свита. При виде ее разбойники разбежались, успев нанести графу
смертельную рану. Медленно и бережно доставили его обратно в Вюрцбург;
из соседнего монастыря был вызван монах, славившийся своим умением
врачевать с равным успехом и тело и душу: впрочем, первое искусство
оказалось излишним - часы несчастного графа были уже сочтены.
Ландсхорт и объявить роковую причину, из-за которой он не мог явиться к
невесте в назначенный срок. Не будучи чересчур страстно влюблен, он был
человеком в высшей степени аккуратным, и теперь, видимо, его очень
заботило, чтобы это поручение было быстро и учтиво исполнено. "Если это
не будет сделано, - сказал он, - я не смогу спать спокойно в могиле". Он
произнес эти слова с особой торжественностью. Просьбу умирающего,
высказанную при столь трагических обстоятельствах, следовало уважить.
Штаркенфауст постарался его успокоить: он обещал в точности выполнить
его волю и в подтверждение своих слов протянул ему руку. Умирающий пожал
ее в знак благодарности и вскоре после этого впал в беспамятство. В
бреду он говорил о невесте, о своих обязательствах перед нею, о данном
им слове, требовал, чтобы к нему подвели коня, на котором он сейчас же
поскачет в замок Ландсхорт, и скончался, воображая, будто садится в
седло.
скупую слезу солдата и предался размышлениям о весьма неприятной миссии,
выпавшей на его долю. Он брался за нее с тяжелым сердцем и со смятением
в мыслях, ибо ему предстояло явиться в качестве незваного гостя к
недругам и омрачить их празднество роковым для их радужных упований
известием. Впрочем, в душе его пробудилось известное любопытство, и ему
захотелось взглянуть на прославленную красавицу Каценеленбоген, столь
ревниво скрываемую от света. Нужно сказать, что он принадлежал к числу
страстных поклонников прекрасного пола, к тому же ему были свойственны
эксцентричность и предприимчивость, так что любое приключение увлекало
его до безумия.
необходимое соглашение о погребальных обрядах над его другом, которого
предполагалось похоронить в местном соборе, рядом с его славными
родичами; глубоко опечаленная графская свита взяла на себя заботу о его
бренных останках.
которого, нетерпеливо ожидавшие гостя, еще нетерпеливее ждали обеда, а
также к достойному маленькому барону; мы оставили его в час вечерней
прохлады на сторожевой башне замка.
отчаянии. Обед, который откладывался с часу на час, дольше не терпел
отлагательства. Мясные кушанья перепрели, повар выходил из себя, гости
своим видом напоминали гарнизон крепости, сдавшейся из-за голода. Барону
волей-неволей пришлось распорядиться подавать на стол, несмотря на
отсутствие жениха. Но как раз в ту минуту, когда все, усевшись уже по
местам, готовились приступить к долгожданному пиру, звук рога,
раздавшийся у ворот, возвестил о прибытии путника. Еще раз протяжно
протрубил рог, и старые дворы замка наполнились эхом. Стража подала со
стены ответ. Барон заторопился навстречу своему нареченному зятю.
красивый всадник на вороном скакуне. Лицо его покрывала бледность, глаза
горели романтическим блеском, на всем его облике лежала печать
благородной грусти. Барон был слегка обижен, что гость приехал один, без
подобающей случаю пышности. На какое-то (правда, очень короткое) время
он почувствовал себя оскорбленным и готов был рассматривать этот факт
как недостаток уважения к столь значительному событию в жизни столь
значительного семейства, с которым гость должен был породниться.
Впрочем, он тотчас же успокоился и решил, что это все нетерпение
молодости, побудившее жениха опередить свою свиту.
неподходящее время...
поздравлений, ибо, надо сказать, он всегда гордился своею любезностью и
своим красноречием. Гость попытался было раза два или три остановить
поток его слов, но это оказалось тщетной попыткою, и ему пришлось
склонить голову и предоставить барону свободу действий. Между тем барон
сделал первую паузу только тогда, когда они прошли во внутренний двор;
здесь путник снова попытался заговорить, но его намерению помешало
появление женской половины семьи вместе с оробевшей и зарумянившейся
невестой.
взгляде пылает душа и что его навеки приковал к себе ее милый девический
образ. Одна из ее незамужних тетушек шепнула ей что-то на ухо, девушка
сделала усилие, чтобы заговорить; она робко подняла свои влажные голубые
глаза, бросила застенчивый и в то же время пытливый взгляд на
незнакомого рыцаря и тотчас же отвела его в землю. Она не вымолвила ни
слова, но на устах ее заиграла улыбка, на щеках появились легкие ямочки
- и это доказывало, что она отнюдь не разочарована. Впрочем, было бы
странно, если бы столь изящный и привлекательный кавалер не пришелся по
сердцу восемнадцатилетней девице, весьма благосклонной к любви и
замужеству.
