уж значительным.
Клавой, что н теперь по инерции заговорил об этом.
она уже умерла.
виноватая! Глупая была! Надо же, мед руками цапать!
шахтера, а потом через пять лет они перебрались сюда на родину к мужу.
Сейчас муж у нее на фронте, деревня сгорела, и она с тремя детьми живет
в такой же землянке, как эта.
Я отдал Клавушке трех оставшихся зайцев, взял плавки и, попрощавшись с
женщинами, ушел.
вот отделался тремя зайцами. Впрочем, может, для ее голодных детей это
и было тогда самым прекрасным...
видел.
Сердце
закусывают, потягивают вино, но и довольно много играют в шахматы.
Блестящие успехи Ноны Гаприндашвили, а за ней и целого созвездия
грузинских шахматисток, вызвали у мужчин, жителей Грузии и Абхазии,
обостренный интерес к этой древней игре.
застолья и нарды, теперь перепадает шахматам. Возможно, это некоторым
образом попытка, впрочем, достаточно обреченная, догнать женщин и
поставить их на место. Если не на место вообще, то хотя бы на прежнее
место. Тем не менее догнать женщин в этом деле мужчинам пока не удается
и, судя по всему, навряд ли удастся. Я не хочу оказать, что слишком
много выпито за прошедшие века, я просто хочу напомнить, что нет
обнадеживающих фактов. Однако мужчины стараются. В шахматы сейчас
играют много и шумно, в том числе и в верхнем ярусе ресторана "Амра".
освобожденной шахматной доской. Играли мы примерно на одном уровне.
Виктор Максимович в отличие от некоторых любителей и даже, к сожалению,
великих гроссмейстеров (вот тема трагикомического разрыва между
изощренностью интеллекта и вандализмом этического состояния человека),
так вот, Виктор Максимович в отличие от них был в игре абсолютно
корректен. Это тем более надо ценить, потому что он ужасно, просто
по-мальчишески, не любил проигрывать.
задумался, чтобы в этих условиях не поспешить, не сделать глупого хода
и не дать ему выскочить из этой сети. Но Виктор Максимович до того не
любил проигрывать, что во время моей затянувшейся паузы нервы у него не
выдержали, он схватил мою фигуру и, сделав несколько взаимных ходов,
провозгласил:
он как бы отчасти поставил его мне. Вот до чего он не любил
проигрывать!
сидели за столиком под тентом, с моря навевал легкий бриз, и
предстоящий проигрыш не казался мне катастрофой.
Играли на высадку, и те, что дожидались своей очереди, иронизировали
над ходами тех, что играли, давали советы, острили, смеялись. Среди них
выделялся самый азартный игрок с нехитрым прозвищем Турок, потому что
он и на самом деле был турком.
возобновлении игры, и он, откинувшись на стуле, вознаградил меня таким
рассказом:
смерти заполнял мое существо, и мне всегда или почти всегда удавалось
его преодолеть, потому что я был подготовлен к нему. С самой юности я
закалял себя в этом, я заставлял себя привыкать к мысли, что в
известных обстоятельствах необходимо принимать вариант смерти, и это
многое определяло. Великой максимой моей юности было: не дать себя
унизить ни перед кем и не дать никого унизить в моем присутствии.
тюрьме, а здесь, в мирной жизни. Лет десять назад я, как и многие,
увлекся подводной охотой. Я сделал себе ружье с таким мощным боем,
какого я не видел не только у ружей нашего отечественного, но и
иностранного производства. У меня было отличное дыхание, что
неудивительно: я вырос у моря, с детства много нырял, позже занимался
боксом, легкой атлетикой. Три-четыре минуты я свободно мог провести под
водой. Было большой редкостью, чтобы я вернулся с охоты без рыбы.
Пошевеливая плавниками, он стоял в нескольких сантиметрах от нее. Я
осторожно подплыл поближе, прицелился и нажал на спусковой крючок.
стрела пронзила рыбу, он подтягивает ее за шнур, на котором она висит,
сдергивает ее, подвешивает к поясу и перезаряжает ружье. Если ныряльщик
не попал в рыбу или она каким-то образом сошла со стрелы, он снова
заряжает ружье и ныряет. Стрела на крепком капроновом шнуре привязана к
поясу.
оставалось примерно полметра, когда я вдруг почувствовал, что шнур, к
которому была привязана стрела, натянулся и не пускает меня дальше. Я
понял, что стрела плотно вклинилась в расщелину скалы и не выходит
оттуда. Я попытался нащупать на поясе нож и вспомнил, что забыл его
дома. Страх стал овладевать мной. Я попытался оторвать шнур от пояса,
но он не поддавался. Шнур был очень крепким, и в воде без точки опоры
его невозможно было разорвать.
еще через несколько минут мой труп будет колыхаться в полуметре от
поверхности воды. И, разумеется, никто не узнает, куда я делся. Я
взглянул наверх и увидел сквозь небольшую толщину воды ослепительно
расплывающееся золото солнечного диска. Инстинктивно вытянул руку над
водой, словно пытаясь ею зацепиться за воздух и вытащить себя. Но это
было невозможно.
шанс. Надо донырнуть до скалы, упереться в нее ногами и изо всех сил
дернуть шнур. Если он оборвется, я спасен, если нет -- каюк. Легко
сказать! Я уже почти задыхаюсь и все-таки ныряю с единственной мыслью
не потерять сознание, пока не упрусь ногами в скалу. Только держась на
этой мысли и только на ней, я, перебирая в руках шнур, дошел до скалы,
уперся в нее ногами, изо всех сил дернул шнур и потерял сознание.
воды. Состояние было такое, какое бывает, когда просыпаешься утром
после тяжелого приступа малярии: тело раздавлено. До берега было метров
пятьсот. Кое-как доплыл. И впервые в жизни, плывя к берегу, я боялся
утонуть от слабости, и море, любимое с детства море, впервые внушало
мне отвращение, словно я плыл в теплом, грязном болоте.
и поплелся домой. Охотился я у себя в заливе напротив дома.
вхожу в море и плыву. Отплыв от берега метров на пятнадцать --
двадцать, вдруг чувствую: сердце делает какой-то сдвоенный удар и
останавливается. Может, на две-три секунды -- не знаю. Но ощущение
очень неприятное.
раньше я не знал никаких сердечных явлений, это было впервые. Я снова
поплыл. И вдруг опять сдвоенный удар и ощущение, что сердце
остановилось и я сейчас захлебнусь. Боясь потревожить его, я осторожно
поплыл к берегу.
сердца. Вроде все в порядке. Да, думаю, возраст дает о себе знать, и
уже сердце после выпивки начинает барахлить. Только я это подумал --
и снова повторение вчерашнего. Я страшно разозлился на свое сердце и
решил, ни на что не обращая внимания, плыть и плыть. И снова то же
самое. Я плыву. И опять то же самое! И тут я не выдержал. Главное,
ощущение такое, что сердце только случайно остановилось на эти две-три
секунды, а может остановиться и на больший срок. И тогда конец.
в сердце настигают меня, когда я отплыву от берега уже метров на
двадцать -- тридцать. Может, это какой-то неосознанный страх глубины?
Я нарочно выхожу в море на лодке, прыгаю за борт, плаваю, чтобы
преодолеть страх глубины, если это именно он. Но и там меня каждый раз
настигает это странное явление. Последний раз я с трудом влез в лодку,
так меня напугали эти перебои и остановки сердца.
электрокардиограмму и в конце концов говорит мне:
надо обратиться к психиатру.