и уже раскаивался, что зашел далеко, что напрасно рассказал то, что уже
давно накипело в моем сердце, о чем я мог говорить как по-писаному, потому
что уже давно приготовил я над самим собой приговор, и теперь не удержался,
чтоб не прочесть его, признаться, не ожидая,что меня поймут; но, к
удивлению моему, она промолчала, погодя немного слегка пожала мне руку и с
каким-то робким участием спросила:
окончу!
пожалуй, и я проживу всю жизнь подле бабушки. Послушайте, знаете ли, что
это вовсе нехорошо так жить?
чувства. - И теперь знаю больше, чем когда-нибудь, что я даром потерял все
свои лучшие годы! Теперь это я знаю, и чувствую больнее от такого сознания,
потому что сам бог послал мне вас, моего доброго ангела, чтоб сказать мне
это и доказать. Теперь, когда я сижу подле вас и говорю с вами, мне уж и
страшно подумать о будущем, потому что в будущем - опять одиночество, опять
эта затхлая, ненужная жизнь; и о чем мечтать будет мне, когда я уже наяву
подле вас был так счастлив! О, будьте благословенны, вы, милая девушка, за
то, что не отвергли меня с первого раза, за то, что уже я могу сказать, что
я жил хоть два вечера в моей жизни!
ее, - нет, так не будет больше; мы так не расстанемся! Что такое два
вечера!
самим собою? знаете ли, что уже я теперь не буду о себе думать так худо,
как думал в иные минуты? Знаете ли, что уже я, может быть, не буду более
тосковать о том, что сделал преступление и грех в моей жизни, потому что
такая жизнь есть преступление и грех? И не думайте, чтоб я вам
преувеличивал что-нибудь, ради бога, не думайте этого, Настенька, потому
что на меня иногда находят минуты такой тоски, такой тоски... Потому что
мне уже начинает казаться в эти минуты, что я никогда не способен начать
жить настоящею жизнию; потому что мне уже казалось, что я потерял всякий
такт, всякое чутье в настоящем, действительном; потому что, наконец, я
проклинал сам себя; потому что после моих фантастических ночей на меня уже
находят минуты отрезвления, которые ужасны! Между тем слышишь, как кругом
тебя гремит и кружится в жизненном вихре людская толпа, слышишь, видишь,
как живут люди, - живут наяву, видишь, что жизнь для них не заказана, что
их жизнь не разлетится, как сон, как видение, что их жизнь вечно
обновляющаяся, вечно юная и ни один час ее непохож на другой, тогда как
уныла и до пошлости однообразна пугливая фантазия, раба тени, идеи, раба
первого облака, которое внезапно застелет солнце и сожмет тоскою настоящее
петербургское сердце, которое так дорожит своим солнцем, - а уж в тоске
какая фантазия! Чувствуешь, что она наконец устает, истощается в вечном
напряжении, эта неистощимая фантазия, потому что ведь мужаешь, выживаешь из
прежних своих идеалов: они разбиваются в пыль, в обломки; если ж нет другой
жизни, так приходится строить ее из этих же обломков. А между тем чего-то
другого просит и хочет душа! И напрасно мечтатель роется, как в золе, в
своих старых мечтаниях, ища в этой золе хоть какой-нибудь искорки, чтоб
раздуть ее, возобновленным огнем пригреть похолодевшее сердце и воскресить
в нем снова все, что было прежде так мило, что трогало душу, что кипятило
кровь, что вырывало слезы из глаз и так роскошно обманывало! Знаете ли,
Настенька, до чего я дошел? знаете ли, что я уже принужден справлять
годовщину своих ощущений, годовщину того, что было прежде так мило, чего в
сущности никогда не бывало, - потому что эта годовщина справляется все по
тем же глупым, бесплотным мечтаниям, - и делать это, потому что и этих-то
глупых мечтаний нет, затем, что нечем их выжить: ведь и мечты выживаются!
