материализмом.
категориях античного историзма. Однако читатель, вероятно, уже сам заметил,
что историзм, хотя и складывается из различных логических категорий без них
невозможен, тем не менее сам-то историзм вовсе не есть ни одна из тех пяти
его основных и внутренних категорий, которые мы сейчас рассматривали.
которых нельзя обойтись при установлении их логического состава. Но какие
признаки для данной вещи мы ни устанавливали бы и как бы они ни были для нее
существенны, все-таки сама-то вещь есть нечто иное, чем ее признаки и чем
даже простая их сумма. Эти дифференциальные признаки вещи предполагают
самостоятельное существование вещи как некоторого рода новое качество
цельности, возникающее в результате единства и борьбы установленных здесь
противоположностей. Поэтому после рассмотрения всех основных категорий,
составляющих античную философию истории, мы должны будем теперь перейти к
характеристике античного историзма в виде нового и ни на что другое не
сводимого качества. Для простоты мы будем именовать это совокупное
рассмотрение всех внутренних категорий античного историзма уже не
дифференциальным, но рассмотрением интегральным, для которого необходимо
привлекать совсем другие и гораздо более целостные категории, чем те
отдельные и частичные, о которых у нас шла речь до сих пор.
она дифференциально состоит, обратим внимание на то, что всякая история есть
прежде всего определенного рода действительность, осуществленность и
реальное стремление живой общественной действительности переходить от одного
момента к другому. Здесь мы сразу увидим, что установление
прогрессивно-регрессивных исторических теорий, о чем уже говорилось,
является только внешней и описательной характеристикой античного историзма,
а то специфическое, что мы в этих теориях находили, констатировалось нами
только в порядке простого описания, а не в порядке того интегрального
историзма, который должен сейчас явиться предметом нашего рассмотрения.
нас ясной, обратим внимание на то, что всякая история развивается во времени
и в пространстве и что эта пространственно-временная стихия истории как раз
и требует не дифференциального, но уже интегрального функционирования
всякого историзма. Историческое время уже не есть ни просто одно
становление, ни просто движение, или развитие, ни просто описательно данные
стороны исторического развития; и поскольку исторический процесс нельзя себе
и представить без пространственно-временной стихии жизни, постольку нам
предстоит сейчас дать себе отчет в том, как понимается
пространственно-временной процесс в античном историзме. Это необходимый шаг
к пониманию того, что такое античный историзм в своей интегральной данности.
При современном же состоянии науки проблема времени стала весьма популярной
и даже, можно сказать, модной. Это, конечно, в значительной мере возмещает
недостаточную разработку проблемы времени в старых теориях истории. Однако
необходимо сказать, что современный интерес к проблеме времени отнюдь не
всегда проистекает из здоровой и вполне научной любознательности, из
стремления оживить прежние, слишком уж неповоротливые и неуклюжие теории
уныло постоянного и, по самой своей сущности, вполне бесформенного времени.
В наши дни проблемой времени часто занимаются не ради строгой науки, но ради
какой-то декадентской сенсации, время характеризуется своим разнообразным
рисунком, оно даже и не время просто, а нечто слишком уж разукрашенное,
вроде тех явлений, которые в этом времени протекают. Ввиду всего этого в
своем изображении античного понимания времени мы должны весьма строго
придерживаться как той теоретической философии, которая является основанием
для такого понимания, так и фактически бывшей в те времена историографии.
историзм, который мы должны сейчас изучить, и не есть та фактическая
историография, в которой отразилось античное понимание времени. Проблема
исторического времени достаточно теоретична, чтобы мы ее всегда связывали с
теоретической философией древних. Но вместе с тем она должна быть и
достаточно конкретной и практической, чтобы с ее помощью мы мог ли
установить методы тогдашней историографии и тогдашнего фактографического
прагматизма. Вот это среднее положение проблемы времени между теоретической
философией и фактической историографией как раз и делает такую проблему
весьма специфической и оригинальной, причем тут же становится ясной и связь
этой проблемы с общей проблемой историзма.
структуру, анализ которой на основании первоисточников должен обеспечить нам
как общую научность при изучении этого предмета, так и свободу его от быстро
сменяющихся публицистических мод и сенсаций.
