запыленное окно на спину Михаила Васильевича, и это есть твой домашний мир.
Теперь возьми карандаш и бумагу и записывай свои ответы. Готов?
-- Всегда готов! -- сморозил Андрей.
-- Разве ты был пионером?
-- Вообще-то, успел немного...
-- Ну хорошо, теперь закрой глаза и вспомни, что у тебя в комнате находится
на стенах. Давай по порядку от окна.
Андрей удивился простоте задания и закрыл глаза, представляя свое
общежитское жилье. Сначала возникли прессованные пластиковые обои
отвратительного цвета столовского кофе на сгущенном молоке. Монотонный
рельефный узор, вытянутый по вертикали, делал и без того высокие потолки
еще выше, и комната смахивала на колодец, или даже некий удлиненный
сундучок. Потолок с деревянным плинтусом и лепниной напоминал крышку
шкатулки.
-- Твоя комната, этот твой мир, напоминает коробочку?
-- Да, вроде шкатулки, в которой моя мама хранила всякие мелочи.
-- Да, коробочка, зеленого цвета.
-- Нет, -- уверенно спорил Андрей, -- стены кофейные.
Андрей напряг память, и снова возникло его жилье. В правом углу стоит
книжный шкаф, сверху на стекле прикреплена фотография медитирующего БГ,
ниже -- вырезка из журнала группы "Yello". Холодные, умные лица. Левее на
стене висит "Растекшееся время" Сальвадора Дали, а еще левее "Падение
Икара" Питера Брейгеля. Больше ничего. Дальше неглубокая ниша. В ней дверь
с мутными фигурными стеклами, какие обычно ставят в окошечках общественных
туалетов. Дальше на этой стене встроенный шкаф с полуоткрытыми дубовыми
дверями и антресолями из которых вечно вываливается полосатый угол старого
пожелтевшего матраса. Наконец, по левой стене, если стоять лицом к двери,
над диваном с никелированной спинкой, прилеплен скотчем большой рекламный
постер фирмы IBM. По зависшему над облаками пентиуму толстым черным
фломастером было написано: "Без talku -- нету толку".
Все это он подробно изложил учителю и записал на листке. Вернувшись в тот
же вечер домой, он сначала постоял в темной комнате, представляя все
описанное, и лишь потом включил свет. Его прошиб холодный пот. Стены
оказались зелеными. Кофейные, это в соседнем блоке, у рыжего Сереги. На
книжном шкафу, действительно, висела фотография, но не "БГ", а Дэвида Боуи,
правда с таким же отрешенным взглядом. Его очень любила Ленка Гаврина с
параллельного потока и повесила однажды, а Андрей не снимал, чтобы не
обижать девушку. Дальше все было еще хуже. Вместо "Растекшегося Времени",
действительно висевшего в прошлом году, на него теперь были нацелены острые
черные усы самого Сальвадора Дали. Художник подловато улыбался. Правда,
падение Икара все-таки наличествовало, но не на этой стене, а на
противоположной, прямо над кроватью, да рядом еще, он не мог припомнить,
когда ее повесил, висела репродукция с картины Альбрехта Дюрера "Святой
Иоанн, поедающий Библию". Плаката и вовсе не было, он его видел в маленькой
каморке за компьютерным классом на факультете. Его домашний мирок рухнул.
После этого не было ни одного дня, чтобы Андрей не выходил на связь с
Учителем. Андрей набрал пароль и волнуясь напечатал:
-- Учитель, я сегодня управлял миром.
Раздался смех, то есть он абсолютно точно знал, что Учитель рассмеялся, так
близко они уже знали друг друга. Хотя на самом деле Андрей не имел
представления, ни сколько ему лет, ни как он выглядит, и даже иногда
сомневался, существует ли тот помимо виртуальной реальности. Связь сегодня
была отвратительная, и словесная реакция учителя запаздывала:
-- :) По-моему, ты преувеличиваешь происшедшее.
-- Во всяком случае, я жив!
-- В этом я не сомневаюсь:).
-- Я все сделал правильно, вот только...
Андрей засомневался, стоит ли признаваться в постыдном финале его смелого
мероприятия.
-- Ты ничего не должен скрывать, ты знаешь, это нужно тебе, а не мне.
-- Меня слегка задел один жигуленок, но может быть потому, что все уже
подходило к концу, и я немного расслабился.
-- Если бы ты расслабился, то все бы прошло гладко. -- возразил Учитель.
Да, я оговорился, но меня насторожила одна деталь, после столкновения я
перестал управлять миром, а появилось еще что-то другое, я не могу
объяснить, но мне кажется, это было еще более важным.
-- Что может быть более важным, если ничто не имеет значения?
-- Да, да, я понимаю, но мы договорились говорить правду друг другу.
-- Ты потерял сознание?
-- Наверное, но мне стало так легко и приятно, как не было никогда до сих
пор. Все пропало, была полная чистота, и только шум появился. Вернее, он
был и раньше, я теперь это знаю, но раньше его заглушали звуки мира, а
здесь...
-- Оставь это попам. -- оборвал учитель, -- Главное ты сделал и теперь
готов изменить этот мир!
-- Когда? -- не выдержал Умка.
-- Скоро.
-- Учитель, скажи, почему ты выбрал меня?
-- Ты сам меня нашел.
Андрей выключил компьютер, вышел на улицу и обнаружил глубокую ночь.
Переход между университетскими зонами был давно закрыт и пришлось идти
вокруг мимо клубной части. Шел он чуть прихрамывая, но при этом держался
уверенно и не обращал внимания на редких поздних прохожих. Только у
парадной лестницы вдруг остановился. Ему показалось, что кто-то за ним
заинтересованно подглядывает. Он осмотрелся и обнаружил лишь две чугунных
композиции, стоящих на балюстрадах клубного входа университета.
Неживые огромные студенты вопреки практически полному отсутствию света с
завидным прилежанием читали свою чугунную книгу. Вернее читал студент, а
его подруга отрешенно глядела вдаль, будто только что прочитанное место
поразило ее воображение.
Наверное это очень замечательная книга, и в ней рассказывается о самой
сокровенной тайне бытия, -- подумал Андрей, -- иначе чем еще объяснить
такую редкую заинтересованность.
Он поднял глаза на крупные бестолковые звезды и услыхал: -- Есть только две
вещи самые важные в мире, -- это
звездное небо над нашей головой и человеческий закон внутри нас.
-- Вениамин Семенович! Вы что здесь делаете? -- удивился Андрей.
-- Я, Андрей Алексеевич, прогуливаюсь здесь и размышляю над тайнами бытия.
-- И повторяете заезженные цитаты из "Очевидного и невероятного".
-- Истина всегда выглядит банальностью, пока ее не откроешь сам.
Впрочем, Андрей Алексеевич, очень я любил эту передачу и еще одну, "Это вы
можете" называлась. Очень у меня сердце болело смотреть, как человеческая
мысль наружу бьется и выходу не находит. Конечно, они там все были немного
не в себе, но, черт его дери, так они искренне говорили, так бодро горели,
что хотелось все бросить и идти вместе с ихними самокатами, махолетами и
шагоходами на край света. Куда они таперича подевались? -- Воропаев
простоавато коверкал слова, -- Неведомо. Наверное, в миллиардеры шагнули,
как думаешь, Андрей Алексеевич?
Адамов Григорий
Контровский Владимир
Шилова Юлия
Ильин Андрей
Шилова Юлия
Махров Алексей