у Плотина, Прокла и в Ареопагитиках. Эта одушевленность Вселенной, это
одухотворение всякого малейшего про явления космической жизни, в том числе и
всеобщее благословение всему человеческому и всему живому, тоже достигает
здесь своей наиболее зрелой разработки, открывает неведомые до того пути
человеческого спасения.
непознаваемого первоединого даются здесь в очень глубоко проанализированной
форме и в то же время в форме весьма доступного непосредственному
человеческому чувству, одухотворенного мировоззрения . Тем самым
теоретически и принципиально открываются разные пути для устроения
человеческой жизни. Желавшие погрузиться в этот сверхумный экстаз
божественного океана света могли вполне уходить от мирской жизни,
становиться отшельниками и предаваться безм олвному восхождению ума к
изначальному свету. Однако те, кто не хотел уходить от жизни, а хотел жить
ее радостями и страданиями, получали для этого от Ареопагитик полное
разрешение и даже благословение. Тот, кто изучал ареопагитский трактат
"Таинственное богословие", может только удивляться небывалой силе и
напряженности тогдашнего церковного апофатизма. Но тот, кто вникал во все
глубины ареопагитского трактата "О божественных именах", тот опять-таки не
может не поражаться имеющемуся в них разгулу филос офской мысли в
направлении оправдания всего человеческого и одухотворенно-земного.
Грузинские исследователи ошибаются, находя здесь пантеизм. Это не пантеизм,
но просто зрелая и продуманная до конца неоплатоническая концепция,
открывающая разные пути спа сения, в том числе и чисто земные. Что эта
последняя сторона Ареопагитик была очень интересна для Ренессанса, об этом
спорить не приходится; исследователи грузинского Возрождения сделали только
понятным и убедительным такое представление об использовании Ареопагитик в
Ренессансе. После этих исследователей философии Прокла, Иоанна Петрици и
Руставели едва ли кто осмелится сводить ареопагитское мировоззрение только
на один апофатизм и только на одну теорию уединенного, келейного
отшельничества.
именах". Указанные исследователи действительно правильно подметили самый
стиль этого трактата, хотя и не дали его научного анализа (который еще
предстоит сделать). Для читателя этого
основных догматов христианства, которые ко времени появления Ареопагитик,
по-видимому, были достаточно подробно и ясно формулированы (особенно на
Первом Вселенском соборе 325 г.). Остава лось изучение того, как нужно жить
и мыслить в условиях окончательно установленной догматической теологии. Но
это уже не требовало столь неопровержимого и в такой же мере строгого
богословствования. Наоборот, это теперь освобождало место частной инициати
ве всякого христианина устраивать свою жизнь в бесконечно разных
направлениях, лишь бы в конце концов это не противоречило исходной и
основной догматике. Вот почему стиль Ареопагитик весьма свободный и
разнообразный, и вот почему здесь открывались широки е пути для мысли и
жизни, ибо основные догматы уже не требовали новых доказательств и
логической строгости для бесконечно разнообразных форм жизни. Таким образом,
в XI - XII вв. не было пантеистического толкования Ареопагитик, но было лишь
их использован ие в виде самого зрелого продукта византийского
неоплатонизма.
богословия, но была лишь их секуляризация, и были лишь выводы из развитого
христианского неоплатонизма Ареопагитик для светской, и во многих отношениях
уже земной, жизни человека.
бы сказали, привольный и свободный стиль его религиозно-философских учений,
открывавший дорогу к всеобщей секуляризации.
грузинские мыслители выступили застрельщиками неоплатонического и
ареопагитского Ренессанса в Европе, что им, безусловно, принадлежит в этом
отношении приоритет и что они здесь на
точно так же как невозможно и сводить ареопагитский неоплатонизм на
язычество, на ересь, на пантеизм и на полное отрицание официальной церкви.
историко-философский подвиг, который осуществили исследователи эпохи
Ренессанса в Грузии, а вместе с тем и истории вообще мирового Ренессанса.
