тикуют политику, заставлявшую трепетать всю Европу; нападкам подверга-
лась здесь и личная жизнь кардинала, хотя за малейшую попытку проникнуть
в нее, как знал Д'Артаньян, пострадало столько могущественных и знатных
вельмож. Этот великий человек, которого так глубоко чтил г-н д'Ар-
таньян-отец, служил здесь посмешищем для мушкетеров г-на де Тревиля" Од-
ни потешались над его кривыми ногами и сутулой спиной; кое-кто распевал
песенки о его возлюбленной, г-же д'Эгильон, и о его племяннице, г-же де
Комбалэ, а другие тут же сговаривались подшутить над пажами и телохрани-
телями кардинала, - все это представлялось д'Артаньяну немыслимым и ди-
ким.
лось имя короля, казалось - чья-то невидимая рука на мгновение прикрыва-
ла эти насмешливые уста. Разговаривавшие в смущении оглядывались, словно
опасаясь, что голоса их проникнут сквозь стену в кабинет г-на де Треви-
ля. Но почти тотчас же брошенный вскользь намек переводил снова разговор
на его высокопреосвященство, голоса снова звучали громко, и ни один из
поступков великого кардинала не оставался в тени"
в Бастилию и повесят. А меня заодно с ними: меня сочтут их соучастником,
раз я слушал и слышал их речи. Что сказал бы мой отец, так настойчиво
внушавший мне уважение к кардиналу, если б знал, что я нахожусь в об-
ществе подобных вольнодумцев! "
в разговоре. Но он глядел во все глаза и жадно слушал, напрягая все свои
пять чувств, лишь бы ничего не упустить. Несмотря на все уважение к от-
цовским советам, он, следуя своим влечениям и вкусам, был склонен скорее
одобрять, чем порицать, происходившее вокруг него.
толпы приверженцев г-на де Тревиля и его впервые видели здесь, к нему
подошли узнать о цели его прихода. Д'Артаньян скромно назвал свое имя и,
ссылаясь на то, что он земляк г-на де Тревиля, поручил слуге, подошедше-
му к нему с вопросом, исходатайствовать для него у г-на де Тревиля нес-
колько минут аудиенции. Слуга покровительственным тоном обещал передать
его просьбу в свое время.
перь на досуге приглядеться к одежде и лицам окружающих.
мерным лицом и в необычном костюме, привлекавшем к нему общее внимание.
На нем был не форменный мундир, ношение которого, впрочем, не считалось
обязательным в те времена - времена меньшей свободы, но большей незави-
симости, - а светло-голубой, порядочно выцветший и потертый камзол, по-
верх которого красовалась роскошная перевязь, шитая золотом и сверкав-
шая, словно солнечные блики на воде в ясный полдень. Длинный плащ алого
бархата изящно спадал с его плеч, только спереди позволяя увидеть осле-
пительную перевязь, на которой висела огромных размеров шпага.
нарочно покашливал. Вот поэтому-то ему и пришлось накинуть плащ, как он
пояснял, пренебрежительно роняя слова и покручивая ус, тогда как окружа-
ющие, и больше всех д'Артаньян, шумно восхищались шитой золотом пере-
вязью.
расточительство, я и сам знаю, но модно. Впрочем, надо ведь куда-нибудь
девать родительские денежки.
уверить, что этой перевязью ты обязан отцовским щедротам! Не преподнесла
ли ее тебе дама под вуалью, с которой я встретил тебя в воскресенье око-
ло ворот Сент-Оноре?
собственные деньги, - ответил тот, кого называли Портосом.
этот новый кошелек: на те самые деньги, которые моя возлюбленная положи-
ла мне в старый.
что заплатил за нее двенадцать пистолей.
кетеру.
ратился, назвав его Арамисом. Это был молодой человек лет двадцати двух
или двадцати трех, с простодушным и несколько слащавым выражением лица,
с черными глазами и румянцем на щеках, покрытых, словио персик осенью,
бархатистым пушком. Тонкие усы безупречно правильной линией оттеняли
верхнюю губу. Казалось, он избегал опустить руки из страха, что жилы на
них могут вздуться. Время от времени он пощипывал мочки ушей, чтобы сох-
ранить их нежную окраску и прозрачность. Говорил он мало и медленно,
часто кланялся, смеялся бесшумно, обнажая красивые зубы, за которыми,
как и за всей своей внешностью, по-видимому, тщательно ухаживал. На воп-
рос своего друга он ответил утвердительным кивком.
ной перевязи. Ею продолжали любоваться, но говорить о ней перестали, и
разговор, постепенно подчиняясь неожиданным ассоциациям, перешел на дру-
гую тему.
- спросил другой мушкетер, не обращаясь ни к кому в отдельности, а ко
всем присутствующим одновременно.
нейшим слугой кардинала. Рошфор был в одеянии капуцина, и, пользуясь та-
ким маскарадом, этот проклятый Рошфор провел господина де Лэга, как пос-
леднего болвана.
рассказывал вам об этом вчера. Не стоит к этому возвращаться.
"Не стоит возвращаться"! Черт возьми, как вы быстро решаете!.. Как!..
Кардинал выслеживает дворянина, он с помощью предателя, разбойника, ви-
сельника похищает у него письма и, пользуясь все тем же шпионом, на ос-
новании этих писем добивается казни Шале под нелепым предлогом, будто бы
Шале собирался убить короля b женить герцога Орлеанского на королеве!
Никто не мог найти ключа к этой загадке. Вы, к общему удовлетворению,
сообщаете нам вчера разгадку тайны и, когда мы еще не успели даже опом-
ниться, объявляете нам сегодня: "Не стоит к этому возвращаться"!
сился Арамис.
чил этого Рошфора!
тос, хлопая в ладоши и одобрительно кивая. - Красный Герцог - это вели-
колепно. Я постараюсь распространить эту остроту, будьте спокойны. Вот
так остряк этот Арамис!.. Как жаль, что вы не имели возможности последо-
вать своему призванию, дорогой мой! Какой очаровательный аббат получился
бы из вас!
я все же буду аббатом. Вы ведь знаете, Портос, что я в предвидении этого
продолжаю изучать богословие.
ся.
сит у него в шкафу позади одежды мушкетера! - воскликнул один из мушке-
теров.
лева, слава богу, еще в таком возрасте, что это возможно.
кавым смешком, который придавал этим как будто невинным словам некий
двусмысленный оттенок.
и любовь к остротам заставляет вас перешагнуть известную границу. Если б
господин де Тревиль услышал, вам бы не поздоровилось за такие слова.
ком взгляде которого неожиданно сверкнула молния.
тем и другим одновременно. Вспомните, Атос на днях сказал вам: вы едите
из всех кормушек... Нет-нет, прошу вас, не будем ссориться. Это ни к че-
му. Вам хорошо известно условие, заключенное между вами, Атосом и мною.
Вы ведь бываете у госпожи д'Эгильон и ухаживаете за ней; вы бываете у
госпожи де Буа-Траси, кузины госпожи де Шеврез, и, как говорят, состоите
у этой дамы в большой милости. О господа, вам незачем признаваться в
своих успехах, никто не требует от вас исповеди - кому не ведома ваша
скромность! Но раз уж вы, черт возьми, обладаете даром молчания, не за-
бывайте о нем, когда речь идет о ее величестве. Пусть болтают что угодно
и кто угодно о короле и кардинале, по королева священна, и если уж о ной
говорят, то пусть говорят одно хорошее.
мис. - Вам ведь известно, что я не терплю поучений и готов выслушивать