говорили о нем как о настоящем сражении, и в этом смысле были
написаны и посланы многие, вполне искренние корреспонденции; я
их читал уже дома. К нам, раненным в этом бою, отношение было
вначале несколько странное,-- нас как будто меньше жалели, чем
других раненых, но скоро и это сгладилось. И только новые
случаи, подобные описанному, да то, что в неприятельской армии
два отряда действительно перебили друг друга почти поголовно,
дойдя ночью до рукопашной схватки, дает мне право думать, что
тут была ошибка.
старик, провонявший йодоформом, табачным дымом и карболкой,
вечно чему-то улыбавшийся сквозь изжелта-седые, редкие усы,
сказал мне, прищурив глаза:
Что такое?
участником последней европейской войны, бывшей почти четверть
века назад, и часто с удовольствием вспоминал ее. А этой не
понимал и, как я заметил, боялся.
облаке табачного дыма.-- Я сам бы уехал отсюда, если бы можно
было.
закопченные усы:
уедет. Да. Ни я, никто.
остановившееся, тупо пораженное. И что-то ужасное, нестерпимое,
похожее на падение тысячи зданий, мелькнуло в моей голове, и,
холодея от ужаса, я прошептал: -- Красный смех.
годового и подтвердил: -- Да. Красный смех.
зашептал учащенно, по-стариковски двигая острой седенькой
бородкой:
драку в сумасшедшем доме? Нет? А я видел. И они дрались, как
здоровые. Понимаете, как здоровые! Он несколько раз
многозначительно повторил эту фразу. -- Так что же? -- так же
шепотом и испуганно спросил я.
разлили водой.
охватил руками острые старческие колени и захихикал, и, косясь
на меня через плечо, еще храня на сухих губах отзвуки этого
неожиданного и тяжелого смеха, он несколько раз лукаво
подморгнул мне, как будто мы с ним только двое знали что-то
очень смешное, чего не знает никто. Потом с торжественностью
профессора магии, показывающего фокусы, он высоко поднял руку,
плавно опустил ее и осторожно, двумя пальцами коснулся того
места одеяла, под которым находились бы мои ноги, если бы их не
отрезали. -- А это вы понимаете? -- таинственно спросил он.
Потом так же торжественно и многозначительно обвел рукою ряды
кроватей, на которых лежали раненые, и повторил:
Раненые. -- Раненые,-- как эхо, повторил он.-- Раненые. Без
ног, без рук, с прорванными животами, размолотой грудью,
вырванными глазами. Вы это понимаете? Очень рад. Значит, вы
поймете и это?..
вниз и стал на руки, балансируя в воздухе ногами. Белый балахон
завернулся вниз, лицо налилось кровью, и, упорно смотря на меня
странным перевернутым взглядом, он с трудом бросал отрывистые
слова: -- А это... вы также... понимаете?
моей кровати и, отдуваясь, наставительно заметил: -- И никто
этого не понимает. -- Вчера опять стреляли.
утвердительно мотнул он головой.
хочу домой. Я не могу здесь оставаться. Я перестаю верить, что
есть дом, где так хорошо. Он думал о чем-то и не отвечал, и я
заплакал: -- Господи, у меня нет ног. Я так любил ездить на
велосипеде, ходить, бегать, а теперь у меня нет ног. На правой
ноге я качал сына, и он смеялся, а теперь... Будьте вы
прокляты! Зачем я поеду? Мне только тридцать лет... Будьте вы
прокляты!
быстрых, сильных ногах. Кто отнял их у меня, кто смел их
отнять! -- Слушайте,-- сказал доктор, глядя в сторону.-- Вчера
я видел: к нам пришел сумасшедший солдат. Неприятельский
солдат. Он был раздет почти догола, избит, исцарапан и голоден,
как животное; он весь зарос волосами, как заросли и мы все, и
был похож на дикаря, на первобытного человека, на обезьяну. Он
размахивал руками, кривлялся, пел и кричал и лез драться. Его
накормили и выгнали назад -- в поле. Куда же их девать? Дни и
ночи оборванными, зловещими призраками бродят они по холмам
взад, и вперед, и во всех направлениях, без дороги, без цели,
без пристанища. Размахивают руками, хохочут, кричат и поют, и
когда встречаются, то вступают в драку, а быть может, не видят
друг друга и проходят мимо. Чем они питаются? Вероятно, ничем,
а быть может, трупами, вместе со зверями, вместе с этими
толстыми, отъевшимися одичалыми собаками, которые целые ночи
дерутся на холмах и визжат. По ночам, как птицы, разбуженные
бурей, как уродливые мотыльки, они собираются на огонь, и стоит
развести костер от холода, чтобы через полчаса около него вырос
десяток крикливых, оборванных, диких силуэтов, похожих на
озябших обезьян. В них стреляют иногда по ошибке, иногда
нарочно, выведенные из терпения их бестолковым, пугающим
криком...
вату, глухо и призрачно долбили мой измученный мозг новые
ужасные слова:
ямах, приготовленных для здоровых и умных, на остатках колючей
проволоки и кольев; они вмешиваются в правильные, разумные
сражения и дерутся, как герои -- всегда впереди, всегда
бесстрашные; но часто бьют своих. Они мне нравятся. Сейчас я
только еще схожу с ума и оттого сижу и разговариваю с вами, а
когда разум окончательно покинет меня, я выйду в поле -- я
выйду в поле, я кликну клич -- я кликну клич, я соберу вокруг
себя этих храбрецов, этих рыцарей без страха, и объявлю войну
всему миру. Веселой толпой, с музыкой и песнями, мы войдем в
города и села, и где мы пройдем, там все будет красно, так все
будет кружиться и плясать, как огонь. Те, кто не умер,
присоединятся к нам, и наша храбрая армия будет расти, как
лавина, и очистит весь этот мир. Кто сказал, что нельзя
убивать, жечь и грабить?..
точно разбудил заснувшую боль тех, у кого были изорваны груди и
животы, и вырваны глаза, и обрублены ноги. Широким, скребущим,
плачущим стоном наполнилась палата, и отовсюду к нам
повернулись бледные, желтые, изможденные лица, иные без глаз,
иные в таком чудовищном уродстве, как будто из ада вернулись
они. И они стонали и слушали, и в открытую дверь осторожно
заглядывала черная бесформенная тень, поднявшаяся над миром, и
сумасшедший старик кричал, простирая руки:
убивать, и грабить, и жечь. Веселая, беспечная ватага храбрецов
-- мы разрушим все: их здания, их университеты и музеи; веселые
ребята, полные огненного смеха,-- мы попляшем на развалинах.
Отечеством нашим я объявлю сумасшедший дом; врагами нашими и
сумасшедшими -- всех тех, кто еще не сошел с ума; и когда
великий, непобедимый, радостный, я воцарюсь над миром, единым
его владыкою и господином,-- какой веселый смех огласит
вселенную!
я слышу красный смех!
изуродованным теням.-- Друзья! У нас будет красная луна и
красное солнце, и у зверей будет красная веселая шерсть, и мы
сдерем кожу с тех, кто слишком бел, кто слишком бел... Вы не
пробовали пить кровь? Она немного липкая, она немного теплая,
но она красная, и у нее такой веселый красный смех!..