Чтение 6–й страницы книги ~Звездный час Уилта~

семьи, стал бы я на работе корячиться. А то -- машину купи, дом купи,
ублюдка этого свози в Коста...

-- Сам ублюдок! -- В сердцах миссис Флинт бросила утюг и прожгла
рубашку мужа.

-- Да-да, ублюдок. И остальные тоже раздолбай порядочные.

-- Эх ты, отец называется! Да ты в жизни для детей ничего не сделал.
Только меня трахал, чтобы их произвести. Пока совсем не затрахал.

Тут Флинт срывался с места и возвращался на работу. В голову лезли
мрачные мысли. Хуже нет, когда баба от рук отбилась. А уж как будут
потешаться над ним во всех окрестных участках! Шутка ли: полицейский
вырастил преступника, торговца наркотиками и теперь бегает к нему на
свидания в бедфордскую тюрьму...

Всякий раз от таких мыслей в душе Флинта вскипала злость на этого
проходимца Генри Уилта. Злость росла с каждым днем. Это Уилт со своей
резиновой куклой устроил заваруху, которая стоила Флинту карьеры. Правда,
когда-то он даже нравился Флинту, но с тех пор много воды утекло. И вот этот
поганец живет припеваючи в собственном доме на Оукхерст-авеню, прилично
зарабатывает и не сегодня-завтра станет ректором долбанного Гуманитеха.
Флинт, небось, тоже мог бы продвинуться по службе и перевестись в такое
классное местечко, что Уилту и не снилось. Мог. А теперь надеяться не на
что. Так он и останется до конца дней своих инспектором Флинтом, так и
проживет всю жизнь в Ипфорде.

Словно для того чтобы лишить Флинта последней надежды на повышение,
начальником отдела по борьбе с наркотиками назначили инспектора Роджера.
Нашли умника, нечего сказать. Правда, от Флинта эту новость поначалу
скрывали, но старший офицер вызвал его к себе и сообщил лично. Это
неспроста. Значит, начальство поставило на нем крест и дела, связанные с
наркотиками, ему поручать не хотят: у него же сын сидит как раз по такому
делу.

От досады у Флинта разыгралась головная боль. Он было решил, что это
снова мигрень, но полицейский врач сказал, что это гипертензия, и прописал
таблетки.

-- Гиперпретензия? -- переспросил Флинт. -- Точно. Понабрали в полицию
всяких умников, толку от них чуть, а все претензии к нам, простым
полицейским. Это, значит, у меня профессиональное заболевание.

-- Ну называйте как хотите, но помните, что у вас высокое давление и...

-- Эй. погодите, вы только что назвали другую причину. Так от чего
все-таки голова болит: из-за гиперпретензий или из-за давления?

-- Инспектор, вы не на допросе, -- заметил врач (у Флинта на этот счет
было другое мнение). -- Я вам популярно объясняю: гипертензия и высокое
давление -- одно и то же. В общем так. Пропишу вам диуретики, будете
принимать по одной таблетке в день...

-- Что пропишете?

-- Мочегонное.

-- Очень мне нужно ваше мочегонное.. Я и без него за ночь по два раза
бегаю.

-- Ну так не пейте столько. И для давления лучше.

-- Чего? Вы же сами сказали, что я заболел оттого, что гиперпретензиями
замучили. А лучший способ позабыть обо всяких претензиях -- зайти в кабак,
пропустить пару кружек...

-- Четыре пары, -- поправил врач. которому случалось встречать Флинта в
кабаке. -- Все-таки пейте поменьше. Заодно похудеете.

-- И стану реже бегать в сортир? Гм. Непонятно: даете мне лекарство,
чтобы я больше писал, а пить велите поменьше.

Флинт ушел в недоумении. Даже врач не сумел объяснить ему, как
действуют бетаблокаторы. Сказал только, что они помогут и что Флинту
придется принимать их всю жизнь.

Через месяц уже сам Флинт рассказывал врачу, как действуют таблетки.

-- Даже на машинке печатать не могу, -- жало вался он. показывая
огромные ручищи с бледными пальцами. -- Вот посмотрите. Прямо сельдерей
вареный, а не пальцы.

-- Так и должно быть. Побочный эффект. Я вам выпишу одно лекарство, и
все пройдет.

Флинт встревожился:

-- Хватит с меня писючих таблеток. Они из меня почти всю воду выкачали.
А с пальцами -- это, наверное, оттого, что я весь день на работе кручусь,
как белка в колесе, крови и не остается. Если бы только это. Другой раз на
допросе обрабатываю какого-нибудь гада, он уже вот-вот расколется, а меня
вдруг как прихватит. Они мне работать мешают, ваши таблетки.

Доктор недоверчиво посмотрел на инспектора и с тоской вспомнил те
времена, когда больные не огрызались по всякому поводу, а полицейские были
совсем другими. К тому же выражение "обрабатывать гада" врачу не
понравилось.

-- Ладно. Попробуем вас пользовать другим лекарством.

-- Чего? -- взревел Флинт так, что врач отшатнулся. -- Меня
использовать лекарством? Интересно, кому вы меня пропишете! Вы должны меня
лечить, а не использовать. И потом, что значит "попробуем"? Я вам не собака,
чтобы ставить на мне опыты!

