Чтение 6–й страницы книги ~Крылья ужаса~

Через некоторое время Люда опять посетила брата: перед самой его выпиской
из больницы. Он сам настаивал на выписке, да и помочь ему уже не могли, по
крайней мере по мнению врачей.

Люда, уставшая от всего, заглянула в палату Лени, но не нашла там
доктора, с которым хотела поговорить. Он ушел почему-то в женское отделение,
и Люда вяло пошла за ним, чувствуя в то же время странную отстраненность. Из
этой отстраненности ее почти вывела больная, которую она увидела в женской
палате, когда искала доктора. Больная лежала в углу, у двери, грудь ее была
раскрыта, и она медленно и неестественно ползала по кровати. Глаза на
бледном лице выражали остекленение перед невозможным, и слышался ее шепот
среди всеобщего молчания:

- Жжет, жжет грудь... Жжжет... Коля, милый, приди... Приди, Коля... Кто
поможет?! Кто? Кто? ...Нет сердца, одна боль... Я вся боль... Коля приходи,
почему не пришел завтра... Завтра было тяжелое, страшное... Жжет, жжет
грудь...

Это ты, Коля, пришел, ты?!! Прощай...

А глаза у нее были холодные, холодные - от боли.

Люде показалось, что она простонала ей песню - последнюю песню прощания.
И, видимо, ей все равно было с кем прощаться, хотя звала она Колю.

Ничего не поняв из разговора с доктором, она скрылась из больницы.

Начались внезапно непонятно-осенние дни, хотя было лето, но времена года
словно смешались. Ощущение проклятости мира у Люды сменились ощущением
призрачной пустоты. Не то чтобы мир не был проклят, но это уже не имело
значения, может быть из-за беспредела проклятости. И все более явной
оставалось ощущение призрачной пустоты, как будто уже и мира не было (или
был он просто погружен в эту пустоту). Только шепот умирающей больной
преследовал ее по ночам: "Прощай, прощай, Коля" - хотя никакого Коли и не
было.

А вскоре выписали и Леню. Родители пришли за ним, но он точно
отсутствовал, или странным образом не хотел их признавать, словно, умирая,
он не признавал и сам факт своего рождения. И упрямо хотел к себе, в свою
коммунальную конуру, отрицая всякую помощь.

"Не жилец я для смерти, не жилец!" - повторял он одну и ту же фразу.

И, придя домой, плюнул в свое отражение в зеркале.

Люда долго не решалась позвонить ему, и не решилась бы, если бы не
раздражающее чувство своей связи с ним, почти необъяснимой. Она позвонила
наконец, ожидая ужас, но первое что он сказал ей было о коте.

- Кот умер, Люда, - раздавался его голос, как будто оторванный от плоти.
- И знаешь, как он умер? Жил сумасшедшим, а умер покойно и даже робко.
Лежал, умирая, и знаешь за минуту до смерти тихо-тихо помахал мне хвостиком,
точно прощаясь со мной и с миром этим, беспредельным. Помахал хвостиком раза
три, так примиренно, грустно, и умер.

- А что еще, Леня?! - спросила Люда - как ты себя чувствуешь?

- Что еще? Я замуровал его тело у себя в комнате, в стене, как и обещал.
Сосед Ваня помог мне в этом. Теперь он со мною все равно, кот этот, он со
мною...

Люда внутренне ахнула, но не возникли ни возражения, ни слезы. А голос
Лени по телефону тем не менее продолжал, все визгливей и визгливей, но
как-то по пустому визгливей:

- Я уже третий день разговариваю с ним, с покойным. Стучу ему в стенку
кастрюлею. Или ложкой, большой ложкой! Хотя коты и не едят с ложками. Но он,
я думаю, понимает меня, он во всем теперь после своей смерти понимает
меня... Он ведь и не кот, может быть, уже... Господи, как мне все надоело,
надоело, а больше всего моя боль и моя смерть!! ...

И Леонид повесил трубку. Люда подумала: завтра же приду к нему. И она
пришла.

Первое что она увидела в комнате Лени - это толстуна-соседа Ваню,
делающего перед Леней, который сидел на табурете, активную гимнастику. Ваня
был трезв, в одной майке и трусиках, и лихо стоял на руках, задирая ноги
вверх, к потолку.

Леня тупо смотрел на него. При виде Люды он перевернулся, встал на ноги,
и с блаженной улыбкой, с распростертыми объятиями, приветствовал ее, как
свою сестру. Таким веселым и отключенно-отчаянным Люда еще его не видела, и
кроме того, она почувствовала, что в Ване появилось какое-то новое качество.
Где-то он стал почти неузнаваемым. Рациональность в нем уже исчезла
совершенно, как будто рациональности вообще в мире не существовало.

Эдакая неузнаваемость его тяжело ошеломила Люду. "Может быть это уже
другой человек?!" - подумала она.

