площади Датского замка, устроившись на куске стены с вырезанными в сером
камне коршунами. Он хотел видеть всё.
потоком двигались солдаты - пехотинцы в высоких медных шлемах и белых
мундирах, кавалеристы в ярко-красных плащах, артиллеристы. Кони, сабли,
пики, грозные пушки, приклады, украшенные резьбой по кости, сапоги, колеса
- все это сливалось в яркую пеструю картину. Казалось, шествие будет
тянуться вечно.
юго-восточные ворота.
волн. Колокола замолчали. После недавнего грохота, после колокольного
звона, лязга оружия, стука подков, гудения тысяч голосов особенно остро
ощущалась тишина, и даже на большом расстоянии был хорошо слышен плеск
волн о борта оставленных яхт.
сапоги. Они ступали тяжело, медленно, словно бы с усилием. Заскрипели
деревянные колеса - вверх по улице вкатывали единорог. В город вошли
Завоеватели.
дубленой кожи. Немногочисленные по сравнению с той армией, которая только
что отступала через Ахен, исхудавшие за время похода, с головы до ног
забрызганные грязью, они вступали в завоеванный город так, словно
добрались наконец до постоялого двора, где можно передохнуть после
трудной, но хорошо сделанной работы.
и единорог, черный, с ярким медным пятном там, где была сбита ручка. Двое
или трое все время кашляли. Один из них споткнулся на крутом подъеме, но
даже не выругался.
оборванцами, и уж совершенно непонятно было, как им удалось разбить такую
великолепную армию. Синяка не мог взять в толк, как эти простые прямые
клинки и старые длинноствольные ружья смели с пути всю ту армаду
сверкающей меди и железа, которая проколыхалась перед ним полчаса назад.
Морской улицы, а ветер смел листья. Завоевателей окружали тлеющие руины,
брошенные дома и безмолвие опустевших улиц, где слышны были только звуки
шагов. Двери качались, распахнутые настежь. Дворы были захламлены
обломками и брошенными в спешке вещами.
посреди которой торчала башня, оставшаяся от более древней крепостной
стены, сейчас уже разобранной. Предпоследний дом на улице перед площадью
уцелел и производил рядом с развалинами впечатление чего-то лишнего.
и смахнул с лица прядь волос. Завоевательские сапоги стучали уже совсем
близко. Синяка полагал, что развалины скрывают его достаточно надежно и
что он может наблюдать за врагами из безопасного укрытия. И потому сильно
вздрогнул, когда один из Завоевателей, налегавший на колесо единорога всей
грудью, красивый кудрявый парень с невероятно чумазой физиономией,
крикнул:
кричавшему.
притворяться. Лучше иди по-хорошему.
развалинах и дальше было глупо, раз его обнаружили. Хромая, он выбрался на
площадь.
произнес ни слова. Он спокойно взялся за колесо и налег плечом рядом с
кашляющим солдатом, который был с ним одного роста, но шире примерно в два
раза.
самых людей, с которыми два дня назад сражался у Черных ворот и которые
убили почти всех его товарищей. Сейчас Синяку занимало совсем другое. В
его жизни было много необъяснимых странностей, которые в свое время
привели его в приют для неполноценных детей и которых он старался не
замечать. Начиная с цвета кожи и заканчивая тем, что он понимал все, о чем
говорили Завоеватели. Всю свою короткую жизнь Синяка прожил в Ахене. Он ни
разу не бывал за пределами города и уж конечно не знал ни слова ни на
каком языке, кроме своего родного. И тем не менее, чужая речь не казалась
ему сейчас незнакомой. Он тряхнул головой, отгоняя неприятные мысли.
сложенная из необработанных булыжников, между которыми клочками торчал
темно-зеленый мох. Из бойницы свешивался грязный белый флаг.
служила местом обитания беспокойного духа Желтой Дамы. Когда-то Желтая
Дама была настоящим привидением, коварным и опасным, но с тех пор, как она
начала бродить по каменным плитам и винтовым лестницам башни, прошло уже
около тысячи лет. За это время Желтая Дама изрядно поутихла и, в конце
концов, превратилась в полупрозрачную тень.
расположиться на отдых в башне и занять ее, опередив другие отряды,
отчетливо проступила на их обветренных лицах. Занимать брошенные
горожанами дома не хотелось - опыт непрерывных войн приучил их не
поворачиваться к завоеванным городам спиной. Башня казалась идеальным
местом: крепкие стены, узкие бойницы, тяжелая дверь, за которой можно
спокойно заснуть, - чего еще желать?
полотна на ранах, они молча смотрели на своего командира и ждали его
решения.
драккара "Медведь", был невысокий плотный человек лет сорока с длинными
смоляно-черными волосами и блестящими карими глазами. Солдаты называли его
между собой запросто Косматым Бьярни, о чем тому, несомненно, было хорошо
известно.
человек. Сейчас на центральной площади завоеванного Ахена стояли
восемьдесят семь. Остальных он потерял в сражениях, а двое умерли от
горячки еще в начале похода.
наброшенной поверх кольчуги. Рядом с ним мрачноватый тощий Хильзен,
темноглазый смиренник. Хильзен морщится: у форта он был ранен в руку, и
Норг, добрая душа, сделал ему перевязку, на которую смотреть без
содрогания было невозможно. Чуть поодаль Тоддин-Из-Дерева, светловолосый,
ленивый и непробиваемо спокойный, стоит и поглядывает исподлобья ясными
глазами. Хилле Батюшка-Барин привалился к единорогу и задумчиво шевелит
пальцами ног, высовывающимися из дыры в сапоге.
драккара "Медведь".
загадочно улыбнулся. Одна из его многозначительных улыбочек, что так
выводили из себя Норга.
Бьярни повернулся в его сторону. - Там вполне может быть засада. Лучше
дождаться ребят с "Черного волка"...
руке, не то от неприятной мысли, вмешался Хильзен.
Бьярни вспыхнул и резко схватил его за плечи.
нож. - Говори! Ты понял?
поморщилось, но ни тени страха не мелькнуло в синих глазах.
рукой, из чего можно было заключить, что язык Завоевателей носился в
воздухе где-то неподалеку.
было вот уже несколько столетий.