но мне никто не рад. Завтра я напишу последнее письмо сестре,
надо купить марку с утра.
равнодушия к жизни. Не успев еще почувствовать всего счастья,
он от него проснулся в три часа пополуночи, и, осветив
квартиру, сидел среди света и тишины, окруженный близкими
яблонями, до самого рассвета, и тогда открыл окно, чтобы
слышать птиц и шаги пешеходов.
пришел посторонний человек. Изо всех мастеровых его знал один
только Козлов благодаря своим прошлым конфликтам. Это был
товарищ Пашкин, председатель окрпрофсовета. Он имел уже пожилое
лицо и согбенный корпус тела -- не столько от числа годов,
сколько от социальной нагрузки; от этих данных он говорил
отечески и почти все знал или предвидел.
равно счастье наступит исторически". И с покорностью наклонял
унылую голову, которой уже нечего было думать.
ко всякому производству.
подымать производительность? Социализм обойдется и без вас, а
вы без него проживете зря и помрете.
Козлов.
Они стояли и видели: верно говорит человек -- скорей надо рыть
землю и ставить дом, а то умрешь и не поспеешь. Пусть сейчас
жизнь уходит, как теченье дыханья, но зато посредством
устройства дома ее можно организовать впрок для будущего
неподвижного счастья и для детства.
ветры начинаются, происходят холодные тучи, разводится разная
комариная мелочь и болезни, размышляют кулаки и спит сельская
отсталость, а пролетариат живет один, в этой скучной пустоте, и
обязан за всех все выдумать и сделать вручную вещество долгой
жизни. И жалко стало Пашкину все свои профсоюзы, и он познал в
себе дорогу к трудящимся.
какие-нибудь льготы,-- сказал Пашкин.
их вперед должны сделать и тебе передать, а ты нам.
глазами и пошел внутрь города на службу. За ним вслед
отправился Козлов и сказал ему, отдалившись:
путевки с биржи труда нет. Вы его, как говорится, должны
отчислить назад.
сейчас убыток,-- дал заключение Пашкин и оставил Козлова без
утешения. А Козлов тотчас же начал падать пролетарской верой и
захотел уйти внутрь города, чтобы писать там опорочивающие
заявления и налаживать различные конфликты с целью
организационных достижении.
на котлован из организующего или технического персонала, но
земля все же углублялась под лопатами, считаясь лишь с силой и
терпением землекопов. Вощев иногда наклонялся и подымал
камешек, а также другой слипшийся прах и клал его на хранение в
свои штаны. Его радовало и беспокоило почти вечное пребывание
камешка в среде глины, в скоплении тьмы: значит, ему есть
расчет там находиться, тем более следует человеку жить.
вздыхать серьезно и глубоко, но воздух не проникал, как прежде,
вплоть до живота, а действовал лишь поверхностно. Козлов сел в
обнаженный грунт и дотронулся руками к костяному своему лицу.
прочности надо бы в физкультуру записаться, а ты уважаешь
конфликт: ты мыслишь отстало.
самородного камня, не останавливаясь для мысли или настроения,
он не знал, для чего ему жить иначе -- еще вором станешь или
тронешь революцию.
переживет он социализма: какой-то функции в нем не хватает!
некуда было деваться, раз исход ее в землю прекратился; он
прислонился влажной спиной к отвесу выемки, глянул вдаль и
вообразил воспоминание -- больше он ничего думать не мог. В
ближнем к котловану овраге сейчас росли понемногу травы и
замертво лежал ничтожный песок; неотлучное солнце безрасчетно
расточало свое тело на каждую мелочь здешней, низкой жизни, и
оно же, посредством теплых ливней, вырыло в старину овраг, но
туда еще не помещено никакой пролетарской пользы. Проверяя свой
ум, Чиклин пошел в овраг и обмерил его привычным шагом,
равномерно дыша для счета. Овраг был полностью нужен для
котлована, следовало только спланировать откосы и врезать
глубину в водоупор.
обратно.-- Мы тут рыть далее не будем стараться, а погрузим дом
в овраг и оттуда наладим его вверх: Козлов успеет дожить.
вздохнуть. Но Козлов уже отошел от своей усталости и хотел идти
к Прушевскому сказать, что землю больше не роют и надо
предпринимать существенную дисциплину. Собираясь совершить
такую организованную пользу, Козлов заранее радовался и
выздоравливал. Однако Сафронов оставил его на месте, лишь
только он тронулся.
спускается в нашу массу.
Письмо сестре он отправил и хотел теперь упорно действовать,
беспокоиться о текущих предметах и строить любое здание в чужой
прок, лишь бы не тревожить своего сознания, в котором он
установил особое нежное равнодушие, согласованное со смертью и
с чувством сиротства к остающимся людям. С особой
трогательностью он относился к тем людям, которых ранее
почему-либо не любил,-- теперь он чувствовал в них почти
главную загадку своей жизни и пристально вглядывался в чуждые и
знакомые глупые лица, волнуясь и не понимая.
Пашкин для обеспечения государственного темпа. Но рабочими
прибывшие не были: Чиклин сразу, без пристальности, обнаружил в
них переученных наоборот городских служащих, разных степных
отшельников и людей, привыкших идти тихим шагом позади
трудящейся лошади; в их теле не замечалось никакого
пролетарского таланта труда, они более способны были лежать
навзничь или покоиться как-либо иначе.
котловану и дать им выучку, потому что надо уметь жить и
работать с теми людьми, которые есть на свете.
отсталость сразу в активность вышибем.
Чиклина на овраг.
котлован и посредством оврага можно сберечь слабых людей для
будущего. Прушевский согласился с тем, потому что он все равно
умрет раньше, чем кончится здание.
вежливо-сознательное лицо, сказал Сафронов. И все к нему
прислушались. А Сафронов глядел на окружающих с улыбкой
загадочного разума.-- Откуда это у товарища Чиклина мировое
представление получилось?-- произносил постепенно Сафронов.--
Иль он особое лобзание в малолетстве имел, что лучше ученого
предпочитает овраг! Отчего ты, товарищ Чиклин, думаешь, а я с
товарищем Прушевским хожу, как мелочь между классов, и не вижу
себе улучшенья!..
приблизительно:
мученика, а затем попросил произвести разведочное бурение в
овраге и ушел в свою канцелярию. Там он начал тщательно
работать над выдуманными частями общепролетарского дома, чтобы
ощущать предметы и позабыть людей в своих воспоминаниях. Часа
через два Вощев принес ему образцы грунта из разведочных
скважин. "Наверно, он знает смысл природной жизни",-- тихо
подумал Вощев о Прушевском и, томимый своей последовательной