другого выхода, восполняли вербовкой преступников прямо в тюрьмах. По
указанным выше причинам в настоящее время было бы, вероятно, не так-то
просто подтвердить или опрове
наглядное свидетельство того, насколько тяжело приходилось Англии в ту
эпоху, когда на нее обрушились войны, которые, подобно стае гарпий, с
хищными криками взвились из грохота и пыли сокрушенной Бастилии! Нам, кто
оглядывается на эту эру из настоящего и судит о ней лишь по книгам, она
представляется достаточно ясной. Но дедам тех из нас, кто уже сам убелен
сединами, дух ее, если они задумывались об этом, представлялся, подобно
"Духу Мыса" Камоэнса, всеобъемлющей угрозой, таинственной и неисповедимой.
Когда Наполеон находился на вершине своей беспримерной славы, иные
американцы, в свое время сражавшиеся при Банкер-Хилле, опасались, что
Атлантический океан окажется недостаточной преградой на пути этого
ненасытного завоевателя, который восстал из хаоса революции и, казалось, уже
исполнял своими деяниями пророчества Апокалипсиса.
доверять тем меньше, что человек, занимающий на военном корабле должность
каптенармуса, неизбежно вызывает у команды враждебность и антипатию. А
матросы, понося того, на кого у них есть зуб, не менее обитателей суши
склонны к преувеличениям и романтическим вымыслам.
до того, как поступил на службу, не более, чем знает астроном о странствиях
кометы, предшествовавших тому мгновению, когда он впервые обнаружил ее на
нашем небосклоне. И приговор морских зоилов приведен здесь лишь затем, чтобы
показать, какого рода впечатление производил Клэггерт на грубые,
необразованные натуры, чьи понятия о глубинах человеческого злодейства не
могли не быть самыми узкими и по необходимости ограничивались простейшими
представлениями о низости и подлости: умственному их взору рисовались лишь
вор среди покачивающихся коек в часы ночной вахты, грабители и мошенники в
портовых притонах.
чем вскользь уже упоминалось выше, - как совсем не знающего морской службы,
определили в трюмные (а на военном корабле это - последние из последних,
выполняющие самую черную работу), оставался он среди них недолго.
отношению к высшим вкупе с редкими сыскными способностями, которые нежданный
случай позволил ему проявить, - все это, а также своеобразный суровый
патриотизм, вскоре помогло ему из простого матроса сразу стать
каптенармусом.
называемые корабельные капралы, которые в угоду ему - как это нередко
случается и в кое-каких учреждениях на суше - готовы были иной раз перейти
пределы дозволенного совестью. Тот, кто занимал должность каптенармуса,
сосредоточивал в своих руках самые разнообразные нити и, ловко используя
свое тайное влияние, через посредство усердных помощников мог подстраивать
нижним чинам всяческие мелкие неприятности, а то и что-нибудь похуже.
отбиравшихся по признаку молодости и ловкости, был там своего рода воздушный
клуб: когда им не надо было ставить или убирать верхние паруса, они уютно
располагались на свернутых лиселях, точно ленивые боги, рассказывали друг
другу всякие были и небылицы и посмеивались, глядя со своей высоты на
хлопотливый мир палубы. Само собой разумеется, молодой человек с характером
и склонностями Билли не мог не чувствовать себя довольным таким обществом.
Он отлично со всеми ладил, и слова команды никогда не заставали его
врасплох. Правда, и на торговом судне он обычно бывал впереди всех. Но
теперь никто не мог сравниться с ним в старательности, так что иной раз
товарищи даже добродушно над ним посмеивались. Это рвение имело свою причину
- впечатление от экзекуции, которую ему довелось впервые в жизни увидеть на
второй день своей новой службы. Наказанию подвергся молоденький ютовый,
щуплый новичок, - его не оказалось на месте, когда корабль начал поворот, а
это привело к задержке при маневре, который требует молниеносной быстроты в
отдаче и креплении снастей. С леденящим ужасом Билли смотрел, как плеть
впивается в обнаженную спину, окровавленную, всю в решетке багровых рубцов,
он увидел искаженное лицо несчастного, который кинулся в толпу, чтобы
поскорее спрятаться, едва экзекутор набросил на него шерстяную рубаху. И наш
фор-марсовый тут же дал себе клятву, что не только никогда не допустит
проступка, который может навлечь на него подобную кару, но и будет
остерегаться самых незначительных недосмотров и промахов, хотя бы даже за
них не полагалось ничего страшнее словесного выговора. Каково же было его
недоумение и даже тревога, когда он некоторое время спустя начал замечать,
что у него все чаще и чаще случаются неприятности из-за плохо уложенной
сумки или криво подвешенной койки - словом, из-за всего, что находилось в
ведении корабельных капралов, призванных следить за порядком на нижних
палубах, причем один из них не поскупился и на неопределенные угрозы!
