никакого лифчика у нее нету, вены на ногах сплошняком, здоровенные, ни
дать ни взять карта из атласа дорог, брюлики и на шее, и на руках, и в
ушах болтаются. И притащила она с собой парнишку лет семнадцати, никак не
больше, оброс до жопы, а ширинка выпирает, как будто он туда комиксов
напихал. Ну, пробыли они тут неделю, может, дней десять, и каждый день
одна и та же разминка: она с пяти до семи в баре "Колорадо" сосет сладкий
джин с водой и мускатом, да так, будто его завтра запретят законом, а он
тянет и тянет одну бутылку "Олимпии". Она и шутит, и хохмит по-всякому, и
каждый раз, как она чего-нибудь эдакое отмочит, парень скалит зубы,
обезьяна хренова, будто эта баба ему к углам рта веревочки попривязывала.
Только прошло несколько дней и замечаем мы, что улыбаться ему все трудней
и трудней, и бог его знает, о чем ему приходилось думать, чтоб перед сном
у него стояло. Ходили они, стало быть, обедать - он-то нормально, а ее
качает из стороны в сторону, ясное дело, в жопу пьяная. А парень, как его
дамочка не смотрит, то ущипнет официантку, то ей ухмыльнется. Черт, мы
даже спорили, на сколько его еще хватит.
- дескать, "жена нездорова" - понимай так, опять надралась, как каждый
вечер, что они тут были, - и он, мол, едет за таблетками от желудка. И
сматывается в маленьком "порше", на котором они вместе приехали. Больше мы
его в глаза не видели. На следующее утро она является вниз и пытается дуть
в ту же дудку, только чем ближе к вечеру, тем бледнее у нее вид. Мистер
Уллман - чистый дипломат - спрашивает, может, ей охота, чтоб он звякнул
фараонам, просто на случай, ежели парень попал в небольшую аварию или еще
что. Она кидается на него, как кошка - "нет-нет-нет, он отлично водит, я
не тревожусь, все нормально, к обеду он вернется". И днем, что-то около
трех, отправляется в "Колорадо". В десять тридцать она поднимается к себе
в номер и больше мы ее живой не видели.
заглотила чуть ли не тридцать пилюль для сна. На следующий день объявился
муженек - юрист, крупная шишка из Нью-Йорка. Ну и задал же он перцу
старине Уллману, чертям в аду жарко стало! "Возбудим дело такое, да
возбудим дело сякое, да когда все кончится, вам и пары чистого белья не
найти", ну, и все в том же духе. Но, Уллман, паскуда, хорош. Уллман его
угомонил. Спросил, наверное, эту шишку, придется ли ему по вкусу, коли про
его жену пропечатают все нью-йоркские газеты: "ЖЕНА ИЗВЕСТНОГО
НЬЮ-ЙОРКСКОГО ЛЯ-ЛЯ НАЙДЕНА МЕРТВОЙ С ПОЛНЫМ ПУЗОМ СНОТВОРНЫХ ТАБЛЕТОК",
после того, как наигралась в кошки-мышки с мальцом, который ей во внуки
годится.
кого нажал, чтоб его отдали этому юристу. Потом они вдвоем навалились на
старину Арчи Хотона, коронера графства, и заставили поменять вердикт на
"смерть от несчастного случая". Сердечный приступ. Теперь старина Арчи
катается в "крайслере". Я его не виню. Дают - бери, бьют - беги, особенно,
коли с годами начинаешь обустраиваться.
горничная, Делорес Викери ее звать, убирается в номере, где жила та
парочка, начинает орать, будто ее режут, и падает замертво. Очухалась она
и говорит, дескать, видела она в ванной голую бабу. "А лицо-то все
багровое, раздутое - да еще она ухмылялась". Тут Уллман выкинул ее с
работы, сунул жалованье за две недели и велел убираться с глаз долой. Я
подсчитал, с тех пор, как мой дед открыл этот отель в 1910 году, тут
человек сорок-пятьдесят померло.
сердечного приступа или удара, когда трахают свою бабу. Таких старых
дураков, что хотят гульнуть под занавес, на курортах пруд пруди.
Забираются сюда, в горы, чтоб повоображать будто им снова двадцать.
