обрывками парусов, вползали в крохотную бухточку гребного клуба "Динамо".
Впрочем, даже не сама тайна, не тайна как самоцель, волновала ленинградского
пионера. Отчетливый призыв "Спасите!" - вот что волновало его. Стремление
немедленно идти на помощь любому, кто в его помощи нуждается, было развито у
мальчика до высшей степени. Помочь! Спасти! Немедленно! Вперед! Без страха!
Без упрека!
послал ему сюда, в Ленинград, призыв о помощи? Кто и почему именно ему?
Друзья-патриоты с Больших Эмпиреев? Однако, по недавним сообщениям газет,
обстановка на архипелаге сейчас вполне спокойная, и независимость малой
нации развивается на достойных демократических началах. К тому же эмпирейцы
сейчас стали не так уж наивны: они не могут предполагать, что ленинградский
школьник в горячие весенние денечки может бросить все свои дела и примчаться
в Южное полушарие. Ведь теперь, после победы над черными силами мафии, они
имеют некоторое понятие о географии нашей планеты. И, кроме всего прочего,
им нет никакой нужды посылать в эфир смутные сигналы: они замечательно
научились пользоваться международным телефоном.
воротам Приморского Парка Победы и глядя на пышные кусты сирени, тревожно
кипящие под порывами балтийского ветра.
в этом отчета, но его просто потянуло поближе к морю. Должно быть,
наследственные гены Стратофонтовых всегда тянули Гену Стратофонтова поближе
к морю в периоды раздумий и тревог.
задумчивости. - Афия! - вскричал он. - Ведь это слово есть в радиограмме!
Галеон "Афия"! Быть может, в радиограмме есть призыв к спасению от происков
мафии? Эврика! Эврика!
голос.
брюках с подобием крыльев на бедрах. Сначала он удивился, почему у этого
юноши такие странные брюки и почему такой немолодой голос, а потом,
приглядевшись, увидел, что это вовсе и не юноша, а старик. Да, это именно
старик обратился к нему в легком сумраке белой ночи, но у этого старика была
юношеская фигура и поблескивающие юношеским любопытством глаза. Это был
поистине старик-юноша: вот к какому выводу пришел Геннадий.
мой возглас "эврика"?
старик-юноша.
импровизированные гаражи, которые мы часто можем видеть на окраинах жилых
кварталов, но несравненно более широкого, чем это требовалось для
обыкновенного автомобиля. В руках у старика был ключ, похожий на большой
древний ключ от города Костромы, который когда-то Геннадий видел по
телевидению. Геннадий приблизился. Что-то в лице старика, в выражении его
глаз располагало к откровенности, и мальчик тихо сказал:
только поздравить!
симпатию друг к другу. Так бывает: люди, родственные по духу угадывают друг
друга, и только смущение мешает им сразу же сблизиться. Гене очень хотелось
рассказать старику свою тайну, но он смущался. Старику хотелось чрезвычайно
эту тайну узнать, принять в ней участие, вникнуть, помочь, но и он смущался.
Все же он решился пошутить для разведки.
показал Геннадию средневековый ключ и кивнул на сооружение из жести.
взглянуть?
старинной песни "Взвейтесь соколы орлами", и дверь открылась. Старик включил
свет, и Гена увидел в ангаре аэроплан. Именно аэроплан, а не самолет и даже
не аэроплан, а летательный аппарат, как говорили в России на заре авиации.
Аппарат этот уже описан в нашей повести, и повторяться сейчас не резон.
Скажем лишь, что старик-юноша радостно улыбнулся при виде того, как глаза
таинственного мальчика (а Гена представлялся ему именно таинственным
мальчиком) загорелись великим и могучим чувством - любопытством, тем
чувством, которое, возможно, направляло всю жизнь этого старика. Может быть,
вид Гены Стратофонтова напомнил старику его собственное отрочество.
воспитание и врожденное чувство такта. Он сдержал свой порыв и представился:
- Простите, мы не знакомы. Мое имя Стратофонтов Геннадий.
Стратофонтова, с которым мы в Ораниенбауме в пятнадцатом году отрабатывали
буксировку планера?
