Чтение 6–й страницы книги ~Жизнь взаймы~

это произошло из-за двух мировых войн.

Дым перестал идти. Клерфэ зажег сигарету. По непонятной ему
причине он не хотел закуривать до тех пор, пока из крематория
подымался дым. Он протянул сигареты парню.

-- Чем занимается ваш отец?

-- Мы торгуем цветами. Если вам что-нибудь понадобится,
сударь, знайте, у нас дешевле, чем у этих живодеров в деревне.
У нас бывает прекрасный товар. Как раз сегодня утром прибыла
новая партия.

Клерфэ задумался. А почему бы ему не послать цветы в
санаторий молоденькой бельгийке, этой бунтарке? Вероятно,
высокомерный русский разозлится еще больше. Он зашел в
лавчонку.

Она имела довольно жалкий вид, и цветы там были самые
средние, если не считать нескольких очень красивых, которые
совсем не подходили ко всему окружающему. Клерфэ увидел вазу с
белой сиренью и большую ветку мелких белых орхидей.

-- На редкость свежие! -- сказал низенький человечек. --
Только сегодня прибыли. Это первоклассные орхидеи. Не завянут
по крайней мере недели две. Редкий сорт.

-- Упакуйте их, -- сказал Клерфэ, вытаскивая из кармана
черную шелковую перчатку, которую Лилиан накануне вечером
оставила в баре. -- И это тоже запакуйте. Найдется у вас
конверт и бумага?

Ему дали и то и другое.

x x x

В санатории было тихо.

Лилиан Дюнкерк, в синих брюках, сидела у себя на балконе.
Перед ней в снегу, который намело за ночь, торчала бутылка
водки -- подарок Клерфэ.

Зазвонил телефон. Лилиан сняла трубку.

-- Да, Борис... нет, конечно, нет... к чему мы бы пришли,
если бы так поступали?.. Не будем больше говорить об этом...
конечно, подымись... да, я одна, кто же может прийти ко мне так
рано?..

Лилиан снова вышла на балкон. Она подумала было -- не
спрятать ли ей водку, но потом взяла стакан и откупорила
бутылку.

Водка была отличная и очень холодная.

-- Доброе утро, Борис, -- сказала она, услышав, как хлопнула
дверь. -- Я пью водку. Хочешь? Тогда принеси стакан.

Растянувшись в шезлонге, она поджидала его. Волков вышел на
балкон, держа в руке стакан. Лилиан вздохнула с облегчением.
лава богу, обошлось без нотаций, -- подумала она. Волков налил
себе. Она протянула ему свой стакан. Он налил и ей доверху.

-- Почему ты пьешь, душка *? -- спросил он. -- Боишься
рентгена?

-- Нет, Борис, радуюсь жизни.

Он с изумлением поглядел на нее.

-- Далай-Лама уже сказал что-нибудь о снимках?

-- Нет. Да и что он может сказать? Я не хочу ничего знать.

-- Правильно, -- сказал Волков. -- Выпьем за это.

Он залпом осушил стакан и убрал бутылку.

-- Дай-ка мне еще, -- сказала Лилиан. -- Стаканы совсем
маленькие.

-- Сколько твоей душе угодно.

Лилиан наблюдала за ним. Она ждала, что он будет уговаривать
ее не пить, но Борис был достаточно умен: он угадал ее мысли.

-- Налить еще? -- спросил он.

-- Нет. -- Лилиан поставила стакан около себя, не
дотронувшись до него. -- Борис, -- сказала она, -- мы слишком
хорошо понимаем друг друга. Ты слишком хорошо понимаешь меня, а
я тебя, и в этом наша беда.

-- Ты права, -- сказал Волков. -- Великолепная беда! Когда
дует фTн, ее ощущаешь еще острее.

Лилиан закрыла глаза.

-- Иногда мне хочется совершить самый нелепый поступок.
Сделать что-нибудь такое, что разобьет эту стеклянную клетку.
Кинуться куда-нибудь, не знаю куда.