А Ваня между тем (или это теперь был псевдо-Ваня) назойливо лез к ней с
поцелуйчиками, но особенно с широченными объятиями, в которых он, казалось,
хотел как бы растворить Люду.

А Леня тем временем стал мутно смотреть в одну точку, ничего не говоря.

"Где же кот, в какую стену он замуровал его?" - подумала Люда, и взглядом
вдруг стала искать умершего кота. Но ничего не увидала.

Псевдо-Ваня опять стал шуметь, и настойчиво хлопотать насчет чая - хотя
время совсем было не чайное.

- Кто пьет чай, тот отчаянный, - то и дело приговаривал он, чуть-чуть
подпрыгивая, вылетая из комнаты за бесчисленными чашками, ложками, блюдцами,
как будто народу в комнате было видимо-невидимо.

Потом он неожиданно заскучал, сев на стул.

- Где же кот? - вырвалось у Люды. Псевдо-Ваня сразу оживился, поднял
просветленные глазки и воскликнул:

- Я знаю где!

И указал на стену около книжного шкафа.

Леня механически кивнул головой.

- Покой, покой от всего этого исходит, покой, - заключил он.

Люда не знала: то ли ей смириться со всем, то ли совершить что-то
необычайное.

А псевдо-Ваня, точно его оживляло присутствие в стене кота, стал
разливать чай, пришептывая при этом:

- Чай, он саму смерть победит, вот он каков, чай! Чай-то, а?!

И Леня почему-то очень внимательно слушал его.

Вдруг в дверь сурово постучали.

- А я знаю кто! - воскликнул псевдо-Ваня, улыбаясь круглым лицом. -
Скажите, Леня, "войдите", ведь вы хозяин.

Леня вяло сказал:

- Войдите.

Дверь распахнулась, и на пороге стоял... двойник псевдо-Вани. Это было
существо до ужаса, похожее на него.

- Мой коллега! - захохотал псевдо-Ваня. - Сослуживец почти. Нас всегда
путали.

Артем, входи, не робей!

И Артем, вылитый псевдо-Ваня, кругляшом вкатился в комнату умирающего.

- Ба, да здесь целая компания! И причем крайне веселая! - захихикал
двойник.

- Садись, садись - оглушительно заявил псевдо-Ваня. - От чая еще никто не
умирал.

Артем сел.

Через полчаса появилась водка, но совсем малость, хотя и от малости все
как-то порезвели, включая - на мгновение - даже Леню.

Все перемешалось, и уже непонятно было где чай, а где водка; и в зеркале
отражались двое псевдо-Ваней, и всего их, одинаковых, было уже таким образом
четверо, плюс слабеющий Леня, которой почти не отражался в зеркале, и плюс
Люда, которая думала о своем бытии.

От всего этого хаос стоял в комнате, и только первый псевдо-Ваня так
заразительно хохотал, что всем, хотя бы на минутки, становилось страшно
весело.

А Людочке казалась нереальной даже собственная рука. Леня пролил чай,
завели музыку, почтальон принес письмо.

При всем это<м> была жуткая трезвость, да и выпили мало.

Леня иногда задумчиво поглядывал в стену, что у книжного шкафа. Люда все
время путала псевдо-Ваней, и, устав от всего, особенно от шума, который
производили двойники, старавшиеся перекричать друг друга, внезапно ушла. А
через несколько дней она услышала страшную весть: Леня умер. Она до такой
степени внутренне остолбенела, что не понимала даже как относится к этой
новости.

Все дальнейшее прошло как в тумане: и стоны родителей Лени, и похороны,
напоминающие обряд брака наоборот, словно умерший венчался с пустотой, и сам
громоздкий, вместительный крематорий - все это словно происходило на Марсе
или во сне, но во сне на Луне, а не здесь.

Запомнилась только реакция псевдо-Вани. Он был почему-то увлечен крышкой
гроба.

Гроб-то приобрели приличный, не позорный; но псевдо-Ване, казалось, ни до
чего не было дела, кроме этой крышки, по которой он все время назойливо
постукивал, даже барабанил, когда совершался долгий процесс пути - к
крематорию и т.д.

Перед опусканием в бездну, когда все уже простились, появился двойник
псевдо-Вани, и тот словно ждал его. Оба они, одновременно, бросились к
гробу, и прямо зацеловали, почти облизали, печальный Ленин лоб. Какому-то
мужику пришлось даже оттаскивать их: ибо уже настала пора и звучала скорбная
музыка.

У второго псевдо-Вани почему-то вспух глаз.

Через несколько дней - с отцом Лени, пропойным инженером - Люде пришлось
забирать прах Лени, чтоб потом захоронить его в семейной могиле. Ехать было
далеко-далеко, куда-то к черту на куличики. Так уж было положено выдавать
прах.

В этом месте им пришлось еще простоять в очереди, прежде чем они