка я ударю по морде проклятую соба-
ку, авось-либо перестанет выть, - и, взявши кочергу, вышла отворить
дверь. Не успела она немного отворить, как собака кинулась промеж ног ее
и прямо к детской люльке. Шепчиха видит, что это уже не собака, а пан-
ночка. Да притом пускай бы уже панночка в таком виде, как она ее знала,
- это бы еще ничего; но вот вещь и обстоятельство: что она была вся си-
няя, а глаза горели, как уголь. Она схватила дитя, прокусила ему горло и
начала пить из него кровь. Шепчиха только закричала: "Ох, лишечко!" - да
из хаты. Только видит, что в сенях двери заперты. Она на чердак; сидит и
дрожит, глупая баба, а потом видит, что панночка к ней идет и на чердак;
кинулась на нее и начала глупую бабу кусать. Уже Шептун поутру вытащил
оттуда свою жинку, всю искусанную и посиневшую. А на другой день и умер-
ла глупая баба. Так вот какие устройства и обольщения бывают! Оно хоть и
панского помету, да все когда ведьма, то ведьма.
свою трубку, приготовляя ее к набивке табаком. Материя о ведьме сдела-
лась неисчерпаемою. Каждый, в свою очередь, спешил что-нибудь расска-
зать. К тому ведьма в виде скирды сена приехала к самым дверям хаты; у
другого украла шапку или трубку; у многих девок на селе отрезала косу; у
других выпила по нескольку ведер крови.
чур, потому что уже на дворе была совершенная ночь. Все начали разбро-
диться по ночлегам, находившимся или на кухне, или в сараях, или среди
двора.
козак, обратившись к философу, и все четверо, в том числе Спирид и До-
рош, отправились в церковь, стегая кнутами собак, которых на улице было
великое множество и которые со злости грызли их палки.
релки, чувствовал втайне подступавшую робость по мере того, как они
приближались к освещенной церкви. Рассказы и странные истории, слышанные
им, помогали еще более действовать его воображению. Мрак под тыном и де-
ревьями начинал редеть; место становилось обнаженнее. Они вступили нако-
нец за ветхую церковную ограду в небольшой дворик, за которым не было ни
деревца и открывалось одно пустое поле да поглощенные ночным мраком лу-
га. Три козака взошли вместе с Хомою по крутой лестнице на крыльцо и
вступили в церковь. Здесь они оставили философа, пожелав ему благополуч-
но отправить свою обязанность, и заперли за ним дверь, по приказанию па-
на.
нул в обе руки и наконец уже обсмотрелся. Посредине стоял черный гроб.
Свечи теплились пред темными образами. Свет от них освещал только ико-
ностас и слегка середину церкви. Отдаленные углы притвора были закутаны
мраком. Высокий старинный иконостас уже показывал глубокую ветхость;
сквозная резьба его, покрытая золотом, еще блестела одними только искра-
ми. Позолота в одном месте опала, в другом вовсе почернела; лики святых,
совершенно потемневшие, глядели как-то мрачно. Философ еще раз обсмот-
релся.
жет, а от мертвецов и выходцев из того света есть у меня молитвы такие,
что как прочитаю, то они меня и пальцем не тронут. Ничего!- повторил он,
махнув рукою, - будем читать!
чтобы видно было, как днем. Эх, жаль, что во храме божием не можно
люльки выкурить!"
образам, не жалея их нимало, и скоро вся церковь наполнилась светом.
Вверху только мрак сделался как будто сильнее, и мрачные образа глядели
угрюмей из старинных резных рам, кое-где сверкавших позолотой. Он подо-
шел ко гробу, с робостию посмотрел в лицо умершей и не мог не зажмурить,
несколько вздрогнувши, своих глаз.
ному поперечивающему себе чувству, не оставляющему человека особенно во
время страха, он не утерпел, уходя, не взглянуть на нее и потом, ощутив-
ши тот же трепет, взглянул еще раз. В самом деле, резкая красота усопшей
казалась страшною. Может быть, даже она не поразила бы таким паническим
ужасом, если бы была несколько безобразнее. Но в ее чертах ничего не бы-
ло тусклого, мутного, умершего. Оно было живо, и философу казалось, как
будто бы она глядит на него закрытыми глазами. Ему даже показалось, как
будто из-под ресницы правого глаза ее покатилась слеза, и когда она ос-
тановилась на щеке, то он различил ясно, что это была капля крови.
себя, начал читать самым громким голосом. Голос его поразил церковные
деревянные стены, давно молчаливые и оглохлые. Одиноко, без эха, сыпался
он густым басом в совершенно мертвой тишине и казался несколько диким
даже самому чтецу.
нет из своего гроба, потому что побоится божьего слова. Пусть лежит! Да
и что я за козак, когда бы устрашился? Ну, выпил лишнее - оттого и пока-
зывается страшно. А понюхать табаку: эх, добрый табак! Славный табак!
Хороший табак!"
гроб, и невольное чувство, казалось, шептало ему: "Вот, вот встанет! вот
поднимется, вот выглянет из гроба!"
света. Страшна освещенная церковь ночью, с мертвым телом и без души лю-
дей!
ки боязни. Но через каждую минуту обращал глаза свои на гроб, как будто
бы задавая невольный вопрос: "Что, если подымется, если встанет она?"
существо, даже сверчок отозвался в углу! Чуть только слышался легкий
треск какой-нибудь отдаленной свечки или слабый, слегка хлопнувший звук
восковой капли, падавшей на пол.
своем гробе. Он отвел глаза свои и опять с ужасом обратил на гроб. Она
встала... идет по церкви с закрытыми глазами, беспрестанно расправляя
руки, как бы желая поймать кого-нибудь.
начал читать молитвы и произносить заклинания, которым научил его один
монах, видевший всю жизнь свою ведьм и нечистых духов.
реступить ее, и вся посинела, как человек, уже несколько дней умерший.
Хома не имел духа взглянуть на нее. Она была страшна. Она ударила зубами
в зубы и открыла мертвые глаза свои. Но, не видя ничего, с бешенством -
что выразило ее задрожавшее лицо - обратилась в другую сторону и, расп-
ростерши руки, обхватывала ими каждый столп и угол, стараясь поймать Хо-
му. Наконец остановилась, погрозив пальцем, и легла в свой гроб.
тесное жилище ведьмы. Наконец гроб вдруг сорвался с своего места и со
свистом начал летать по всей церкви, крестя во всех направлениях воздух.
Философ видел его почти над головою, но вместе с тем видел, что он не
мог зацепить круга, им очерченного, и усилил свои заклинания. Гроб гря-
Суворов Виктор
Влодавец Леонид
Сертаков Виталий
Каменистый Артем
Земляной Андрей
Глуховский Дмитрий