лейбницианцев о формуле, выражающей сохранение количества движения - равна
она mv или mv2. Я не буду входить в детали физико-математической проблемы, я
просто хочу пометить, что работа собственно об этом. Но ее форму написания
нельзя объяснить излишествами красноречия, которые были приняты в среде
Канта, - профессора любили говорить красиво. Нельзя объяснить ее очень
личный тон, который вдруг прорывается в эту сугубо позитивную работу, и в
ней появляются выражения, казалось бы не имеющие никакой связи с текстом, с
действительным предметом, который в работе анализируется и излагается. Когда
Кант вдруг торжественно заявляет: "Я уже предначертал для себя путь,
которого намерен держаться. Я вступаю на него, и ничто не должно мне мешать
двигаться по этому пути"[E4]. Казалось бы, к чему и зачем стулья ломать,
когда речь идет о проблеме оценки живых сил, о различении мертвых сил и
живых сил? Это же сугубо физико-математическая проблема, какой бы она ни
была существенной. Заявлять ко этому поводу, что я вступил на путь, вот этим
произведением вступаю на него и ничто не должно мне быть на нем
препятствием, - явно излишне. И тут же вдруг Кант таким звоночком возвещает
все последующее, на всю жизнь сохраняющееся у него отношение к людям. Он
говорит так: "Предрассудок как бы создан для человека, он содействует
беспечности и себялюбию - двум свойствам, от которых можно избавиться, лишь
отказываясь от человеческой природы. (В этом уже весь Кант, каким он будет и
в 80 лет...) Поэтому, до тех пор пока тщеславие будет еще владеть умами
людей, предрассудок будет оставаться в силе, то есть он никогда не
исчезнет"[E5].
те, которые он называет предрассудком, содействующим беспечности и
себялюбию. В других местах он говорит об этом словами леность и трусость.
Они органически присущи нам, они есть то, что держит нас, нашу душу в
тюрьме, и отказаться от них можно, только отказываясь от человеческой
природы, но как бы мы от нее ни отказывались - мы люди и, поскольку мы
принадлежим человеческой природе, в нас будут каждый раз порождаться эти
леность и трусость, держащие нашу душу в плену. Здесь и началась основная
кантовская тема, которая, бессознательно для него, была декартовской темой.
Она звучит сочетанием двух слов: каждый раз; то есть все время снова
приходится все делать, каждый раз заново, независимо от того, свершился ли
мир до этого момента, проявилось ли в нем действие законов, упорядочивающих
мир, - все прошедшие времена безразличны, ибо теперь и сейчас ты должен
воспроизводить из себя и мир и себя в мире. Декарт эту же мысль, если
помните[E6], выражал довольно неуклюжей теорией дискретности временных
моментов, в связи с чем я показывал, что мы находимся в странной ситуации,
когда из данного момента по содержанию не вытекает следующий, поскольку
неизвестно, останусь ли я в том состоянии порядка, из которого на следующем
шаге в моем мозгу породится мысль, - порождение ее не содержится в этом шаге
и не может быть дедуктивно подучено из предшествующего момента. Декарт
называл эхо еще теорией непрерывного рождения, или непрерывного поддержания
Богом мира, то есть непрерывного участия. Нельзя одним актом раз и навсегда
установить мир. Внутреннюю форму этой темы у Канта я и выделил сочетанием
двух слов: каждый раз. Она выражает у Канта твердое сознание, что мы не
можем придумать и построить такой правильный и упорядоченный мир, который,
будучи один раз заведен, мог быть предоставлен сам себе и двигаться
упорядоченно. Помните кантовское высвободить место для себя с моим действием
и мышлением? Где высвободить место? В мире знания. В том числе и
теологического, но прежде всего - в мире фанатиков, то есть тех, кто
воодушевленно убежден, что он-то знает, каков заведенный мир поистине. Кроме
этого целомудренного презрения к фанатикам (презрения его целомудренной
души), у Канта было еще и чисто интеллектуальное, экзистенциальное
отталкивание от этого - Кант хотел жить в мире, в котором он с его
предназначением и выполняемыми актами жизни и мысли не был бы лишен места.
Мы лишние, если действительно можно придумать и построить или Бог может
придумать и построить такой правильный и упорядоченный мир, который, будучи
предоставлен сам себе, мог бы оставаться, пребывать упорядоченным и
правильным.
Канта, то есть выполняю задачу, которую перед собой поставил, - выявление
тем, вариациями которых будут или должны быть наши мысли. У Канта они тоже
были вариациями. Например, у Канта варьируется тема "каждый раз", она
составляет как бы фон, из которого выскакивают те или иные слова, и
объясняет, почему в изложении эти, а не другие слова. Кстати, из-за этого (я
на секунду отвлекусь) почти невозможно пользоваться переводами Канта,
особенно русским переводом. Очевидно, русские редакторы были одержимы
редакторской страстью и именно те деликатные словечки, деепричастные обороты
или наречия, которые фигурируют у Канта, в переводах исчезли. Переводчики
осмелились убрать, например, из "Антропологии" слова "второе рождение" - они
заменили "второе рождение" "возрождением". Хотя это совершенно другое слово.
