это с удовольствием. Почему-то всегда приятно вспоминать, каким ты был
ослом.
что не умею проводить между ними границу. Я не Лев Толстой. Относясь к
великому писателю с не менее великим уважением, я хочу сказать, что яв-
ляюсь обыкновенным продуктом эпохи, неправильно или никак не образован-
ным в науке отношений между полами.
телефона. Передо мной открывались юность и Дальний Восток, похожий на
Дикий Запад. Меня ждали туземки и индианки.
няться не буду. В конце концов мне надоело извиняться. Я не хочу приук-
рашивать свой портрет.
отца. Они привезли с собою дочь семнадцати лет. Мне в то лето еще не ис-
полнилось пятнадцати. Дочку звали Вера. Она была уже вполне оформившей
девушкой, как я сейчас понимаю.
шами -мною и моим одиннадцатилетним братом. Вечером нас уложили спать в
одной комнате. Вера заняла кровать брата, я спал на своей, а брат устро-
ился на раскладушке. Между мной и Верой был стол.
в постели. Брат заснул сразу. Я водил языком по пересохшему небу. Язык
тоже был сухим.
пальцев я ощущал холодный крашенный пол. Я ни о чем не думал, только бо-
ялся, что проснется мама. Сердце стучало в майку. Я зачерпнул кружкой
воды из ведра и пошел обратно, не слыша себя.
След этих пальцев ослепительно вспыхнул в темноте. Она взяла кружку, а я
остался стоять с протянутой рукой. Мне казалось, что рука стала беско-
нечной и превратилась в ее длинное прикосновение.
кружки, я глотнул воду. Что мне делать дальше - я не знал.
кружкой существовала где-то в пространстве. Другой рукой я держался за
край стола.
поползли по ней к моим губам. Я повернул голову, и ее губы оказались у
другой моей щеки. Рука с кружкой вдруг вернулась ко мне. Я почувствовал,
что она напряженно застыла в воздухе над раскладушкой брата.
ла меня от кружки, поставив ее на пол. У меня появилась рука, ладонь и
пальцы.
нашла ее и тихо-тихо двинулась в путь, ужасаясь происходящему. Рука ду-
мала отдельно. Я же не думал совсем, а только касался ее лица неподвиж-
ными губами. Рука нашла пуговку на спине и удивилась. Ее пальцы путе-
шествовали по моему затылку к шее. И мои пальцы поехали куда-то по
узенькой и гладкой полоске материи. Уши горели. Одним из горячих ушей я
ощущал жар ее дыхания. Моя рука пробралась к ее груди, и я почувствовал,
что теряю сознание.
противно скрипнуло о пол днище кружки. Кружка полетела по воздуху, и
раздался глубокий спасительный звук глотка.
своей кровати и упал в нее наоборот, оказавшись ногами к подушке. Пере-
ворачиваться я не решился, а только перетянул по себе подушку к голове,
перевел дух и прислонился щекой к ледяной никелированной спинке кровати.
Потом я заснул.
обще ничего. Мне даже стало казаться, что все приснилось. Я ощущал доса-
ду. Я был уверен, что наша ночная тайна связала нас на всю жизнь. Но на-
поминать об этом я не решался.
имеет решающего значения. Открытие меня ошеломило и продолжает ошелом-
лять до сих пор, правда, в сильно разбавленном виде. До сих пор я испы-
тываю недоумение, когда обнаруживаю, что ночные страсти, прикосновения,
разговоры - наутро исчезают куда-то, затихают, обесцвечиваются и во вся-
ком случае не способны перевернуть жизнь вверх дном.
бинках, чтобы смыть соленую морскую воду. Женская и мужская кабинки раз-
делялись деревянной перегородкой, в которой были просверлены дырки. Они
не были даже замаскированы.
ша. Я трясся всем телом, зубы у меня стучали. За перегородкой в тонких
струйках воды стояла Вера. Плавными движениями рук она омывала тело. Не
знаю, приходило ли ей в голову, что перегородка усеяна отверстиями. Во
всяком случае, она вела себя совершенно спокойно и артистично.
стукнул меня кулаком по заду, ухмыльнулся и сам припал к отверстию. Я в
ужасе выскочил из кабинки, едва успев натянуть трусы.
щие два года ничего похожего не случалось. Были школьные увлечения, ко-
торые проносились с пугающей быстротой. Я был тщеславен. Девочки из на-
шего класса меня не интересовали. Но я совершенно преображался, когда
чувствовал внимание посторонних девочек.
пела эстрадные песенки на школьных вечерах, то есть была в некотором ро-
де звездой. Я тоже был звездой, но спортивной. Мне передали, что она ин-
тересуется мною. Я испытал страшную гордость и возвысился в собственных
глазах.
жать. Мы молчали. Возможно, что-то зарождалось в наших душах, но заро-
диться не успело. У подъезда ее дома стояли двое. Когда мы подошли, я
узнал в них ее одноклассников. Один из них без лишних слов стукнул меня
в грудь. Я покачнулся, но не ответил. Я понимал незаконность своих при-
тязаний.
выяснять было нечего. Второй тоже сунул мне кулаком в грудь, однако не
очень сильно. Он явно выполнял формальность. Я вяло ударил его в плечо,
и мы тут же разошлись.
классе. Ее подружки передали мне записку - удивительно глупую и претен-
циозную. Я тогда этого не понимал. Мне льстило женское внимание.
котором я живу". После сеанса я шел и думал о людях, которых увидел на
экране, о девушке, которая погибла, и в голове у меня вертелась простая
и трогательная песенка из этого фильма.
оказалось достаточно, чтобы любовь, не успев вспыхнуть, снова погасла.
Мне стало стыдно и досадно.
Ты придешь, придешь?..
ком ветренно с моей стороны. Я думал, что будет обычный день рождения:
мальчики, девочки, танцы под радиолу... Как бы ни так!
она и ее родители. Небольшой круглый стол был накрыт на четверых. У меня
сразу упало сердце. Я почувствовал, что сравнение с женихом не слишком
преувеличено.
меня добрым испытывающим взглядом. Он накладывал на меня великую от-
ветственность за все, что произошло или когда-либо произойдет с ее до-
черью.
мое сердце. Дверца мышеловки захлопнулась. Теперь я как честный человек
был обязан жениться. Эта мысль предстала передо мною во всей неотврати-
мости. Мне стало жаль себя - слишком юного, не успевшего вкусить.
но без душевного подъема. Я старался показаться скучным и туповатым
субъектом. Это давало маленький шанс на спасение.
сама его пекла, - обратилась мама ко мне.
же свадьба?" - или чего-нибудь в этом роде. Но вопрос почему-то не проз-
вучал. Мне удалось вырваться на улицу. Я шел домой и пел песни, с удо-