-- Конечно, не собака, -- успокоил врач и сел писать рецепт. Он снова
выписал бетаблокаторы и диуретики, но под другим названием, удвоил дозу
бетаблокаторов и добавил лекарство для пальцев. Флинт сбегал за лекарствами
и вернулся на работу. чувствуя себя как ходячая аптечка.

А неделю спустя Флинт уже не мог внятно ответить на вопрос, как он себя
чувствует. Как-то сержант Йейтс неосторожно осведомился о его здоровье.

-- Хреново, -- буркнул инспектор. -- За полтора месяца пропустил через
себя больше воды, чем Асуанская плотина. Знаешь, что я понял? В нашем
долбанном захолустье не хватает общественных уборных.

-- Не может быть, -- усомнился Йейтс, у которого с этими заведениями
были свои счеты. Однажды, выйдя на охоту за любителем подглядывать в кабинки
общественных уборных, сержант в штатском так добросовестно пасся в уборной
возле кинотеатра, что какой-то констебль принял его самого за такого
любителя и отвел в участок.

-- А вот и может, -- отрезал Флинт. -- Вчера меня прихватило на
Кантон-стрит. Ищу уборную. Думаешь, нашел? Черта с два. Завернул в проулок,
приспособился -- а там какая-то баба белье вешает. Еле улизнул. Ох, заметут
меня как-нибудь за эксгибиционизм.

-- Кстати, об эксгибиционисте. Он опять появился, на этот раз возле
речки. Напугал даму пятидесяти лет.

-- Это посерьезней, чем возня с уилтовыми подлянками и мистером
Биркеншоу. Пострадавшая его разглядела?

-- Говорит, разглядела, но плохо. Она смотрела с другого берега. Ей
показалось, он не очень длинный.

-- Кто не очень длинный?

-- Не кто, а что?

-- Что? Что? -- заорал Флинт. -- Мне до его хрена дела нет, я про его
рожу спрашиваю. Как мы, по-твоему, должны опознавать этого психа? Спустим с
подозреваемых штаны, а пострадавшие ходи и разглядывай? Этак ты еще
вздумаешь составлять фоторобот на каждый пенис.

-- Лица она не видела. Он опустил голову.

-- Мочился, небось. Его, наверно, тоже пичкают долбанными таблетками.
Ладно, не видела, -- и не надо. Так я и поверил показаниям пятидесятилетней
стервы. Бабы в этом возрасте хуже мартовских кошек. По себе знаю: у моей
старухи все одно на уме. Я ей объясняю, что мне сбивают давление, врачуга
поганый так залечил, что у меня уже и не встает. Так она знаешь что удумала?

-- Не знаю, -- сказал сержант, а про себя добавил: "И знать не хочу" Он
терпеть не мог, когда Флинт начинал распространяться о своей интимной жизни.
Неужели находятся такие бедняжки, которые при виде инспектора способны
возбуждаться?

-- Давай, говорит, с вывертом, -- продолжал Флинт. -- Совсем обнаглела,

-- С вывертом? -- вырвалось у Йейтса.

-- Дескать, она меня будет ублажать французской любовью, а я тем
временем стану ей языком запендюривать. Гадость какая. Такое, наверно, и
закон запрещает. Чтобы я в моем-то возрасте выкидывал этакие коленца, да
притом с собственной женой, чтоб ей пусто было! Надо совсем рехнуться, чтоб
такое предложить.

-- Совершенно справедливо, -- поддакнул Йейтс не без сочувствия. Он
подумал, что Флинт, в сущности, славный малый, но с этими тошнотворными
историями перехватывает через край. И Йейтс прибег к Последнему способу
перевести разговор на другие рельсы: упомянул нового главу отдела по борьбе
с наркотиками. Очень вовремя: у инспектора в запасе было еще много похабинок
о том, как жена старается расшевелить его чувственность.

Имя Роджера привело инспектора в ярость.

-- Чего этому раздолбаю от меня надо, в рот ему кочерыжка? -- заорал
он. Как видно, мысли о сексуальных вывертах все не шли у него из головы.

-- Оборудование для прослушивания телефонов. Кажется, он вышел на
синдикат торговцев героином. Крупная дичь.

-- Где?

-- Не говорит. По крайней мере, мне.

-- А зачем ему мое разрешение? Пусть обращается к старшему офицеру или
старшему констеблю. Это не по моей части. Или все-таки по моей? -- вдруг
Флинту показалось, что просьба Роджера таит в себе скользкий намек на
преступление его сына.

-- Если этот ублюдок думает, что стоит ему меня пугнуть -- и я буду
ходить с мокрыми штанами... -- прошипел инспектор и осекся.

-- Пусть не рассчитывает. Не зря же вы принимаете таблетки, -- ввернул
мстительный Йейтс.

Но Флинт не слушал. Он размышлял. Инспектор даже не подозревал,
насколько течение его мыслей подвластно бетаблокаторам, сосудорасширяющим
средствам и прочим лекарствам, которыми его накачали. Если не добавить сюда
застарелую ненависть к Роджеру и напасти, которые сыпались на него на службе