-- Мне тоже, -- сказал Волков.

Она открыла глаза.

-- Тебе?

Волков кивнул:

-- Всем этого хочется, душка.

-- Почему же ты ничего не делаешь?

-- Потому что все осталось бы по-прежнему. Я бы только еще
сильнее почувствовал, что сижу в клетке.

-- Я знаю, Борис. Я ведь тоже только так говорю. Сам
понимаешь почему. Боюсь рентгена и не хочу этого показать.

Она услышала шум мотора раньше, чем его услышал Борис.

Машина Клерфэ взбиралась по петлям дороги вверх, потом она
остановилась, и мотор заглох.

-- Почему, собственно, ты его терпеть не можешь?

Волков немного помолчал. Его голова и чуть согнутые плечи
темным пятном выделялись на фоне серебристого неба. Он вертел в
руках стакан, в котором свет преломлялся так, словно стакан был
хрустальный. Потом Волков улыбнулся.

-- Может быть, потому, что когда-то я был похож на него.

-- Разве это причина?

-- А почему нет? Не хочу, чтобы мне напоминали о тех
временах. Когда он уезжает?

-- Не знаю. Думаю, что завтра.

-- Люди оттуда всегда приносят с собой беспокойство.

Лилиан закрыла глаза.

-- Хочешь спать? -- спросил Волков.

-- Да. Водка нагоняет сон. Водка и ветер.

Сквозь полуопущенные веки Лилиан увидела, как он прошел мимо
шезлонга. На секунду большая фигура заслонила свет, а потом
Волков двинулся дальше, и свет, казалось, стал еще ярче.

Лилиан была взволнована, она не могла заснуть. Лежать и
читать ей тоже не хотелось. то от водки, -- подумала она.

Немного погодя она встала и сошла вниз.
---------------------------------------------------------------------------

* В оригинале -- русское слово ушка. -- Прим. ред.

x x x

К ее удивлению, Клерфэ оказался один. Она ожидала, что с ним
Хольман. Клерфэ сидел на скамье у входа.

-- Где же ваша машина? -- спросила она. -- Я ведь слышала,
как вы приехали.

-- Машину я оставил на дороге. Я не доехал до верха.

-- Из-за Хольмана?

-- Да, -- сказал Клерфэ.

-- Где он?

В эту секунду послышался рев мотора.

-- Там, -- сказал Клерфэ, -- он испытывает жузеппе.

Лилиан встала и подошла к краю площадки перед входом в
санаторий. Она увидела несколько елок, а за ними машину,
которая медленно продвигалась вперед по ближайшему завитку
дороги.

-- Он едет! -- крикнула она Клерфэ. -- Задержите его!

-- Зачем? Он еще не разучился вести машину.

-- Да не потому! Он может схватить воспаление легких.

-- Он тепло одет.

-- Но не для открытой спортивной машины. Задержите его!

Поднявшись вверх по крутому виражу, машина миновала
санаторий.

-- Задержите его! -- кричала Лилиан. -- Он сейчас помчится
как бешеный! Это может плохо кончиться.

Она выбежала на середину дороги.

-- Он вас задавит, -- сказал Клерфэ, оттаскивая ее в
сторону.

Через секунду машина вынырнула из-за санатория и с ревом
помчалась вниз с горы. Хольман махал им рукой и смеялся.

-- Вы опоздали, -- сказал Клерфэ, отпуская Лилиан.

-- Надо было остановить его! Почему вы этого не сделали?

-- Вы видели, чтобы Хольман хоть раз смеялся здесь так, как
он смеялся сейчас? Я не видел.

-- Вечером ему будет не до смеха. У него подымется
температура.

-- Я верю в пользу запретного. Это тоже терапия, -- сказал
Клерфэ. -- А вы не верите?

-- Для других не верю.

Клерфэ засмеялся.

-- Хольман не такой уж твердокаменный, как вы полагаете, и
он отнюдь не образец дисциплинированности. Вчера вечером он