предложенной точки зрения, мы сразу же замечаем огромную пестроту, текучесть
и причудливейшим образом данную сцепленность разных типов понимания времени
в разные эпохи античного развития. Здесь приходится распутывать какую-то
неимоверную путаницу разных временных структур, имеющих для себя место в тот
или иной момент античной истории. Но распутывать спутанное - это значит
прежде всего различать разные типы и формулировать их сначала в отдельности,
а потом уже в том спутанном виде, в каком они предстают в разные моменты
античности, когда эта спутанность уже перестает быть для исследователя
только одной спутанностью и больше ничем другим. От историка философии и от
филолога-классика требуется огромное напряжение мысли для того, чтобы
формулировать хотя бы главнейшие типы античного историзма и после этого
представлять себе эту спутанность как нечто ясное и логически обоснованное.
времени, а потом рассказать, как, где и почему они оказались спутанными,
т.е. реально осуществленными в античном мире.
Однако уже Гомер представляет собою смешение самых разнообразных эпох
исторического развития и очень сложную путаницу в своих представлениях о
времени и пространстве, поэтому прежде чем характеризовать даже этот первый
литературный памятник в античной истории приходится устанавливать несколько
типов совершенно разных пространственно-временных представлений. Первым
типом такого представления времени, первым и хронологически по самому
существу античного историзма, является то, что мы назвали бы временем
мифологическим. Дать современную формулу мифологического времени
представляет большие трудности, так что ту характеристику мифологического
времени, которую мы сейчас дадим, не надо считать окончательной и
завершенной. Наоборот, скорее это только начало.
функционирования мифологического времени. В эпоху общинно-родовую для
всякого мышления понятнее всего именно родовые отношения, т.е.
взаимоотношения ближайших родственников по крови. Когда такое мышление
пытается понять окружающую природу, то родовые отношения одушевленных
существ прямо переносятся на весь окружающий мир, так что весь мир является
как бы огромной родовой общиной.
качестве одушевленного и всего неродственного как ближайшим образом
родственного. Солнце, Луна, звезды, атмосферные явления, наземные и
подземные предметы и события - все это есть только совокупность родителей и
детей, дедов и внуков, братьев и сестер и т.д. Все это, кроме того, дано в
зримой форме и вообще в чувственно воспринимаемом виде, так что уже по
одному этому мир не может здесь представляться бесконечным. Он всегда
обязательно конечен. Но это только первый пункт нашего исследования.
так и ввиду отнесенности общинно-родовых отношений на все возможные события
в мире является ясной сама по себе. Поэтому совершенно неправы те, которые
понимают мифологию как буквальное перенесение человеческих отношений на всю
природу и на весь мир. Гефест - это не просто обыкновенный земной кузнец. Он
является воплощением всего вообще, что связано с огнем, т.е. он и есть самый
огонь, но только данный в своем предельном обобщении. Как говорит В.И.Ленин:
"Идеализм первобытный" заключается в том, что "общее (понятие, идея) есть
отдельное существо"3. Но в силу этого первобытного отождествления всякой
родовой общности с конкретным земным живым существом возникают весьма
интересные черты мифологического времени и пространства.
всякого пространственно-временного функционирования мифа то обстоятельство,
что здесь перед нами замкнутый характер мифологической Вселенной и
ограничение ее видимым небесным сводом ввиду преобладания чувственных
ощущений и чувственной наглядности. Ведь максимально обобщенное и
отчетливейшим образом зримое живое существо и есть не что иное, как небесный
свод в его вечном и правильном движении.
космоса, а также и вращение самого космоса на одном и том же месте. Так
совмещалось в мифологии слияние предельности всякой обобщающей мысли и
необходимости постоянного жизненного процесса в ней.
объединения всякой родовой (идеальной) общности с живым существом, вполне
реальным и даже материальным. Отсюда вытекают и прочие свойства
мифологического времени. Перечислим их.
Доставалов Александр
Березин Федор
Бажанов Олег
Володихин Дмитрий
Пехов Алексей
Распопов Дмитрий