-==ЗАПИСКА VIII==-
-==ЗАПИСКА IX==-
-==4. ЗАИТИЛЫЦИНА ДЗЫНДЗЫРЭЛЫ==-
покупать ли, не разберешь на таком расстоянии: далеко отошел я на промысел,
да и лампа моя штормовая не слишком фурычит в чужих потьмах, и лета мои не
для птичьего зрения. Петру -- что, он в полном порядке, а вот Павел, племяш
его, озабочен, письмо ему треугольное шлет. Прибывает турман их мохноногий
на постоялый двор, видит -- Петр с отдельными сторожами охотничьими винище
употребляет немилосердно, в козны режется, песни затеял шуметь. Турман Петра
в темя клюет -- приговаривает: ты, Петр, пить пей да дело разумей. Петр
письмо берет, распечатывает, а в нем написано что-то. Дядя Петь, дорогой ты
мой, там написано, дрозжи я уже не надеюсь, что привезешь, но надеюсь пока
что, что в торговом отрыве от наших мест ты не жил на продувное фу-фу и про
азбуку мечтал дерзновенно. Плачется слезно Петр в кубарэ товарищам: помогите
советом, уж гибну я. Послан Павелом в Городнище не то покупать, а может быть
и продавать, знаю только -- по смерть меня командировать выгодно, и что нету
сейчас ни товару, ни денег, а тем более необходимых ему дрозжей. Теребит с
того берега: мол, как хочешь, а от пустопорожнего возвращения воздержись.
Ну, дрозжей браговарных, возможно, у кого-нибудь и удастся заимообразно
изъять, а вот жэ-букву где раздобыть, заколодило нам на ней, просветителям.
Гэ-букву, Петр делится, выдумали без хлопот, она у нас наподобие виселицы,
читай, потому что на виселице эту букву и выговоришь одну: гэ да гэ. Дэ --
как дом, бэ -- как вэ почти, вэ же почти как бэ, а вот жэ -- та загадочна. В
эту пору, траченый седыми невзгодами и хлесткими обложными ливнями, в кубарэ
задвигаюсь я, собственной своею персоной, пророк, час один светлый
спроворивший в июле-месяце у христиан, -- захожу, чтоб отпраздновать
завершение напрочь и вдрызг неудачного промысла моего. Встретился в слепой
местности некоторый слепец, и он вызвался проводить на роздых к воде. И
поплелся за ним, ему доверяя во всем, но темнота нас объяла и он не заметил
поэтому ямы ловчей и ухнулся. Сверзился вслед за вожатым и я, так как мой
подпоясок связан был с подпояском его крепкой вервой, чтобы не растеряться
нам. Вот и не растерялись, стенали с башками побитыми и с вывихами, вот и не
растерялись, дурили мы, путь наш продолжая с трудом. Но не в добрый час
веселились, товарищи по беде. Ведь когда развиднелось, тогда обнаруживаю,
что завод мой точильный при падении пострадал пуще нас. Лопнуло генеральное
колесо по всем линиям, и найти понимающего колесника или бондаря, чтоб дал
настоящий ремонт, в той округе не представлялось возможностью. Отчего,
настрадавшись точить на ущербной конструкции, изнеможен, возвращался на
зимние я фатеры до срока. Брел с пустыми карманами, и в них ничегошеньки не
побрякивало. И пока я так брел, кумекая, чем намерен платить в ресторации,
колесо это главное портилось все ужаснее; стоял сеногной. Вне себя захожу во
внутрь и приветствую присутствующих забулдыг. Обод мой при этом тогда
окончательно репнулся и распался на обе части; я посмотрел: они лежали у ног
моих. Проклиная незавидную свою участь, яростно я аппарат раскурочил, дабы
вынуть из обращения крестовину со втулкой, которые смотрели без обода
сиротливо чудно. Вынул, бросил, и плюнул. И легла крестовина в аккурат
промеж них, двух обломков, а те лежали в подражание как бы тонким двум
месяцам, один к другому спинами, а лицами -- туда и сюда: один -- молод,
другой -- Крылобыл, на ущербе. Тогда Крылобыл, егерь мудрый, о ком уже
куплеты слагали в те дни, когда нас. Пожилых Вы мой, и близко тут не
присутствовало, он, который значился здесь с самого начала начал, носил
всегда наряды на рыбьем меху и варивал с покону веков сиволдай и гнилье, он
восстал, месяцеликий, и обратился к Петру. Полно горе тебе горевать, Лукич:
брошенное оземь нищим одним -- не сокровище ль для иного. Присмотрись
повнимательней, разве не искомое тобою легло во прахе тошниловки сей,
кинутое Илпей в небрежении. Петр егеря урекает, стыдя: игры ты над моим
скудоумием изволишь играть, черта ли нам с Павелом в механизма точильного
бросовом колесе, да и неизвестно еще, разрешит ли хозяин его забрать, может
оно ему самому надобно. Крылобыл ученого учит в кубарэ на горе: я чужое
имущество не хочу тебя учить подбирать, это ты сам умеешь, я тебя иному учу.
Загадками ты говоришь, Петр Крылобылу сказал, загадками .учишь, сказал
Крылобылу Петр, ох, загадками. Выпили они затем. И прочие, за исключением
Вашенского корреспондента, тоже приняли; последний же лишь облизнулся. Вот,
сказал Крылобыл, рукавом занюхивая, что это за звук раздается у нас над
Волчьей, когда кто-либо из наших точильщиков заработает на точильном станке,
не же-же-же ли? Ну. Оттого я и спрашиваю, продолжал Крылобыл Петру: колесо
от станка точильного, лежащее во прахе тошниловки сей и вывернутое
шиворот-наоборот, не есть ли вид буквы искомой. Публика посмотрела и ахнула
-- ха, вылитое оно. Верно, верно ты учишь, будет нам с Павелом жэ, Петр
радовался, жаль только денег у меня, радовался, нет, а не то выставил бы я
тебе по потребностям. А ты голову шибко себе не ломай, Крылобыл успокаивает,
не отчаивайся, взял да и подзанял у кого-нибудь. Да у кого же я подзайму,
Петр отчаивается, если тут у нас все сами взаймы разживаются. А ты у Манула
пробовал разве просить. Манул его поманил. А Манул, разрешите рекомендовать,
он до известного времени деньгами не пользовался, хотя и гулял, потому что
угощался задаром, на шермака, раскалывая на этот предмет одну ничего себе
телесами мадам, которая здесь, в заведеньи служила и егерю потакала во всем
от и до, почему пенсион его имел возможность откладывать про черные дни. И
когда они наступили, когда отчалила сударка манулова, вся соловая, на
инспекторском катерке и оставила своему брошенке писульку: прошу не искать;
то Манул направляется потолковать с инспектором в Иные Места, и года лишь
три, как обратно. Ничего с ним не сделалось -- опять загулял, но теперь уж
по-черному и, подобно всем нам, приобретая за те же самые тити-мити,
Мацумото Сэйте
Роллинс Джеймс
Конан-Дойль Артур
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Зыков Виталий