Барон был по-прежнему неумолимо любезен и, отложив беседу делового
характера до утра, повел гостя к еще не тронутому столу.
героев из рода Каценеленбоген, а также трофеи, добытые ими на полях
сражений и на охоте. Нагрудники с прогибами от ударов, сломанные
турнирные копья, изорванные в клочья знамена и тут же рядом - добыча
лесных боев: кабаньи и волчьи пасти, грозно оскалившие свои клыки среди
самострелов и бердышей, и огромные рога матерого оленя, разветвлявшиеся
прямо над головой юного жениха.
ни обильного угощения. Он едва прикоснулся к еде и, казалось, был
всецело поглощен своею невестой. Он говорил совсем тихо, так, чтобы его
не могли услышать соседи, ибо любовь никогда не говорит полным голосом;
но разве существует на свете столь нечуткое женское ухо, которое не
уловило бы самого невнятного шепота, если он исходит из уст
возлюбленного? В его манере говорить сочетались сдержанность и нежность,
что, видимо, произвело на девушку сильное впечатление. Она слушала его с
глубоким вниманием, и на щеках ее то вспыхивала, то угасала краска
румянца. Время от времени она стыдливо отвечала ему на вопросы, а когда
он отводил глаза в сторону, решалась украдкой бросить взгляд на его
романтическое лицо и неслышно вздохнуть от избытка счастья и нежности.
Было очевидно, что молодые люди полюбили друг друга. Тетушки - а кому,
как не им, знать толк в сердечных делах? - решительно заявили, что и он
и она прониклись любовью с первого взгляда.
счастливыми обладателями того благословенного аппетита, который дружит с
пустыми кошельками и горным воздухом. Барон рассказывал самые лучшие и
самые длинные из своих историй, и никогда он не рассказывал их так
хорошо или по крайней мере с большим аффектом. Если в них попадалось
что-нибудь сверхъестественное, его слушатели тотчас же начинали охать и
ахать, если фривольное - хохотали и как раз там, где это требовалось.
Барон, надо признаться, подобно большинству великих людей, был до того
преисполнен сознания собственного достоинства, что никогда не снисходил
ни до какой иной шутки, кроме разве в высшей степени плоской. Но она
неизменно подкреплялась бокалом отличного хокхеймера; а когда стол
уставлен веселым старым вином, самая плоская шутка хозяина становится
неотразимой. Много всякой всячины было выложено другими - не такими
богатыми, зато более остроумными - шутниками; остроты их, впрочем,
неповторимы, и воспроизвести их можно было бы, пожалуй, лишь в сходных
условиях; много лукавых речей, сказанных на ушко женщинам, заставили их
корчиться от еле сдерживаемого смеха, а один бедный, веселый и
круглолицый кузен проревел несколько песенок, заставивших девственных
тетушек укрыться за веерами.
совершенно особенную и неуместную тут серьезность. На его лице все
явственней проступало выражение глубокой подавленности; по-видимому, как
это ни странно, остроты барона еще больше усугубляли его тоску. Порой он
впадал в задумчивость, а порою, напротив, глаза его беспокойно и
безостановочно блуждали вокруг, выдавая, что ему как-то не по себе. Его
беседа с невестою становилась все серьезнее и загадочнее; на ее чистом,
безмятежном челе стало собираться хмурое облачко, по ее чувствительному,
нежному телу время от времени пробегала легкая дрожь.
отравлено непонятною мрачностью жениха; она проникала в их души. Они
начали перешептываться, обмениваться тревожными взглядами, пожимать
плечами и покачивать головой. Песни и смех стали раздаваться все реже;
все чаще общую беседу прерывали зловещие паузы; вслед за ними потянулись
диковинные истории и таинственные легенды. Один страшный рассказ влек за
собою другие, еще более страшные. Наконец барон довел нескольких дам
почти до истерики своей повестью о всаднике-призраке, похитившем
прекрасную Ленору, - эта жуткая, но правдивая история переложена была
впоследствии в великолепные стихи и обошла в таком виде весь свет <В.
Ирвинг имеет в виду одноименную балладу немецкого поэта Бюргера (1747 -
1794).>.
пристальный взгляд и, когда рассказ подошел к развязке, начал медленно
подниматься с места; он становился все выше и выше, и завороженному
Свержин Владимир
Суворов Виктор
Никитин Юрий
Сапковский Анджей
Пехов Алексей
Самойлова Елена