зарядом восклицательных знаков, но врожденное и приобретенное джентльменство
взяло верх, и он представился Геннадию, старомодно щелкнув каблуками и
склонив голову энергичным кивком: - Четверкин Юрий Игнатьевич!
Четверкин - это достояние истории!
мешает мне наслаждаться жизнью.
Флайинг Ноуз. Он слышал и видел, как из ангара, словно брызги бенгальского
огня, летят междометия, восклицательные знаки и словечки "каково",
"здорово", потрясающе", "фантастика" и так далее. "Наверное, встретились
старые друзья", - подумал Ноуз и от удовольствия покрутил носом. Этому
доброму псу доставляли искреннее удовольствие радостные события в жизни
старших товарищей по жизни.
Гена навестил дом Четверкина, что расположен был неподалеку от ангара, на
том же Крестовском острове. Среди кварталов современных домов вдруг
открывалось некое подобие дачного оазиса, клочок земли, как бы не тронутый
нашим временем. Во-первых, там стоял раскидистый и независимый каштан,
который как раз к приходу Гены украсил свои ветви белыми свечками.
Во-вторых, следовало буйство сирени и черемухи, где кишмя кишели трясогузки,
обычно предпочитающие держаться подальше от больших городов. В третьих, а
именно за кустами сирени, похожими на предмостные укрепления замка, следовал
"мост", а именно аллея, выложенная цветной плиткой и окаймленная кустами
можжевельника, похожее на маленькие кипарисы.
мрамора ли? - с витыми чугунными перилами и козырьком, который поддерживали
два видавших виды купидона. Четыре окна, правда с фанерными заплатами,
украшали фасад. Хозяин встретил гостя на крыльце.
1918 году, - пояснил он и пропустил мальчика вперед.
фарфоровый китайский мандарин, кондор, несущий в когтях модель биплана и
прочие любопытные вещи встретили Гену еще в прихожей.
простотой. - Вначале я был романтик, потом д'Артаньян и немного авантюрист,
потом я стал летчиком, а потом уже летчиком-солдатом, а потом... потом я
стал чудаком. Да, Геннадий, ваш покорный слуга - настоящий чудак, но я
ничуть этого не стыжусь. Я горжусь тем, что доживаю свои дни в образе
старого чудака, а впрочем, я вовсе и не доживаю свои дни, я просто себе
чудачу свои дни, как и раньше чудачил и считаю, монсеньер, что на чудачестве
свет стоит. Извините.
комнату, весьма обширную комнату, скорее даже зал. Здесь под лепным потолком
висели модели самолетов, а на стенах красовались старинные деревянные
пропеллеры. Здесь по углам, словно ценнейшие скульптуры, стояли детали
авиационных моторов разных времен, и здесь бы-то множество фотографий.
счастливым лицом. Затем он увидел мужчину Четверкина в форме офицера старой
армии на прогулочном балкончике первого в мире многомоторного
бомбардировщика "Русский витязь". Затем он увидел Четверкина с красной
звездой на фуражке и с двумя маузерами на боках. Потом он увидел Четверкина
сначала с кубиками, потом с ромбиками и далее со шпалами в петлицах и,
наконец, пожилого уже Четверкина в простом черном свитере. "Анадырь - мыс
Дежнева - остров Врангеля" было написано чем-то красным по синему фону и
мелко добавлено: "Юрка, не забывай!"
уже и почти современные. Самолеты на снимках все молодели, а человек старел.
ему по истории авиации людей - здесь были и Уточкин, и Ефимов, и Васильев, и
Сикорский, и Туполев, и Чкалов, и Водопьянов...
дома", - подумал Гена и остановил свой взгляд на портрете среднего формата,
на котором в черном цилиндре и крылатке, с маской бабочкой на глазах, был
изображен молодой красавец с волевым лицом, пышными усами и чуть подернутыми
серебром, словно мех черно бурой лисицы, бакенбардами. Портрет был вырезан
из какого-то старого журнала и застеклен. Внизу сохранились слова
"знаменитый и вечно интригующий публику".
Круз Андрей
Сертаков Виталий
Орлов Алекс
Андреев Николай
Посняков Андрей
Пехов Алексей