бы явилась передо мной моя деревня, прибравшаяся перед сном, запершая на
ночь запасы своего зерна, свой скот, свои вековые обычаи!
растворятся в безмолвии. И все исчезнет, и останется лишь мерное дыхание под
добротными домоткаными простынями, - словно море, затихающее после шторма.
пользования их богатствами. И пока люди будут отдыхать, по прихоти
неодолимого сна разжав до утра пальцы, передо мною яснее предстанет
сбереженное ими наследие.
приду к огню, как слепой, которого ведут его ладони. Он не смог бы описать
огонь, а все-таки он его нашел. Так, быть может, явится мне то, что нужно
защищать, то, чего не видно, но что живет, подобно горящим углям, под пеплом
деревенских ночей.
надо прежде всего...
причитается. Я хотел бы обрести право на любовь. Я хотел бы понять, за кого
умираю...
VIII
они, я их вижу! Крохотные. Рой ядовитых ос.
расстояние между нами уменьшится. Мы летим прямо на солнце, а на большой
высоте нельзя набрать еще пятьсот метров, не потеряв скорости и не отстав от
движущейся цели на несколько километров. Поэтому может случиться, что,
прежде чем они выйдут на нашу высоту и разгонятся, мы успеем исчезнуть в
слепящих лучах.
совершают убийство), я напрягаю все мускулы, стараясь сдвинуть замерзшие
педали. Я чувствую себя как-то странно, но истребители у меня еще перед
глазами. И всей своей тяжестью я наваливаюсь на упрямые педали.
хотя происходящее и принуждает меня к нелепому ожиданию. Меня даже
охватывает злоба. Благотворная злоба.
штопор, они это и сами поймут. Они и сами поймут, что я вхожу в штопор...
понятно, что происходит: я потихоньку теряю сознание. Совсем потихоньку...
штурвале слабеют. У меня даже нет сил говорить. Я забываюсь. Забыться...
кислород в порядке... Значит... Ну конечно. Я просто болван. Все дело в
педалях. Я навалился на них, как грузчик, как ломовик. На высоте десять
тысяч метров я вел себя, как силач в балагане. А ведь кислорода мне едва
хватает. Расходовать его надо было экономно. Теперь я расплачиваюсь за свою
оргию...
как слабый бубенчик. Я ничего не скажу моему экипажу. Если я войду в штопор,
они успеют об этом узнать! Я вижу приборную доску... Я уже не вижу приборной
доски... Я обливаюсь потом, и мне грустно.
кислород, и я запыхался уже от трех слов. Я прихожу в себя, но я еще слаб,
очень слаб...
обнаружил в себе того жгучего страха, от которого, говорят, седеют волосы. И
я вспоминаю Сагона. Вспоминаю о том, что рассказал нам Сагон, когда два
месяца назад, через несколько дней после воздушного боя, в котором он был
сбит во французской зоне, мы навестили его в госпитале. Что испытал Сагон,
когда, окруженный истребителями, словно поставленный ими к стенке, он считал
себя на краю гибели?
IX
зацепился за хвостовое оперение и разбил себе колено, но он даже не
почувствовал толчка. Лицо и руки у него довольно сильно обожжены, но в
конечном счете состояние его не внушает тревоги. Он рассказывает об этом
происшествии неторопливо, безразличным тоном, словно отчитывается в
выполненной работе.
трассирующие пули. Приборная доска у меня разлетелась. Потом я заметил
легкий дымок, ну совсем легкий! Откуда-то спереди. Я подумал, что это... вы
же знаете, там соединительная трубка... Пламя было несильное...
сильное было пламя или несильное. Он колеблется:
не по себе.
потоки пламени, а вам немного не по себе! Я не хочу грешить против Сагона и
потому не стану превозносить его героизм или его скромность. Сагон не
признал бы за собой ни героизма, ни скромности. Он сказал бы: "Нет, мне
действительно стало немного не по себе..." И он явно старается быть точным.
оно вмещает только что-то одно. Если вы деретесь на кулаках и захвачены
стратегией боя, вы не ощущаете боли от ударов. Когда во время аварии
гидроплана я был уверен, что тону, ледяная вода показалась мне теплой. Или,
точнее говоря, мое сознание не отзывалось на температуру воды. Оно было
поглощено другим. Температура воды мне не запомнилась. Так и сознание Сагона
было поглощено техникой прыжка. Мир Сагона ограничивался рукояткой откидного
люка, кольцом парашюта, которое он искал, и техникой спасения экипажа. "Вы
прыгнули?" Молчание. "Есть кто-нибудь на борту?" Молчание.
у него уже были обожжены.) Я приподнялся, перетащил ногу через борт кабины и
задержался на крыле. Потом наклонился вперед: гляжу, штурмана нет...
Василенко Иван
Посняков Андрей
Афанасьев Роман
Куликов Роман
Конан-Дойль Артур
Шилова Юлия