флажком копра, шесть попутных, легких как птицы, дорога домой. Три заплаты
на кирзачи, да разок подшитые валенки, а трофеев никаких.
залысин высокой насыпи вниз по улице Софьи Перовской до встречи с тополиной
аллеей станко-инструментального. В техникуме ему уже никто не мог запретить
трогать чугунные рамы. Шершавые буквы ДИП и колючие шестеренки эмблем.
масла подшипник, а в ладонь с прорисованными пылью черными линиями судьбы,
сделаться на миг шатуном, рычагом огромного механизма, частью могучей
вибрации, поймать ровное и свободное дыхание здорового агрегата, первая
передача, вторая, третья ...
далеких столиц с цифрами в полкирпича над аркой ворот 1912 собирал
переносную шахтерскую лебедку "сучку". Небольшой, но уже со смыслом и идеей
набор шестеренок в корпусе, сгемная ручка отдельно. Дурак, натурально,
последний дурак мог так особачить паскудным словцом это сердце стального
мира, утраивающее силу рук и удесятеряющее ног, делающее силачом любого,
богатырем, способным побеждать и отталкивание, и притяжение.
смеялся над розовыми, с ежовым хрустом недельной безалаберности не знакомыми
щеками молодого специалиста, технолога Глебова.
двух бикс привел, всему научат.
дно желтого корыта закрытого двора, второй этаж и створ в створ со вторым
боксом, в котором жирует кремовая "Победа", а рядом не дуют в ус два
"Москвичонка". Если полтора года есть только отцовскую картошку, на работу
ходить пешком и не платить разные взносы, можно было бы и не сверху
смотреть, любоваться, а самому холить и гладить, открывать, как
читанную-перечитанную книжку, створку капота и, животом ложась на крыло,
запускать руки в горячее, даже к утру невыстывающее нутро.
недоступен и ровное дыхание ее еженощного забытья нарушить не могло цветное
видение блестящих от масла механических сочленений, но зато девушка
понимала, что ноль - не фантазия экономного булочника, не дырка, через
которую сифонит сквозняк, это цифра, производящая сотни в тысячи, а тысячи в
миллионы.
непрозрачные лужи, роща, рассеченная вдоль лентой шоссе, поперек - просекой
ЛЭП, а двор - прыщавый пустырь. Совершенная пустота, и это пришлось по душе
молодому отцу семейства, значит не так уж и сложно будет, там, на ничейной
земле, где лишь щебень и ветер, сначала вообразить, а время придет и сложить
прямо напротив подгезда кирпичную коробушку для друга, которого он
обязательно, обязательно встретит, узнает однажды. Настоящий домик, со
светом, ямой и маленькой дверкой в больших воротах.
сверлильными и фрезерными, большими, громоздкими, бескрылыми станинами,
лишенными колес, намертво прихваченными дюймовыми гайками к неподьемной
мертвячине по самую маковку в землю зарытого бетона, Глебову предложили
месткомовский кабинет. Его неизменный начальник из замов шагнувший в самы,
как обычно подтягивал за собой.
после того, как справа поднялось ребро пятиэтажки, через год такое же слева,
замкнуть прямоугольник уже сама напросилась липкая мухоловка ленты битумом
соединенных крыш.
ведь карточка, листочек голубенький с отрывного календарика жизни, выпала из
ящика почтового тридцать первого и надо было пережидать три дня шипучей,
трескучей елочной канители, потому что и касса, и магазин открывались только
третьего.
почему-то не хотелось красную, вроде той, доставшейся Другову, начальнику
сборочного, в самом деле, вместо того, чтобы радоваться и ходить с тихой
музыкой в голове, только и будешь из-за "пожарника" дуться. Может быть, в
отпуск уйти, или отгулы взять, а то ведь испортят все остряки. Герои такие.
на двор-стоянку, выстроились рядком восемь кисочек, тронул одну, только
коснулся и больше ни шагу. Эта! Моя, даже не уговаривайте. 2101 - белая
лодочка-птичка на звездном рубине. Ну, иди же ко мне, детка.
мог простейшую вещь сделать - ворота сварить, а, во-вторых, хотел видеть ее
чистенькую, глазастенькую, неповторимую утром, вечером, днем, честное слово,
разная она при естественном и искусственном освещении.
спрашивал. В клубе, кажется. Конечно, не он ли сам подписывал серые вороха
смет каких-то праздничных концертов и вечеров отдыха с лимонадом и танцами?
Света заканчивала четвертый курс, а у Дмитрия уже был диплом и он год
отработал мастером в литейном.
чубастый, командовавший погрузкой металлолома, обычно шумной, бесшабашной
бестолковщиной, когда в лодочку кузова бухается все, что можно забросить, и
опускается все, что способен подцепить крюк. Практическое занятие по
гражданской обороне. Тема: "Враг не прорвется к нашей столице, танки его не
пройдут".
рыжие рыбы разновеликих труб, голова к голове, аккуратные, чинные, уже
готовые превратиться в автобусы и корабли. В центре, мирным, ухоженным
стадом огрызки ферм, гнутых каркасов, дырявых ящиков, полных, однако, всякой
годной к переплавке рванины и мелочовки.
нескончаемый кругооборот металла, его красную весну, синее лето и желтую
осень, ухватывает суть."
субботним вечером, понятно зачем. Но тут глупости, совсем другое. Конечно,
чуба волна, глаза, словно из песни быстрой, которую исполняют латыши
какие-то, что ли, в радиостудии рабочего полдня. Лен, лен ... , нет,
сказка-быль и руки-крылья - вот отчего молоточки в висках и иголочки за
ушами, только марш этот старый исключительно в день авиации передают.
самодеятельности своей же заводской:
Усачева сгорел, и вообще на этом месте теперь кирпичное здание УВД, а очки,
те самые, в которых прыгало солнце утром воскресным, когда дядя Коля,
кожаный оперуполномоченный, громыхая вдоль улицы, ставни расстреливая, на
рыбалку катил, Андрей хоть сейчас, желаете?, может нарисовать.
переезда к Глебовым.
но с этой свадьбой запустил хозяйство Андрей Михайлович, чуть было в
наездника не превратился.
вставал на колени.
Михайлович, и руль снять, и захворавший подрульный переключатель, правда,
лечил, литолом кормил пищалку лично, но потом опять же позволил собрать, а
после, самое-то главное, дал голубушку попробовать на ходу. Сели вдвоем и
сделали кружок по двору.
мальчишкой лежал, затаившись на крыше отцовской стайки.
такие есть по-сухому.