меня...
Павлович приостановился.
Продолжайте!
довольнее и самоувереннее.
Алексей Иванович, во-первых, человека убитого, то есть не просто убитого,
а, так сказать, радикально; человека, после двадцатилетнего супружества
переменяющего жизнь и слоняющегося по пыльным улицам без соответственной
цели, как бы в степи, чуть не в самозабвении, и в этом самозабвении
находящего даже некоторое упоение. Естественно после того, что я и встречу
иной раз знакомого или даже истинного друга, да и обойду нарочно, чтоб не
подходить к нему в такую минуту, самозабвения-то то есть. А в другую минуту
- так все припомнишь и так возжаждешь видеть хоть какого-нибудь свидетеля и
соучастника того недавнего, но невозвратимого прошлого, и так забьется при
этом сердце, что не только днем, но и ночью рискнешь броситься в объятия
друга, хотя бы даже и нарочно пришлось его для этого разбудить в четвертом
часу-с. Я вот только в часе ошибся, но не в дружбе; ибо в сию минуту
слишком вознагражден-с. А насчет часу, право думал, что лишь только
двенадцатый, будучи в настроении. Пьешь собственную грусть и как бы
упиваешься ею. И даже не грусть, а именно новосостояние-то это и бьет по
мне...
ставший вдруг опять ужасно серьезным.
минуту, когда возвещаю...
Вельчанинов крикнул: "Сидите, сидите!" - и тот тотчас же послушно опустился
в кресла.
вдруг останавливаясь перед ним - точно как бы внезапно пораженный этою
мыслию. - Ужасно переменились! Чрезвычайно! Совсем другой человек!
изменились; вы другим изменились!
какая-то... Но, если осмелюсь, - в чем же собственно изменение-то?
такой умник Павел Павлович, а теперь - совсем vaurien Павел Павлович!
начинают иногда говорить лишнее.
наслаждением хихикал Павел Павлович.
думал Вельчанинов.
вдруг чрезвычайно гость и заворочался в креслах. - Да ведь нам что? Ведь не
в свете мы теперь, не в великосветском блистательном обществе! Мы - два
бывшие искреннейшие и стариннейшие приятеля и, так сказать, в полнейшей
искренности сошлись и вспоминаем обоюдно ту драгоценную связь, в которой
покойница составляла такое драгоценнейшее звено нашей дружбы!
по-давешнему, голову, лицо же закрыл теперь шляпой. Вельчанинов с
отвращением и с беспокойством приглядывался.
н-нет! кажется, он не пьян, - впрочем, может быть, и пьян; красное лицо. Да
хотя бы и пьян, - все на одно выйдет. С чем он подъезжает? Чего хочется
этой каналье?"
шляпу и как бы все сильнее и сильнее увлекаясь воспоминаниями, - помните ли
вы наши загородные поездки, наши вечера и вечеринки с танцами и невинными
играми у его превосходительства гостеприимнейшего Семена Семеновича? А наши
вечерние чтения втроем? А наше первое с вами знакомство, когда вы вошли ко
мне утром, для справок по вашему делу, и стали даже кричать-с, и вдруг
вышла Наталья Васильевна, и через десять минут вы уже стали нашим
искреннейшим другом дома ровно на целый год-с - точь-в-точь как в
"Провинциалке", пиесе господина Тургенева...
нетерпением и отвращением, но - сильно слушал.
теряясь, - и никогда вы прежде не говорили таким пискливым голосом и
таким... не своим слогом. К чему это?
поспешно подхватил Павел Павлович, - вы знаете, я прежде больше любил
слушать, когда заговаривала покойница. Вы помните, как она разговаривала, с
каким остроумием-с... А насчет "Провинциалки" и собственно насчет
Ступендьева, - то вы и тут правы, потому что мы это сами потом, с бесценной
покойницей в иные тихие минуты вспоминая о вас-с, когда вы уже уехали, -
приравнивали к этой театральной пиесе нашу первую встречу... потому что
ведь и в самом деле было похоже-с. А собственно уж насчет Ступендьева...
топнул ногой, совершенно уже смутившись при слове "Ступендьев", по поводу
некоторого беспокойного воспоминания, замелькавшего в нем при этом слове.
"Провинциалка", - пропищал сладчайшим голоском Павел Павлович, - но это уже
относится к другому разряду дорогих и прекрасных наших воспоминаний, уже
после вашего отъезда, когда Степан Михайлович Багаутов подарил нас своею
дружбою, совершенно как вы-с, и уже на целых пять лет.
вдруг Вельчанинов.
через год после вас и... подобно вам-с.
наконец. - Багаутов! да ведь он же служил у вас...
общества изящнейший молодой человек! - в решительном восторге выкрикивал
Павел Павлович.
подхватив неосторожное словцо хозяина, - и он тоже! И вот тут-то мы и
играли "Провинциалку", на домашнем театре, у его превосходительства