собою землю... Потом постепенно голубое небо как бы притягивало нас к себе,
мы утрачивали чувство бытия и, как бы отрываясь от земли, точно плавали в
пустыне небес, находясь в полудремотном, созерцательном состоянии и стараясь
не разрушать его ни словом, ни движением.
духовно и телесно обновленные и освеженные.
или на реке, весь проникался каким-то миролюбиво-ласковым настроением, еще
более увеличивавшим его сходство с ребенком. Изредка он с глубоким вздохом
говорил, глядя в небо:
риторических фигурах многих поэтов, восхищающихся скорее ради поддержания
своей репутации людей с тонким чутьем прекрасного, чем из действительного
преклонения пред невыразимо ласковой красой природы...
профессию.
много прочитал. "Бунт Стеньки" я читал ему так часто, что он уже свободно
рассказывал книгу своими словами, страницу за страницей, с начала до конца.
впечатлительного ребенка. Он называл предметы, с которыми имел дело, именами
ее героев, и когда однажды с полки упала и разбилась хлебная чашка, он
огорченно и зло воскликнул:
думки"; сам же Стенька был синонимом всего исключительного, крупного,
несчастного, неудавшегося.
день знакомства с Коноваловым, за все время почти не упоминалось.
поручиться в полиции за девушку, но ни от Филиппа, ни от девушки никакого
ответа не последовало.
дверь в пекарню отворилась, и из темноты сырых сеней низкий женский голос,
одновременно робкий и задорный, произнес:
лопату, смущенно дергал себя за бороду.
голову - в белом шерстяном платке. Из-под платка смотрело круглое,
миловидное, курносое личико с пухлыми щеками и ямочками на них от улыбки
пухлых красных губ.
бросив лопату и широкими шагами направляясь к гостье.
Коновалов низко наклонился к ней.
говорил!.. Теперь у тебя опять есть дорога! Ходи смело! - торопливо
изъяснялся перед ней Коновалов, все еще стоя у порога и не разводя своих
рук, обнявших ее шею и талию.
части... Где же ты, Капа, остановилась?
нас строжайший человек. Нужно будет пристроиться на ночь в ином месте... в
номере, скажем. Аида!
ранее утра; но, к немалому моему изумлению, часа через три он явился. Мое
изумление еще больше увеличилось, когда, взглянув на него в чаянии видеть на
его лице сияние радости, я увидел, что оно только кисло, скучно и утомлено.
настроением моего друга.
- Все-таки... все-таки... Все-таки - баба!
мне его такими приблизительно словами:
было. Понял? Вот ты говоришь: и баба человек! Известно, ходит она на одних
задних лапах, травы не ест, слова говорит, смеется - значит, не скот. А
все-таки нашему брату не компания... Почему? А... не знаю! Чувствую, не
подходит, но понимать не могу - почему... Вот она, Капитолина, какую линию
гнет: "Хочу, говорит, с тобой жить вроде жены. Желаю, говорит, быть твоей
дворняжкой..." Совсем несообразно! "Ну, милая ты девочка, говорю, дуреха ты;
ну, рассуди, как со мной жить? Первое дело у меня - запой, во-вторых, нет у
меня никакого дому, в-третьих, я есть бродяга и не могу на одном месте
жить..." - и прочее такое, очень многое... А она: "Запой - наплевать! Все,
говорит, мастеровые мужчины горькие пьяницы, однако жены у них есть; дом,
говорит, будет, коли будет жена, и никуда, говорит, ты тогда не побежишь..."
Я говорю: "Капа, никак я не могу к этому склониться, потому что я знаю -
жизнью такой жить не умею, не научусь". А она: "А я, говорит, в речку
прыгну!" А я ей: "Ду-урра!" А она ругаться, да ведь ка-ак! "Ах ты, говорит,
смутьян, бесстыжая рожа, обманщик, длинный черт!.." И почала, и почала...
просто так-то ли разъярилась на меня, что я чуть не сбежал. Потом начала
плакать. Плачет и пеняет мне: "Зачем ты, говорит, меня из того места вынул,
коли я тебе не нужна? Зачем ты, говорит, меня оттуда сманил, и куда,
говорит, я теперь денусь? Рыжий ты, говорит, дурак..." Ну, что теперь с ней
делать?
идущему, его жалко. Но чтобы обзаводиться... и прочее такое, ни-ни! На это я
согласиться не могу. Какой я семьянин? Да кабы я мог держаться на этой
точке, так я бы уж давно решился. Какие резоны были! Мог бы и с приданым
и... все такое. Но ежели это не в моей силе, как я могу творить такое дело?
Плачет она.. это, конечно... тово, нехорошо... Но ведь как же? Я не могу!
встал с ларя и, обеими руками ероша бороду, начал, низко опустив голову и
отплевываясь, шагать по пекарне.
как-нибудь этак сказал ей, почему и отчего... а? Пойди, брат!
скажи вот что... у него, мол, дурная болезнь!
так каша! А? Ну куда мне жена?
ясно - ему некуда девать жену! И, несмотря на комизм его изложения этой
истории, ее драматическая сторона заставила меня крепко задуматься над
судьбою девушки. А он все ходил по пекарне и говорил как бы уж сам с собою:
засасывает меня она, так и втягивает куда-то, точно трясина бездонная. Ишь
ты, облюбовала себе мужа! Не больно умна, а хитрая девочка.
стремления к свободе, на которую было сделано покушение.
воскликнул он. - Я вот как возьму, да... а что, в самом деле? - И,
остановясь среди пекарни, он, улыбаясь, задумался. Я следил за игрой его
возбужденной физиономии и старался предугадать, на чем он решил.
литературно-педагогические намерения: я питал надежду выучить его грамоте и
передать ему все то, что сам знал в ту пору. Он дал мне слово все лето не
двигаться с места; это облегчало мне мою задачу, и вдруг...
так серьезно, как он его себе представляет, и что надо посмотреть и
подождать.
близко к полночи, и с той поры, как Коновалов пришел, прошло часа
полтора-два. Вдруг сзади нас раздался дребезг стекол, и на пол шумно
грохнулся довольно увесистый булыжник. Мы оба в испуге вскочили и бросились
к окну.
улицы в разбитое окно.
свешенные с панели в углубление пред окном. Они висели и странно болтались,
ударяя пятками по кирпичной стенке ямы, как бы ища себе опоры.