знал, что приспеет такая нужда?! А там, за дверью - промозглая ночь,
ледяная вода вперемешку со льдом валится с небес, а он, как назло,
по-домашнему, в тапочках на босу ногу, в трико да в футболочке с
Микки-Маусом.
роман. Не надо его...
голосе произнес Двудумов. - Отпустить, забыть... Роман есть, и роман
великолепный. Вы его автор. Прямо скажем, гениальный автор. А гений, как
общеизвестно, должен быть мертв.
авторами, а меня оставьте в покое... в живых! Я не хочу быть мертвым
гением! И живым - не хочу! Я клянусь - никогда больше в жизни не напишу ни
строчки!..
было ясно, что не пощадят. Тогда он обернулся к девушке Агате Ивановне. Та
уже не плакала. На ее сморщенном личике застыла гримаса брезгливого
презрения.
кое-что знаем о гениях. Как одеваются, где живут, то-се... Талант
возрастает в терниях. Ну кто поверит, что я, живущий с женой в
трехкомнатной полногабаритной квартире обкомовского типа, способен
сотворить эпохальное произведение?! Все сразу кинутся искать тайных
соавторов. Да и Лев Львович, не в обиду ему будь сказано, в заявлении на
отпуск делает до трех ошибок в строке и с любой достаточно высокой трибуны
не гнушается говорить "современная литература". А вы там у себя Евангелие
цитируете, на Ницше ссылаетесь.
три года. Вот разве что Агата Ивановна?
девушке-редакторше. Та растерянно заморгала куцыми ресницами под линзами в
грязных дождевых потеках.
прозе... Если бы стихи, мне бы могли поверить, у меня были публикации в
"Дне поэзии" пять лет назад. Да нет, я бы взяла, но... у меня путевка в
круиз вокруг Европы на ноябрь...
Нет, давно мы, Эдгар Евлампиевич, культпохода за грибами не затевали.
Займусь-ка я прямо нынче...
лучше молодежи, Агате нашей Ивановне, это препоручу.
людей. Что он уже не более как мина замедленного действия, чей часовой
механизм взведен ровно на двадцать пять лет. И вот тогда-то ему стало
по-настоящему, по-мертвому страшно.
зверь, забился...
пробормотал он. - Я уже умер?.." Звонок повторился. Рагозин привстал на
кровати, рука погрузилась в подушку - наволочка была влажна.
что творится вокруг него, снял трубку.
рагозинских произведений. - Спишь, дьявол? Я тут начал было твое читать.
Да что-то занемог после первых же страниц. Ты знаешь, как я тебя люблю, но
тут уж ни в какие, брат, ворота, уж такая дурнина из тебя полезла!.. В
общем, ты меня извини, но дерьмо твой роман, и нет у меня никаких на него
сил, я уж и так и эдак пробовал, и с водкой, и с огурцом. Ну сам посуди,
вот ты тут пишешь...
Рагозин слышал его, как сквозь ватное одеяло, но с каждым мгновением
пелена, отделявшая его от всего прочего мира, делалась все тоньше, и
леденящий ужас понемногу оставлял его бессмертную душу.
трубке. Ничего... И хорошо, что я не гений. Значит - не судьба. Не каждому
дано. Да я и не умею быть гением. Я обычный человек, каких миллионы. Ни
мужеством, чтобы из ряда вон, ни волей особенной природа меня не
наградила. А раз так - то лучше и не пробовать. Кому нужен серый писатель
Рагозин, графоман Рагозин, бумагомаратель Рагозин?! И бог с ним, и черт с
ним. Я еще молод, я силен, я расту. Я еще многое успею. Все впереди, самое
главное - что у меня все еще впереди, и я смогу выбрать любую из тысячи
лежащих передо мною дорог..."
мысли. Ему было ни хорошо ни плохо - ему было никак. Он и в самом деле
готов был всем существом воспринять любое новое свое предназначение.
и настойчивее, и Рагозин уловил его. И все, что с ним недавно стряслось,
тут же было забыто.