и новой шерстяной спортивной рубахе (желто-оранжево-синей!),
свежеподстриженный, иду я с декабрьско-отсутствующим выражением лица по
ступеням моего второразрядного чайнатаунского отеля, или может я на квартире
Саймона Дарловского на Тернер Тиррейс в районе безумной негритянской
застройки на углу Третьей и 22-й, где видны гигантские как вечность
бензиновые цистерны и вид на дымный индустриальный Фриско, включая залив,
железнодорожные пути и заводы - И я вижу самого себя, с рюкзаком на одном
плече, входящим через всегда незапертую дверь в спальню Лазаруса (Лазарус -
это 15-1/2 летний мистический брат Саймона, который никогда ничего не
говорит кроме "Ты сны видел?")(прошлой ночью?)(хочет он сказать), я вхожу,
внутрь, сейчас октябрь, все на учебе, я выхожу и покупаю мороженое, пиво,
консервированные персики, мясо, молоко, запихиваю все это в холодильник, и
когда вечером они возвращаются домой и во дворе дети начинают вопить в
Осенне-Сумеречной Радости, я уже успел просидеть целый день за кухонным
столом , попивая вино и почитывая газеты, Саймон со своим костистым орлиным
носом и безумно поблескивающими зелеными глазами в очках смотрит на меня и
гнусавит сквозь свои вечно покрытые свищами ноздри "Джек! Ты! Когда это ты
приехал, хныф!" это он так фыркает (ужасно это мучительное фырканье, я и
сейчас его слышу , не знаю уж как он так дышать умудряется) - "Прямо сегодня
- смотри, в холодильнике полно жратвы - Не против, если я поживу тут
несколько дней?" - "Места полно" - Лазарус стоит позади него, одетый в свой
новый костюм и тщательно причесанный, чтобы сразить красоток с
подготовительных курсов колледжа наповал, он молча кивает и улыбается, а
потом у нас большая пьянка и в конце концов Лазарус говорит "Ты где спал
прошлой ночью?" и я говорю "В Беркли, в депо" тогда он говорит "Сны видел?"
- И я рассказываю ему длинный сон. И заполночь, когда мы с Саймоном
выбираемся прогуляться по Третьей улице, попить винца, поболтать о девушках
и перекинуться парой слов с черномазыми шлюхами, стоящими напротив отеля
Камео, мы решаем сходить на Норт Бич поискать Коди со всей нашей командой,
Лазарус остается один на кухне и жарит себе три бифштекса, ему заполночь
приспичило перекусить, он здоровенный, симпатичный и безумный парень, один
из множества братьев Дарловских, большинство из них сейчас в психушке, по
тем или иным причинам, и Саймон проехал стопом всю трассу до Нью-Йорка чтобы
вызволить Лаза и привезти его сюда, чтобы жить вместе, чтобы помочь, двое
русских братьев, в городе, в пустыне, протеже Ирвина, писатель-кафкианец
Саймон -- и мистик Лазарус, часами пялящийся на рисунки монстров во всяких
чудных журнальчиках и шатающийся как зомби по городу, а когда ему
исполнилось пятнадцать он заявил, что к концу года будет весить триста
фунтов, а также назначил себе крайним сроком чтобы заработать миллион Новый
Год -- на эту безумную квартирку часто заходит после работы Коди в своей
истрепанной синей спецовке тормозного кондуктора и присаживается прямо на
кухонный стол а потом вдруг вскакивает и прыгает в машину с воплем "Нету
времени!" и мчится на Норт Бич в поисках остальных, или на работу чтобы
успеть к своему поезду, и девушки повсюду на улицах и в наших барах, и весь
Фриско как декорация к одному сумасшедшему фильму - и я вижу появление в
этой декорации самого себя, я пересекаю экран и оглядываюсь по сторонам
пропитанный моим одиночеством - Белые мачты кораблей у подножия улиц.
Торгового Флота где я так долго, годами, пытался устроиться на корабль - И
вот я иду, жуя жвачку Мистера Кудбара -
где работает Сайке, одетая как всегда в джинсы и свитер с высоким воротом из
которого выглядывает краешек белого воротничка и как хотелось бы мне стащить
с нее эти штаны, оставив только свитер и воротничок, и все остальное
достается мне и оно слишком для меня желанно -- я стою на улице пялясь на
нее -- потом я несколько раз прохожу мимо нашего бара (Местечко) и
заглядываю внутрь -
18
утром - Две бабочки переплетаются на фоне декораций горных миров - Мои часы
тиканьем отсчитывают начало неторопливого дня - Пока я спал и всю ночь
путешествовал в снах, горы даже с места не двинулись и сомневаюсь чтобы им
снились какие-нибудь сны -
старом оловянном умывальном тазу похожем на таз моего деда в Нэшуа и
обнаруживаю что моя лопата унесена снежным оползнем, я смотрю вниз и
прикидываю что карабкаться за ней и обратно наверх придется не близко, к
тому отсюда мне ее вообще не видать - И тут я ее замечаю, аж у подножия
снегов, на глиняном уступе, я спускаюсь вниз очень осторожно, скользя по
глине, забавы ради выковыриваю из глины булыжник и пинаю его вниз, он с
грохотом катится, врезается в камень, расщепляется напополам и грохочет 1500
футов вниз где я вижу как последний осколок его катится по долгим снежным
полям и успокаивается ударившись о валуны с шумом, который слышен мне лишь
две секунды спустя - Безмолвие, великолепное ущелье не обнаруживает ни следа
звериной жизни, лишь пихты, горный вереск и скалы, снег вокруг меня блестит
ослепляя как солнце, я облегчаюсь у лазурно-серого пропитанного скорбью
озера, небольшие розовые или почти коричневые облачка дрожат в его
зеркальных водах, я поднимаю глаза и там высоко в небе высятся
красно-коричневые пики могучей Хозомин - Я подбираю лопату и осторожно
поднимаюсь вверх по глине, скользя - наполнив ведро свежим снегом, присыпаю
свой запас моркови и капусты в новой глубокой снежной ямке, возвращаюсь
назад, навалив снежных комьев в оловянный таз и разбрызгиваю воду повсюду по
пыльному полу - Затем я беру старое ведро и как японская старушка спускаюсь
вниз по великолепным вересковым лугам и собираю хворост для своего очага.
