большими, отлично развитыми резцами траворезка проходит по лугам, да и по
засеянным полям, как косилка. В длину она два с лишним фута и покрыта грубой
коричневой шерстью. Мордочка круглая, как у бобра, маленькие уши плотно
прижаты, хвост толстый, безволосый, и большие лапы, тоже безволосые. Она,
видно, до полусмерти испугалась меня, и я не стал подходить ближе, пока не
подоспели охотники, - боялся, как бы она все-таки не вырвалась из сетей.
Крыса лежала и судорожно вздрагивала, а порой дергалась, пыталась подскочить
в воздух и всякий раз при этом отчаянно взвизгивала. Я изрядно встревожился
- вдруг у нее сейчас будет разрыв сердца? Только много позднее, когда я
поближе познакомился с тростниковыми крысами, я узнал, что такой истерикой
они встречают все новое, непривычное, вероятно, в надежде испугать или
смутить врага. А на самом деле тростниковая крыса - животное отнюдь не из
робких и не замедлит впиться своими огромными резцами вам в руку, если вы
позволите себе с ней какую-либо вольность. Я оставался на почтительном
расстоянии до тех пор, пока не подошли охотники; тут мы общими усилиями
извлекли крысу из сети.
подпрыгнула у меня в руках: я сжал ее покрепче, и, к моему удивлению, у меня
в пальцах остался большой клок шерсти. Наконец мы надежно засунули
траворезку в мешок, а я сел и принялся рассматривать шерсть, которую
невольно сорвал с моей упитанной пленницы. Шерсть оказалась длинной и
довольно жесткой, похожей на грубую щетину; корни у нее, видно, очень
слабые: чуть потянешь - и лезет клочьями. Заново отрастает она очень
нескоро, и, так как лысую тростниковую крысу никак нельзя назвать
красавицей, обращаться с ней приходится в высшей степени осторожно.
время от времени расставляя сети и обшаривая подозрительные кусты и
подлесок. Когда стало ясно, что больше тут нечем поживиться, мы свернули
сети и направились к большому холму в полумиле от долины. Холм этот был на
редкость правильной формы, и мне на ум тотчас пришел курган, под которым
похоронен какой-то исполин, что бродил по этой равнине в давно минувшие
времена: на самом верху возвышалась груда каменных глыб, каждая величиной с
дом - казалось, будто здесь воздвигнут памятник. В узких расщелинах и
просветах между глыбами росли чахлые деревца, стволы их были изогнуты и
скручены всеми ветрами, но на каждом светилась гроздь ярко-золотистых
плодов. В высокой траве у подножий деревьев виднелись фиолетовые и желтые
орхидеи, а местами эти огромные камни покрывал толстым ковром какой-то густо
разросшийся вьюнок, с его стеблей свисали колокольчики цвета слоновой кости.
Эти вздыбленные скалы, яркие цветы и причудливо изогнутые деревья являли
собой удивительное зрелище на фоне багряно-голубого предвечернего неба.
травы, чтобы перекусить. Кругом сколько хватал глаз простирались горные
луга, цветы и трава колыхались на ветру, краски их сверкали и переливались,
поминутно изменяясь. Гребни холмов из бледно-золотых постепенно становились
белыми, а долины были нежного зеленовато-голубого цвета и местами темнели,
когда над ними торжественно проплывало кучевое облако и тянуло за собой
лиловую тень. Прямо перед нами в небе отчетливо вырисовывалась цепь тонко
очерченных гор, их подножие почти скрывала россыпь огромных валунов
вперемежку с малорослыми деревьями. Горы плавно круглились, они были на
удивление правильной формы. Их покрывала трава самых разнообразных оттенков
зеленого, золотого, пурпурного и белого цветов, и казалось - это
накатывается огромная океанская волна: она вздымается над тщедушной
преградой из камней и кустов и вот-вот через нее перехлестнет. Высоты эти
были необыкновенно покойны и тихи, тишину нарушал, кажется, один лишь ветер
- он хлопотливо метался во все стороны, заставляя каждую былинку петь свою
собственную песню. Ветер расчесывал траву, и она мягко шелестела, он
протискивался меж камней, забирался в трещины и расселины гор над нами, и
оттуда доносилось что-то вроде жалобного уханья совы и внезапных раскатов
хохота, ветер гнул и скручивал упрямые крепкие деревца, они трещали и
стонали, а листья трепетали и мурлыкали, как котята. И все же эти невнятные
звуки не нарушали, а скорее подчеркивали тишину лугов.