Что такое "второе рождение", ясно любому человеку, но редакторы у нас
"грамотные", если бы они были безграмотными, было бы гораздо лучше. Конечно,
редактор узнал термин, и ему он, наверное, понравился - а из текста он его
убрал. Из кантовского текста исчез аккорд. А мы с вами договорились, что
нужно брать сочетания слов в аккорде - почему именно эти слова, а не другие.
Итак, мы фактически уже выполняем некоторое движение, выполняем то, о чем
сам Кант уже в первой своей работе говорит, имея в виду Лейбница н его
теорию предустановленной гармонии: мнения обычно возникают Гораздо более
простым путем, чем то, как они излагаются, и чем те случаи или тот материал,
на котором они излагаются[E7]. Это относится и к самому Канту.
слышим, о чем идет речь. Кант начинает обсуждать проблему сил в контексте
понятий и проблем взаимодействия. И это взаимодействие сил в мире все время
осмысливается, продумывается на фоне темы места души в этих взаимодействиях.
Кант зацепляется на проблему: какое место я занимаю в мире, понимая (он был
вторым после Декарта, который это понял), что существо, которое что-то
исписало в мире и из испытанного смогло извлечь опыт, то есть на просто
испытал", а научиться, - это существо есть событие в самом этом мире,
которое должно быть возможно в нем по его же законам, 90 тем законам,
которые в качестве истинных этот человек или это существо выразит в
содержании извлеченного им опыта. Попробуйте это ухватить.
или законы природы суть законы рассудка. Но мы никогда не берем это
высказывание в аккорде, как оно дано у Канта. Там есть аккордное слово, то
есть слово, наводящее нас на аккордное восприятие, - законы природы вообще.
Не законы физики, не конкретные законы, а законы природы вообще есть
одновременно законы нашего рассудка. Слово вообще пока ничего не говорит, но
оно аккордное, на него нужно настроиться, и тогда будет понятно, о чем речь.
А речь идет о том, что законы мира таковы, или мир устроен по таким законам,
что согласно этим законам и благодаря им можно что-то узнать о, мире. Иными
словами, в содержании знания будут какие-то конкретные законы, но само
содержание закона и факт извлечения закона - разные вещи. Кант идет со
стороны факта извлечения закона - того, что я занимаю место в мире и это
такое место, что по законам мира, в которому занимаю место, я об этом мире
могу что-то узнать, чему-то научиться необратимым образом. Потому что факт
научения есть необратимый факт, меняющий состояние мира. Мы не можем вернуть
мир в прежнее состояние, посмотреть на него со стороны, как он есть вне и до
необратимо происшедшего акта извлечения опыта.
говоря о живых силах, он определяет сосуществование и последовательность
действий сил во взаимодействии, и прежде всего в связи с местом души.
Последовательность для Канта означает небесконечность в актуальном смысле
слова, то есть отсутствие актуальной бесконечности - силы действуют лишь в
последовательности. Итак, силы могут действовать только в
последовательности; или: нечто вообще познается лишь в последовательности;
или: некто должен познавать в последовательности, то есть при изменении. Но
если каждый раз должно фиксироваться место души, а воспринимать или
познавать можно только в последовательности, то что при этом происходит с
местом души, которое включено в эти взаимодействия? Происходит ли изменение
места или нет?
само собой разумеющимся словом "знание" или словом "восприятие": есть нечто,
что может быть, если мы пришли во взаимодействие. А безотносительно к тому,
пришли мы во взаимодействие или не пришли, бессмысленно говорить и
бессмысленно употреблять термин "знание" или "восприятие" в смысле
"воспринято", "узнано". И вторая обсессивная для Канта тема. Изменение
одновременно должно быть изменением не только в пространстве вещей. Здесь
возникает вопрос - что же с изменением места души, с перемещением места души
в этих взаимодействиях? Насколько вообще осмысленно применять к душе термин
"место"? Причем речь должна идти о таких изменениях, о которых некто
изменяющийся знает как о своих, как об изменениях своего состояния души.
Ведь можно иметь изменения и не знать о них. Такого рода изменение не есть
восприятие. Некое живое существо может иметь изменение и даже не знать о
том, что оно это изменение имеет, что его состояние изменилось. Эту тему
Канта я сокращенно назову темой вождения кем-то. Более поздний Кант будет
выражаться так: в нашей душе может быть игра представлений, являющаяся
фактически игрой нами, мы можем иметь изменение состояния, не зная об этом
и, следовательно, не восприняв мир. Представьте себе такую вещь.
то, что мы знаем о нем по книгам, рассказам, по принятым определениям и
классификациям, никакого отношения к действительному Канту не имеет. В свое
время Анри Пуанкаре, французский математик и физик, в связи с обсуждением
проблемы пространства и времени тоже незаслуженно приписал Канту те взгляды,
которых тот не придерживался. Взяв за исходную точку представление Канта об
априорных формах пространства и времени и показывая, что то, что кажется
априорным, само уже является понятием, то есть продуктом работы, он полагал,
что пространственно-временные характеристики мы должны брать не сами по
Лукин Евгений
Корнев Павел
Корнев Павел
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Лондон Джек