Бывает, случиться иногда неприятность, да только не всем ребятам, что
управляли нашем отелем, удавалось скрыть это от газетчиков так же здорово,
как Уллману. Так что славу себе "Оверлук" заработал ту еще, будьте
спокойны. Провалиться мне, коли у хренова "Билтмора" в Нью-Йорке, ежели
расспросить правильных людей, не окажется такая же слава.
пацаном - не старше вашего сынишки с той фотки, что вы мне показывали. Но
до сих пор привидений еще не видел. Хотите, пошли со мной наружу, покажу
вам сарай.
счета и фактуры, и Бог знает что еще. Папаша мой, когда тут была старая
печка, здорово умел навести порядок, но теперь никто этим не занимается.
Придется мне когда-нибудь нанять парня, чтобы он отволок все это вниз, в
Сайдвиндер, и сжег. Коли Уллман возьмет расходы на себя. Думаю, ежели
гаркнуть как следует "крыса!", он это сделает.
так мистер Уллман хочет, чтоб вы это распихали по чердаку и тут, внизу.
Присматривайте за своим мальцом хорошенько, мистер Торранс, вряд ли вам
охота, чтоб с ним что-нибудь стряслось.
минуту задержались, пока Уотсон в очередной раз сморкался.
сарае черепица. Уллман говорил вам про это?
будет ныть и скулить, что и половина работы не сделана так, как надо. Я
раз ему прямо в рожу говорю, я говорю...
сливаясь в убаюкивающее монотонное жужжание. Оглянувшись разок через плечо
на непроницаемую, пахнущую плесенью тьму, Джек Торранс подумал, что если и
есть на свете место, где должны водиться привидения, то это оно. Он
подумал про Грейди, запертого здесь мягким, неумолимым снегом, про Грейди,
который потихоньку сходил с ума, пока не совершил свое зверство.
каждый день чувствовать, как это подступает, и понять, наконец, - для тебя
весна никогда не наступит. Ему не следовало жить здесь. И не следовало
выходить из себя".
вернулись к нему с резким треском, словно сломался карандашный грифель -
дурной знак. Господи, Джек мог напиться. Тысячу раз напиться.
печеньем. Все это он проглотил, выглядывая в окно, потом подошел
поцеловать маму, которая прилегла. Она предложила посидеть дома,
посмотреть "Сезам-стрит" - так время пройдет быстрее - но он решительно
замотал головой и вернулся на свое место на кромке тротуара.
не умел еще определять, который час, как следует), ход его сознавал - тени
удлинились, а дневной свет приобрел золотистый оттенок.
скорей... Господин ушел чуть свет, но, а мне и горя нет... Лу, беги ко мне
скорей..."
Стовингтоне. Здесь он не ходил в детский сад, потому что папе это больше
было не по карману. Дэнни знал, что отец с матерью встревожены этим,
встревожены тем, что это усугубляет его одиночество (а еще сильнее тем -
правда, об этом не говорилось даже между ними - что в этом Дэнни винит
их), но на самом деле ему не хотелось снова ходить в "Джек-и-Джилл". Это
для малышей. Дэнни еще не был большим парнем, но и малышом уже не был.
Большие ребята ходили в настоящую школу и им давали горячий ленч. Первый
класс. На будущий год. А в этом году он был кем-то средним между малышом и
настоящим парнем. Ничего страшного. Он действительно скучал по Скотту с
Энди (главным образом, по Скотту), - но все равно, ничего страшного.
Ожидать, что будет дальше, лучше одному.
вкусу, и не один раз они просто отказывались этому верить. Но в один
прекрасный день поверить придется. Дэнни довольствовался ожиданием.
случаях, как сейчас. Мамочка лежала дома на кровати чуть не плача - так
она тревожилась о папе. Кое-какие ее тревоги были слишком взрослыми, чтобы
Дэнни мог их понять - нечто смутное, имеющее отношение к безопасности,
папиному представлению о себе; чувства вины, гнева, страха перед тем, что
с ними станет, - но сейчас маму главным образом занимали две вещи: не
попал ли папа в горах в аварию (а то с чего бы он не позвонил?) и не
отправился ли он Плохо Поступить. С тех пор, как Скотти Ааронсон, который
был на полгода старше, все объяснил Дэнни, тот отлично понимал, что значит
Плохо Поступить. Скотти был в курсе, потому что его папа тоже Плохо
Поступал. Один раз, рассказывал Скотти, папа стукнул маму прямо в глаз и
сбил с ног. В конце концов, из-за Плохих Поступков папа и мама Скотти