посвящена настоящая работа, нас поражает огромное и, можно сказать, прямо
неисчислимое количество разнообразных имен, стран, периодов развития,
направлений и стилей, обычно именуемых во зрожденческими. Но более
пристальное изучение всего этого материала еще более увеличивает наше
изумление перед безбрежным морем Западного Ренессанса. То, что многие
проблемы, относящиеся к Ренессансу, уже давно разработаны или продолжают
разрабатываться
беспокойство относительно сведения всех этих материалов в одно достаточно
расчлененное целое. Сейчас в виде некоторого вступления мы хотели бы
сослаться на крупнейшего искусствоведа XX в . Эрвина Пановского. Из его
многочисленных трудов мы хотели бы привести только некоторые рассуждения
наиболее общего характера, которые будут небесполезны в преддверии самой
эстетики Ренессанса.
определения этого периода (см. 183). Лишь кратко упоминая о разнообразных
эксцентрических концепциях Ренессанса, Э.Пановский считает бесспорным лишь
то, что Ренессанс был очень тесно свя зан со средними веками, что он был
верен наследию классической античности, что до "великого" века Медичи было
несколько других мощных, хотя и не столь значительных культурных
возрождений. Уже о том, насколько велика была в действительности роль Италии
в
Возрождения XIV века в Италии и XV в северных странах. Но, согласно
Э.Пановскому, нельзя, по-видимому, считать, что в Ренессансе не было ничего
специфического, что это лишь одно из
тысячи лет, и поэтому нужно говорить лишь об очередном ренессансе и писать
его со строчной буквы (см. там же, 6).
историческим порогом, свидетельствует, согласно Э.Пановскому, уже тот факт,
что после него стало возможным говорить о средних веках. Концепция поворота
истории возникла именно в ренессансны й период, а именно у Петрарки, который
первым заговорил о светлой античности, о темном невежестве, начавшемся после
того, как христианство стало официальной религией и "римские императоры
стали поклоняться имени Христа", и об ожидаемом возвращении к забы тому
древнему идеалу ("Africa", IX, 453 слл.).
древнего красноречия, а также знакомство с классической литературой. Но
затем это узкое понимание Возрождения распространилось на живопись и другие
искусства (см. 183, 8 - 11). Уже Боккаччо ("Декамерон", VI, 5) стал говорить
о том, что Джотто "возвратил к свету" (ritornata in luce) искусство
живописи, равно как и о том, что его "славный учитель" Петрарка "вновь облек
муз в их древнюю красоту". Наконец, Лоренцо Валла заговорил об " оживлении"
после долгого застоя скульптуры и архитектуры ("Elegantiae linguae latinae",
написано между 1435 и 1444), отмечая одновременно появление хороших
художников и писателей. Подобные констатации всеобщего возрождения весьма
характерны для эпохи Рен ессанса (см. 183, 13 - 16).
о том, что, собственно, происходит в искусствах. Для Петрарки речь шла о
возвращении к классикам; для Боккаччо, Виллани и впоследствии для многих
других, например для Савонаролы, с овершалось возвращение назад, к природе.
Возможно, наибольшего торжества античный идеал достиг в архитектуре; здесь
сыграли важную роль Филиппо Брунеллески и Антонио Филарете. Живопись,
напротив, больше ориентировалась на "природу", тогда как скульптура
на Витрувия, они говорят о первых постройках, возводившихся из переплетенных
ветвями бревен, о расцвете архитектуры в Египте, Греции и Риме, о ее падении
в темные века готики - однов ременно с падением всех прочих наук и искусств
- и о начавшемся восстановлении старых образцов. Впрочем, тот факт, что
представление о Ренессансе возникло у самих писателей этой эпохи, хорошо
известен.
сливаются на основе того воззрения, что само классическое искусство было
верным следованием природе. Возникают понятие о пропорции, сближающее
изобразительные искусства с архитектурой, и понятия инвенции, композиции и
света, соединяющие изобразительные искусства с литературой (см. там же, 30).
Европе были убеждены, что они переживают "новый век", "модерный век"
(Вазари). Чувство совершающейся "метаморфозы" было интеллектуальным и
эмоциональным по содержанию и почти религиозн ым по характеру.
"слепотой" и "видением", которые служили для отграничения "нового века" от
прошедшего, от средневековья, были заимствованы из Библии, равно как и сам
термин "возрождение" (см., наприм ер, Евангелие от Иоанна, 3,3; "nisi
priusrenascitur denuo, non potest videreregnum Dei" (если кто прежде не
возрождается вновь, не может увидеть царствия божия) (см. там же, 36 - 37).
Прибегая к религиозным аналогиям рождения, просвещения и пробуждения, люди
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Прозоров Александр
Херберт Фрэнк
Володихин Дмитрий
Посняков Андрей