Мужественные морщины избороздили его нависающий к бровям лоб, причем
горизонтальные складки, происходящие от удивления или насмешки, как бы
вступали в единоборство с вертикальными, рожденными гневом.
где база ассасинская. Засмеялся пленный и отвечал:
ассасину. Да пребудет проклятие на потомках его и да не будет больше силы
в его семени".
что у его ног корчился. И, все еще смеясь, пронзил Шеллиби пленного
штыком. Поднял связанные руки пленный, коснулся штыка, в живот его
вонзенного, и проговорил:
поговаривали, будто ассасины читают мысли, и потому не рекомендовалось
смотреть им в глаза. Шеллиби же рекомендацией этой пренебрег.
словах ассасина. И нашли в подвале башни большие запасы сухарей. Был это
стратегический запас, и его-то погрузили на телеги, дабы порушить всю
стратегию нуритов в этом районе.
между жерновами мельницы в пустыне и перемолол таким образом пленных. И
кровь вытекла из мельницы и разлилась по пустыне, наподобие того, как
разливается нефть на месторождениях, когда выходит она на поверхность.
цепочку, протянув ее через череп сквозь уши, а ожерелье из отрубленных
голов повесил на шею лошади своей, чтобы издалека было видно полководца и
выделялся он таким образом из рядовых воинов.
Ибо сравнивали его со жнецом, который одним взмахом серпа снимает сразу
множество колосьев. Так и Шеллиби одним взмахом своей кривой сабли снимал
сразу множество голов эламских, и катились они под ногами его лошади,
будто соперничали с теми, что покачивались, вися на золотой цепочке.
долетавшие от эламских границ.
победах. Выступали по центральному и региональному телевидению теоретики
военного искусства и боевые генералы, прославившиеся в минувших войнах;
сказал пламенную и весьма содержательную речь зять генерала Гимиллу,
которого слушали с особенным интересом и даже повторили его выступление на
следующий день.
зиме будет одержана окончательная победа над озверевшими фанатиками Нуры,
а сам террорист Нура будет расстрелян как военный преступник.
признать великим государем, а коли его народу так нравится сходить с ума и
заучивать наизусть Скрижали Нуры, то пусть сходит. Что печься о
грязнобородых эламитах?
древнего дворца эламских царей, - национальное достояние Вавилона,
утраченное им в незапамятные времена, и оно должно быть возвращено
Великому Городу. В этом вопросе царило полное единодушие, так что когда
дискутирующие готовились вцепиться друг другу в бороду на глазах у тысячи
телезрителей, журналисты быстро переводили разговор на эту тему.
представитель международной ассоциации защиты прав животных и заявили
общий протест. Журналист пожал плечами, политики не обратили на это
внимание, а в Дере протеста не услышали, ибо Дер находился далеко и
телевидения осаждающие не имели.
истерзаны, связаны и заткнуты кляпами, поэтому могли лишь загадочно и
мутно глядеть в телекамеру, что усилило представление о них как о
полуживотных, охваченных повальным бешенством. Впрочем, так оно и было.
многие их покупали у хитрых торговцев. Читали, чтобы посмеяться над
глупостью грязнобородых; но мудрость Нуры - бывшего торговца репой, а ныне
пророка - была такова, что яд ее, подобно извести, разъедал даже самые
крепкие мозги. Поэтому в Вавилоне появились тайные приверженцы Нуры. Их
преследовали и сажали на кол, так что вскоре люди из страха быть
заподозренными опасались употреблять фразу "Передайте мне хлеб,
пожалуйста" и довольствовались мычанием и указыванием пальцами.
Элама, на которой передвигал флажки и елозил указкой, демонстрируя
динамику передвижения священной армии.
соскучившемся ждать шумных вестей, прогрохотал гром. Впрочем, какое там
прогрохотал? Так - звякнул и тут же стих.
растрепанный ротмистр танковых войск, в котором признали Шарру,
потомственного офицера из древнего рода, не запятнавшего себя доселе ни
одним неблаговидным поступком. Бледное лицо Шарру пересекали наискось два
вздувшихся рубца, одна щека беспрестанно дрожала, борода криво обкромсана
ножом. Вздрагивая от яркого света юпитеров и беспокойно шаря глазами,
Шарру кричал прямо в телекамеру:
тысячи всадников в бело-золотых плащах, с покрывалами на лицах, которые
они удерживают, прикусив зубами! О, они не кричат, когда их убивают! МЫ
кричим! Мы кричим, как младенцы, ибо они выскакивают из пустоты,
насаживают нас на пики, вспарывают нам животы. Они захватили в плен и
кастрировали все отделение прапорщика Бульты и отпустили их в пески, а
яйца прислали нам на командный пункт! - На мгновение лицо ротмистра Шарру
передернула судорога, а глаза потемнели при этом воспоминании. - Он
приехал, тонкий, как тростинка, почти мальчик, этот ассасин. Вы хоть
слышали об ассасинах? На нем были черные одежды, изрисованные их
варварскими письменами. Он не скрывал своего лица. Он смеялся, лучезарный,
как дитя. В окровавленном платке он держал ИХ - яйца наших боевых
товарищей...
скандал. Несколько журналистов кричали на кого-то невидимого:
офицер!
танки!
этих глазах не было ничего, кроме усталости. Он будто не слышал возни,
начавшейся за его плечами. - Я знаю, меня считают дезертиром. - Он покачал
головой. - О, если бы вы знали!.. - Подавшись вперед, он судорожно
вцепился пальцами в край стола, на котором стояли микрофоны. - Видели, как
дети играют в солдатики? Выставят целый полк маленьких оловянных
солдатиков, а потом, когда надоест, - рраз! - и смахнут всех одним
движением руки... Так и наша часть... О, так и наша часть... Рраз! Одним
движением руки... Две тысячи вавилонян только там, в оазисе Наид, где
сгинули в песках наши танки... А что происходит под стенами Дера? Они
говорят вам о том, что происходит под стенами Дера?
плечи и властно потащили прочь от микрофонов. Хватаясь за край стола и
опрокидывая стул, ротмистр из последних сил кричал в падающий микрофон:
изображением знаменитого лотосового пруда во внутреннем дворе храма
Эсагилу.
северу от Вавилонии, Ашшура и поганого царства Элам, именем Кудурру,
решился идти на помощь осажденному Деру. Международному же сообществу
объявил Кудурру, что признает Нуру великим владыкой и потому почитает за
неотложный долг оказать поддержку братьям своим, осаждаемым воинством
священного похода и терпящим через то великие бедствия. (Ибо о победах
священного воинства много говорили в те дни).
автоколонна, и были там припасы и медикаменты, медики и автоматчики (по
большей части мицраимские наемники, купленные на золото Хуме), лошади,
верблюды, бензин, запасные части и потаскухи.
отборных профессиональных вояк из Мицраима и еще двух с половиной тысяч
добровольцев из самой Хуме.
к Гимиллу, где командир Второй Урукской разложил повсюду карты и склонился