рев. Я с трудом пробрался туда и увидел: у подножия каменной глыбы сбились в
кучу охотники и собаки. Трое охотников о чем-то отчаянно спорили, а
четвертый выл и приплясывал от боли; из раны у него на руке хлестала кровь.
Взволнованные собаки прыгали вокруг и неистово лаяли.
рассказывать, в чем дело; они кричали все громче, стараясь перекричать друг
друга.
сразу, как женщины? - сказал я.
кусок величиной с шиллинговую монету. Я оказал охотнику простейшую первую
помощь и стал расспрашивать, что за животное его укусило.
подножия высокой скалы.
сюда на это место и увидеть дырка. Я и подумать, там, в такой дырка, бывать
добыча, и сунул рука. Он меня и укусить.
сначала в нору. Взял да и сунул туда руку, добыча его и укусила.
можно наткнуться и на змею, верно? А если тебя укусит змея, что ты будешь
делать?
не делай таких глупостей, понял?
укусила.
свете факела сначала блеснули глазки, налитые кровью, потом возникла острая,
рыжеватая мордочка; зверек злобно, пронзительно взвизгнул и исчез во мраке и
глубине норы.
Очень сильно свирепый добыча.
обозначают без разбору самых разных мелких млекопитающих, из них лишь
немногие хотя бы отдаленно сродни собакам, и потому разъяснение охотника
ничуть меня не просветило - я так и не понял, что это был за зверь. Мы
немного посовещались и решили, что есть только один верный способ заставить
зверька выйти из норы: надо развести костер у самого входа и нагнать туда
дыму, размахивая пучком листьев. Так мы и сделали, но сначала развесили над
входом небольшую сеть. Не успел первый клуб дыма заползти в каменную щель,
как зверек выскочил оттуда прямо в сеть и с такой силой, что сеть сорвалась
со своих креплений и зверек вместе с ней покатился вниз по склону в высокую
траву. Собаки с оглушительным лаем кинулись вдогонку, а следом помчались и
мы, выкрикивая всяческие угрозы собакам, чтобы они не смели трогать беглеца.
Однако очень скоро выяснилось, что зверек отлично мог сам постоять за себя и
вовсе не нуждался в нашей помощи.
перед нами карликовая мангуста, изящный рыжеватый зверек величиной с
горностая. Она так и осталась стоять, слегка покачиваясь из стороны в
сторону, широко раскрыв рот, и издавала такие громкие, пронзительные крики.
каких я в жизни не слыхал от такого маленького зверька. Собаки разом
остановились и в оцепенении глядели на мангусту, а та все раскачивалась
перед ними и визжала. Один пес, посмелее остальных, осторожно двинулся
вперед и хотел обнюхать это странное существо, но магуста, видно, только
того и ждала: она упала плашмя в траву, ползком скользнула вперед, извиваясь
как змея, потом исчезла среди высоких стеблей - и вдруг опять появилась
прямо под ногами у всей своры. Тут она завертелась волчком, оглушая нас
неумолчным визгом, и при этом впивалась зубами в каждую ногу или лапу, что
попадалась ей на глаза. Собаки всячески пытались увернуться от ее острых
зубов, но это было нелегко, ведь в траве мангуста подбиралась к ним
незаметно, и собакам оставалось только подпрыгивать высоко в воздух. И вдруг
мужество им изменило, они все разом повернулись и позорно кинулись удирать
вверх по холму, а мангуста так и осталась стоять на задних лапах одна на
поле брани; она уже слегка задыхалась, но все еще выкрикивала язвительные
насмешки вслед удалявшимся хвостам.
в плен этого маленького, но свирепого противника. Это удалось много легче,
чем я предполагал: я привлек внимание мангусты, замахав у нее перед носом
брезентовым мешком, она набросилась на него, как на врага, и принялась с
ожесточением его кусать, а тем временем один из охотников подкрался сзади и
набросил на нее сеть. Пока мы выпутывали мангусту из сети и водворяли в
мешок, она совершенно оглушила нас своими яростными воплями и не переставала
визжать весь обратный путь домой; по счастью, толстый брезент хоть немного
приглушал этот визг. Мангуста умолкла, только когда, уже в Бафуте, я
вытряхнул ее из мешка в большую клетку и бросил туда окровавленную голову
цыпленка. Пленница тотчас же с философской рассудительностью принялась за