Повсюду в мире настает субботний день.
19
моих вечерних одиночеств, "То купил бы четвертушку портвейна Христианские
Братья или какой-нибудь другой превосходной особой марки, пошел бы к себе в
чайнатаунскую комнату и там перелил бы полбутылки во флягу, запихнул бы ее в
карман и пошел бродить по маленьким улочкам Чайнатауна наблюдать за детьми,
маленькими совершенно счастливыми китайчатами, чьи маленькие ручонки тонут в
ладонях родителей, я смотрел бы на мясные лавки и видел как отрешенные
дзенские мясники рубят куриные шеи, я вглядывался бы как вода в витрине
пузырится на глазурных боках великолепных копченых гусей, я бродил бы
повсюду, постоял бы на углу Итальянского Бродвея чтобы ощутить течение
здешней жизни, синее небо и белые облака проплывали бы у меня над головой, я
вернулся бы назад и зашел бы с флягой в кармане на китайский фильм, сидел бы
и пил из нее (а начал бы с этого времени, с 17.00) три часа наблюдал бы
причудливые сцены, неслыханные диалоги и развитие сюжета и может кто-нибудь
из китайцев увидел бы меня потягивающего из фляги и подумал бы, "Ага, пьяный
белый человек в китайском кино" и в 8 вечера я вышел бы в синие сумерки со
сверкающими огнями Сан-Франциско и всеми этими волшебными горами вокруг,
теперь я долил бы доверху свою флягу в номере отеля и тогда вышел бы уже на
настоящую большую прогулку по городу, чтобы нагулять аппетит для полуночного
празднества в одном из отсеков изумительного старого ресторана
Сан-Хьонг-Ханг - я рванул бы через гору, через Телеграфную, и прямиком вниз
к железнодорожным путям, где я знаю одно местечко в узком переулочке, там
можно сидеть, пить и созерцать большой черный утес, у него самые настоящие
магические вибрации, отсылающие в ночь сонмы посланий священного света, я
знаю, я уже пробовал это - и потом, отхлебывая, потягивая и вновь завинчивая
флягу, я иду в одиночестве по Эмбаркадеро через Рыбачью Пристань, где
ресторанчики на каждом шагу и где тюлени разбивают мне сердце своими
кашляющими любовными криками, я иду мимо лотков с креветками и выхожу
отсюда, минуя последние корабельные мачты в доках, потом вверх по Ван-Нэсс,
потом опять вниз в Тендерлойн[6] - мигающие козырьки над входами и бары с
вишневыми коктейлями, всевозможные помятые личности, старые расслабленные
блондинки-алкоголички спотыкаясь ковыляют к винным лавкам -- потом иду (вино
почти закончилось, а я пьян и счастлив) вниз по большой и шумной
Маркет-стрит с ее кабацкой мешаниной моряков, киношек и фонтанчиков с
содовой, пересекаю аллею и попадаю в Скид Роу[7] (приканчивая мое вино здесь
среди похабных старых подъездов, пахнущих мочой, разрисованных и
раздолбанных сотнями тысяч горестных душ, одетых в поношенную одежду из
магазинов Доброй Воли) (теми же постаревшими мальчишками, что скитаются на
товарняках и бережно хранят листочки бумаги, на которых всегда какая-нибудь
молитва или философская премудрость) - Вино закончилось, я начинаю петь и
негромко похлопывать в ладоши в такт своим шагам всю дорогу вдоль по Кирни
домой в Чайнатаун, уже почти полночь и я сижу в чайнатаунском парке на
темной скамейке, дышу воздухом и пью глядя на соблазнительно манящие
неоновые огни моего ресторана мерцающие на маленькой улице, время от времени
безумные алкаши проходят в темноте в поисках стоящих на земле полувыпитых
бутылок, или окурков, и напротив через Кирни видны полицейские в синем,
входящие и выходящие из большого коричневого здания тюрьмы - Затем я иду в
свой ресторан, делаю заказ из китайского меню, и сразу же они приносят мне
копченую рыбу, приправленных карри цыплят, бесподобные пироги с гусятиной,
невероятно тонкие и изящные серебряные тарелки (с рукоятками) в которых
дымятся настоящие шедевры, можно поднять крышку, увидеть и оценить аромат -
с чайником, чашкой, ах, я ем - и ем - до полуночи -- и может потом за чашкой
чая сижу и пишу письмо своей любимой Ма, говоря ей - затем, закончив, я иду
либо спать либо в наш бар, "Местечко", найти всю нашу команду и надраться
вместе с ними...
20
обрывистое место, где можно усесться скрестив ноги среди пихт и старых
Березин Федор
Афанасьев Роман
Конан-Дойль Артур
Самойлова Елена
Корнев Павел
Березин Федор