Знаете ли, что я люблю теперь припомнить и посетить в известный срок те
места, где был счастлив когда-то по-своему, люблю построить свое настоящее
под лад уже безвозвратно прошедшему и часто брожу как тень, без нужды и без
цели, уныло и грустно по петербургским закоулкам и улицам. Какие все
воспоминания! Припоминается, например, что вот здесь ровно год тому назад,
ровно в это же время, в этот же час, по этому же тротуару бродил так же
одиноко, так же уныло, как и теперь! И припоминаешь, что и тогда мечты были
грустны, и хоть и прежде было не лучше, но все как-то чувствуешь, что как
будто и легче, и покойнее было жить, что не было этой черной думы, которая
теперь привязалась ко мне; что не было этих угрызений совести, угрызений
мрачных, угрюмых, которые ни днем, ни ночью теперь не дают покоя. И
спрашиваешь себя: где же мечты твои? и покачиваешь головою, говоришь: как
быстро летят годы! И опять спрашиваешь себя: что же ты сделал с своими
годами? куда ты схоронил свое лучшее время? Ты жил или нет? Смотри,
говоришь себе, смотри, как на свете становится холодно. Еще пройдут годы, и
за ними придет угрюмое одиночество, придет с клюкой трясучая старость, а за
ними тоска и уныние. Побледнеет твой фантастический мир, замрут, утонут
мечты твои и осыплются, как желтые листья с деревьев... О, Настенька! ведь
грустно будет оставаться одному, одному совершенно, и даже не иметь чего
пожалеть - ничего, ровно ничего... потому что все, что потерял-то, все это,
все было ничто, глупый, круглый нуль, было одно лишь мечтанье!
слезинку, которая выкатилась из глаз ее. - Теперь кончено! Теперь мы будем
вдвоем; теперь, что ни случись со мной, уж мы никогда не расстанемся.
Послушайте. Я простая девушка, я мало училась, хотя мне бабушка и нанимала
учителя; но, право, я вас понимаю, потому что все, что вы мне пересказали
теперь, я уж сама прожила, когда бабушка меня пришпилила к платью. Конечно,
я бы так не рассказала хорошо, как вы рассказали, я не училась, - робко
прибавила она, потому что все еще чувствовала какое-то уважение к моей
патетической речи и к моему высокому слогу, - но я очень рада, что вы
совершенно открылись мне. Теперь я вас знаю, совсем, всего знаю. И знаете
что? я вам хочу рассказать и свою историю, всю без утайки, а вы мне после
за то дадите совет. Вы очень умный человек; обещаетесь ли вы, что вы дадите
мне этот совет?
тем более умным советником, но теперь вижу, что если мы всегда будем так
жить, то это будет как-то очень умно, и каждый друг другу надает премного
умных советов! Ну, хорошенькая моя Настенька, какой же вам совет? Говорите
мне прямо; я теперь так весел, счастлив, смел и умен, что за словом не
полезу в карман.
умный совет, мне нужен совет сердечный, братский, так, как бы вы уже век
свой любили меня!
двадцать лет вас любил, то все-таки не любил бы сильнее теперешнего!
старая бабушка...
засмеявшись.
я, пожалуй, собьюсь. Ну, слушайте же смирно.
девочкой, потому что у меня умерли и мать и отец. Надо думать, что бабушка
была прежде богаче, потому что и теперь вспоминает о лучших днях. Она же
меня выучила по-французски и потом наняла мне учителя. Когда мне было
пятнадцать лет (а теперь мне семнадцать), учиться мы кончили. Вот в это
время я и нашалила; уж что я сделала - я вам не скажу; довольно того, что
проступок был небольшой. Только бабушка подозвала меня к себе в одно утро и
сказала, что так как она слепа, то за мной не усмотрит, взяла булавку и
пришпилила мое платье к своему, да тут и сказала, что так мы будем всю
жизнь сидеть, если, разумеется, я не сделаюсь лучше. Одним словом, в первое
время отойти никак нельзя было: и работай, и читай, и учись - все подле
бабушки. Я было попробовала схитрить один раз и уговорила сесть на мое
место Феклу. Фекла - наша работница, она глуха. Фекла села вместо меня;
бабушка в это время заснула в креслах, а я отправилась недалеко к подруге.
Ну, худо и кончилось. Бабушка без меня проснулась и о чем-то спросила,
думая, что я все еще сижу смирно на месте. Фекла-то видит, что бабушка
спрашивает, а сама не слышит про что, думала, думала, что ей делать,
отстегнула булавку да и пустилась бежать...