голосе женщины.
Хильдегунда.
слишком тяжелое испытание, и слабым оно не под силу.
она подхватила юбки и бросилась бежать.
был у него при себе нож. Одет был в дрянную мешковину, рожу имел круглую,
веселую, сложение богатырское. Из Хайдельберга шел он и с гордостью
сообщал о себе - "literatus sum". Вот и взяли его в Свору Пропащих, как
подбирали по дороге все, что плохо лежало.
наливать ему из фляги, а то петь возьмется. Ничего более ужасного и
косноязычного, чем пение студента, невозможно себе представить. А глотку
ему заткнуть чрезвычайно трудно.
собаки лают в деревне, до которой еще полдня ходу. Раскладывали костер
побольше. Докуда хватает свету, там и стены, а за стенами - ночь, волки и
кое-что похуже, лучше и не думать.
Хайдельберге прошлой весной. А Фихтеле послушать - совсем другой город. И
где были мои глаза, коли я всех этих чудес не разглядел?
даме. Жила она в богатом доме при небольшом садике. Садик располагался с
западной стороны, и Фихтеле никогда там не бывал. Слишком открытое место,
неровен час увидят соседи. Потому с наступлением ночи прокрадывался в дом
к любезной своей конкубине, сиречь возлюбленной, и она принимала его в
темной комнате окнами на восток. И вместе любовались восходом луны...
извести солдата, но никак не добьет - живуч ландскнехт.
две прелестных пленницы выскочили на волю из своей узкой темницы...
бабы? Была же одна.
моей дорогой подруги.
руке.
повелел неверной жене своей идти наверх, в супружескую спальню, а ко мне
обратился с такими словами: "Признаешь ли ты, что как вор проник в мой дом
и попытался опозорить имя мое и жены моей?" Ну, я признался немедленно и
со слезами предался в руки господина мужа подруги моей. "Ибо я грешен
перед вами, и теперь вы можете вершить надо мною суд, как вам будет
угодно". Он взял меня за руку и вывел в сад. Тот самый, что размещался с
западной стороны дома. Там поставил у стены и велел пройти вперед,
отсчитавши десять шагов. "И ближе, чем на это расстояние, не приближайся к
моему дому", - добавил. Я повиновался, а затем, как заяц, метнулся в
сторону и бросился бежать, не веря спасению своему. Такого страха он на
меня нагнал.
наказании?
мне обнять ее, мою красавицу. И снова началась наша любовь. Таясь,
приходил к ней вечерами. И как-то раз снова застал нас вместе ее муж. У
меня душа ушла в пятки, когда показался он на пороге. Лицо бледное под
черной шляпой, на груди золотая цепь в три ряда, левая рука в перчатке,
правую, без перчатки, в кольцах, ко мне тянет. У меня со страху слезы
полились из глаз. Он говорит: "Подойди ко мне". Подошел. "В прошлый раз не
говорил ли тебе, чтобы не приближался к этому дому ближе, чем на десять
шагов?" - "Говорил, господин". - "Ну так идем со мной". Повернулся, за
собой поманил. Я за ним, а у самого ноги от страха подгибаются. Вправе он
убить меня в саду, никто с него не спросит, куда, мол, делся студент
Бальтазар Фихтеле?
товарищ капитана. Агильберт с усмешкой покосился на него: до седых волос
дожил солдат, а все так же любит сказки.
шагов. Я воспрял духом. Больно уж легко удается отделаться от обманутого
мужа. Он только расстояние увеличивает между мною и женой своею...
Пробежал я эти двадцать шагов с поющим сердцем... и на последнем свалился
в глубочайшую яму, локтей тридцать пролетел. Все кости себе переломал...
окончен, а самое главное так и не прояснилось.
всеобщий хохот и полез в кошель за игральными картами.
От холода весь посинел и чаще, чем следовало бы, наведывался к Эркенбальде
с просьбой о фляжке дешевого рейнвейна. Женщина не отказывала, скупо
улыбалась тонкими губами, цедила жидкое винцо. Фихтеле задолжал ей
жалованье уже за полмесяца, но не слишком печалился - кто знает, настанет
ли завтра утро.
протягивая ангстер, фляжку формой и размером похожую на луковицу.
ведьма.
отец Иеронимус?
должную высоту?
поддаваясь на полупьяную провокацию студента. - Как же случилось, что ты
натер себе ноги?
оказались.
последствиям.