телефону 2-41-59". Я записал.
могу, без Люськи.
и "лихт-вагена", "Газ-69", автобус, а над всем этим, как шея загадочного
жирафа, повисла стрела операторского крана. На балконе, освещенный лу-
ной, сидел в одной майке Барабанчиков. Он наигрывал на гитаре и пел, то-
мясь:
я и по стене, в тени, чтобы он меня не заметил, прошел в вестибюль.
Здесь я подсел к телефону и набрал 2-41-59. Длинные гудки долго тревожи-
ли ухо. Я отражался в зеркале, бледный, хорошо одетый молодой человек.
Завтра натяну брезентовые штаны и свитер, наемся как следует и буду тол-
кать тележку.
Евгению Евстигнееву.
зывается, он вчера, в большом количестве выпив пива и портвейна, насиль-
ственным образом изъял кольцо у работницы прядильной фабрики Вирве Тоом,
а также угнал велосипед дорожного мастера Юхана Сеппа. Барабанчиков уве-
рял, что на него нашло затмение, но младший лейтенант, голубоглазый эс-
тонец, не понимал, что такое затмение. Увели Барабанчикова и на глазах
всей нашей группы посадили в "раковую шейку".
зырьки циркулировали по лужам, сосны стояли в порослях холодных чистых
капель. Группа давно ждала дождя: надо было отснять небольшой эпизод в
дождь. Режиссер наш Григорий Григорьевич Павлик предлагал устроить ис-
кусственный дождь, но оператор Кольчугин настаивал на натуральном дожде,
артачился и поссорился с директором картины Найманом. Сейчас дождь всех
радовал, все торопились на съемку. Дождь был прекрасен для съемки, не
говоря уже о том, что он был прекрасен сам по себе в своей холодной и
чистой настойчивости. Все это понимали, даже Барабанчиков, который, пе-
ред тем как сесть в машину, поднял голову и отдал свое лицо дождю, потом
вытер лицо кепкой, и уж тогда нырнул в решетчатый сумрак неволи.
ром выступил реквизитор Камилл Гурьянович Синицын, седой человек с лицом
незаурядного оперного убийцы.
"Мосфильма" охотно берут его на роли эпизодических злодеев, но его само-
го никто не знает.
вот уже много лет следит за его судьбой, дает ему читать книжки и даже
помогает материально. Оказалось, что спокойствие Камилла Гурьяновича и
его вера в жизнь во многом зависят от судьбы Барабанчикова.
Синицына голосованием постановили взять маляра Барабанчикова на поруки.
в "тон-ваген" и рванули. Я сидел в кузове грузовика в своих брезентовых
штанах, в свитере и в шапочке с длинным козырьком, так называемый "фаер-
мэнке", которую мне подарил товарищ, матрос- загранщик. У меня был очень
кинематографический вид, гораздо более кинематографический, чем это по-
лагалось простому такелажнику. На плечи я накинул какую-то мешковину, но
все равно быстро весь промок, хохотал с такими же мокрыми ребятами, и
было мне в это утро удивительно хорошо.
там, где в соснах сквозило серое море, где над кюветами нависали дикие
валуны, совершенно безлюдное, мрачное место. Когда мы подъехали, оказа-
лось, что творческий состав, жильцы "Бристоля", нас уже ждут. Они стояли
под соснами, но это не спасало их от воды, струившейся меж ветвей. Таня
съежилась, плащ ее облепил, она была жалкой. Андрей Потанин тоже был
мокрый, но бравый, как всегда. Павлик сгорбился, ушел в воротник, он си-
дел на пеньке, выставив только нос из-под берета, и, вытянув вперед пал-
ку, смотрел в одну точку, видимо размышляя о "новой волне", об Антонио-
ни, бог знает еще о чем. Кольчугин и его ассистенты сияли. Тут же торчал
неизвестно зачем и автор, одетый в дешевые штаны и курточку, измятые
так, как будто они были выдернуты прямо из стиральной машины.
ми и одеялами.
всегда считается бедненькой, миленькой, самой красивой и самой талантли-
вой, ужасно несчастной, маленькой деточкой, ее всегда боготворят и тря-
сутся над ней.
руки у них зудели, особенно у Кольчугина. Они воздевали руки к небу и
причитали:
"митчел" на операторскую тележку, натягивали палатку для Андрея и Тани.
Пустынный этот и дикий уголок оглашался криками и стуком. Для веселья
звукотехники пустили через динамик ленту с записями Дейва Брубека. Все
бегали, все что-то делали или делали вид, что делают. И только Павлик
сидел один среди этой ярмарки в позе роденовского "Мыслителя", тоже в
общем что-то делая.
- наседали на администратора Кольчугин и Рапирский.
потом, а за ними прикатила целая "Волга", такого же цвета, как разбитая.
знал содержания сценария), гонят кудато на "Волге". Здесь, на этом мес-
те, столкновение с грузовиком. "Волга" в кювете. Таня и Андрей пострада-
ли, но только слегка. Они, значит, некоторое время должны промаяться в
кювете, возле машины, и поссориться окончательно, а потом Таня побежит в
лес, а Андрей, значит, за ней, не будь дурак, и тут, значит, наплыв.
места, из палатки вылезли уже в гриме и костюмах Таня и Андрей, и тут
заметили, что на площадке нет режиссера. И под сосной его не было. Побе-
жали искать и нашли за "тон-вагеном". Павлик с автором стояли друг про-
тив друга и о чем-то страстно спорили. Дождь стекал с них ручьями. По-
нять, о чем они спорили, было совершенно невозможно, потому что они
только мычали и выкрикивали иногда какие-то слова. Крутили пальцами у
носа, дергали друг друга за пуговицы, хлопали друг друга по плечу, мыча-
ли и кричали.
культура, м-м-м, во все века, Юра!
м-м-м, кино как таковое, м-м-м...
идейных столкновений?
Нема! Господь с вами, Нема! Милостивый боже!
ленный, в огромном обвисшем берете.
дымными шторами, тут и там на грани серого света и яркого сияния прибо-
ров возникло подобие радуги.
налег грудью на ручку. Не знаю, почему именно меня выбрали на роль тол-
кателя тележки, - может Кольчугину импонировала моя кепка?
нее рукой, у нее было обреченное лицо. Андрей пытался открыть капот.
Дождь поливал на славу.