быть? Он не понимал, в чем дело, и его томило беспокойство. Когда он
заговаривал об этом со своими молодыми товарищами, они либо пропускали его
слова мимо ушей, либо потешались над его озабоченностью.
поглубже - и увидишь, трогает ее кто-нибудь или нет.
сноровки, а потому незадолго до начала нашего повествования он был назначен
гротовым и приставлен к нижним снастям этой гигантской мачты. В часы,
свободные от работы, между ним и нашим фор-марсовым завязалось некоторое
знакомство, и теперь Билли пришло в голову, что старик может дать ему
дельный совет. Был он датчанин (хотя долгие годы службы почти превратили его
в англичанина), очень молчаливый, с лицом, изборожденным морщинами и
почтенными шрамами. Его кожа, продубленная временем и непогодой, напоминала
по цвету древний пергамент, а лоб и щеки испещряли синие пятна - память о
пороховом заряде, случайно взорвавшемся во время боя. На "Неустрашимого" его
перевели с "Агамемнона"- за два года до описываемых событий он еще служил
под командой Нельсона, в то время только сэра Горацио, на этом корабле,
который обрел бессмертие в морских анналах, а затем был частично разобран и
предстает перед нами на гравюре Хейдона как величественный остов. Однажды,
когда "Агамемнон" сошелся с вражеским кораблем вплотную, он был в абордажной
партии и получил сабельный удар, пришедшийся по виску и щеке - тонкий
бледный рубец пересекал его темное лицо, точно рассветный луч. На борту
"Неустрашимого" датчанина прозвали На-Абордаж-в-Дыму - не только из-за синих
пороховых пятен на его лице, но и в честь шрама, а также в честь дела, в
котором он заработал этот шрам.
Бадда, морщины на лице датчанина задергались и поползли в разные стороны,
слагаясь в подобие угрюмой улыбки. Быть может, суровый чудак, наделенный
безыскусственной природной мудростью, узрел (или, во всяком случае, решил,
будто узрел) в Красавце Матросе что-то, никак не вяжущееся с военным
кораблем и жизнью на нем? Но затем старый Мерлин рассмотрел его получше и
перестал язвительно улыбаться. Теперь, когда они встречались, усмешка в
глазах датчанина, едва появившись, сменялась выражением задумчивым и
вопросительным, словно он тщился угадать, что ожидает впереди эту
бесхитростную натуру, заброшенную в мир, где хватает ловушек и хитрых тенет,
против которых мало помогает простая храбрость, не оснащенная опытом и
житейской ловкостью, не укрытая хотя бы тенью спасительной безобразности, в
мир, где невинность духа в минуту нравственного кризиса не всегда обостряет
чувства и укрепляет волю.
объяснялось это не только отвлеченным философским интересом к подобному
характеру. Была тут и другая причина. Чудаковатость старика, граничившая
порой с грубостью, обычно отпугивала молодых матросов, но Билли словно не
замечал ее и сам искал встреч, приветствуя старого агамемнонца с той
почтительностью, которую всегда ценят пожилые люди, какими бы ворчливыми ни
сделало их время и какое бы положение они ни занимали. Гротовому был
свойствен своеобразный суховатый юмор, и с первого же раза он начал называть
Билли Деткой Баддом, то ли с высоты своих лет посмеиваясь над его юностью и
атлетическим сложением, то ли по какой-нибудь другой, не столь очевидной
причине. С легкой руки датчанина это прозвище пошло в ход, и вскоре нашего
фор-марсового никто иначе на корабле и не называл.
неприятностями, отправился на поиски старика, которого и отыскал на верхней
батарейной палубе, где тот отдыхал после собачьей вахты. Примостившись на
ящике с картечью, старик с усмешкой поглядывал на матросов помоложе, которые
прогуливались там вразвалку, и о чем-то размышлял. Билли рассказал ему о
своих непонятных затруднениях, по-прежнему недоумевая, какая тут может быть
причина. Корабельный патриарх внимательно слушал - его морщины странно
подергивались, а в маленьких глазках вспыхивали загадочные искры. В
заключение фор-марсовый спросил:
где он терялся среди жидких волос, и ответил лаконично:
что же? И ведь мне говорили, что он меня иначе не называет, как "милым
малым".
Тощий Франт поет сладко.
Стоит мне мимо пройти, и уж он обязательно что-нибудь ласковое скажет.
Шломо Вульф
Земляной Андрей
Лондон Джек
Шекли Роберт
Сертаков Виталий
Акунин Борис