Чтение 6–й страницы книги ~Хелот из Лангедока~

– Написал обширный трактат о траволеченнии, о ядах, о причинах болезней и повальных хворей. У нас ведь тут думают, что все в руках Божьих. А я так считаю, что Господь не против, если ему немного помогают, а не вешаются на шею с криками «Господи, воля твоя!». Эдак никакая шея не выдержит...

Хелот вдруг испугался. В какое-то мгновение ему казалось, что сейчас молния поразит и избушку, и богохульника, и того, кто не противясь внимает еретическим речениям. Святой заметил это и расхохотался.

– Господу делать нечего, как только подслушивать, что о нем болтают в каждой избе, – сказал он. – Не бойся ты. Я ведь ничего плохого не делал. Я по этой книге стал исцелять хворых и убогих. Многим помогло. Вот и ты скоро на ноги встанешь...

Кряхтя, отшельник поднялся и принялся наводить порядок на рабочем столе.

Святой Сульпиций оказался прав: через несколько дней Хелот уже встал на ноги и довольно бодро управлялся с несложным домашним хозяйством отшельника. Святой сказал, что смирение – лучшая школа, и заставил своего гостя перечистить все котлы, миски и тигли, загаженные отшельником и не отмытые за нехваткой времени.

Когда последний котел засверкал первозданной медью, святой объявил, что лечение завершено успешно и выставил Хелота из своей избы.

– Пойдешь по гати до проселочной дороги, – наставлял он, держа Хелота за плечо и указывая свободной рукой на болото, имевшее довольно гиблый вид. – Смотри, с дороги-то не сворачивай, иначе сгинешь, и костей не найдут. Дальшинская топь не шутит... и святой Сульпиций тоже. По дороге забирай к северу. Ступай, отрок. Некогда мне.

Хелот поцеловал отшельнику руку, получил небрежное благословение и затопал по болоту.

Был уже вечер, когда он выбрался на дорогу. Идти ночью ему не очень-то нравилось: нож не защита от волков, если нападут. Впрочем, он уповал на то, что летом волки не так голодны, чтобы бросаться на человека.

Луна светила ярко, дорога под ногами сама бежала навстречу – чистая, усыпанная прошлогодней хвоей. Хелот надеялся миновать обиталище разбойников и к утру выйти в город. На ногах у него были хорошие сапоги, и он с удовольствием думал о них. Новую одежду он нашел в обители отшельника возле своей кровати и ни секунды не сомневался в том, что ее доставил туда вместе с убогим сам Локсли. Однако он не чувствовал себя обязанным вернуться к разбойникам. Ему хотелось одиночества. По лесу гулко прокатилось:

– Ро-о-о-обин...

И тут же возле дерева, совсем неподалеку, тихонько свистнули. Из листвы донеслось:

– Рыцарь. Один, без оруженосца. Пропустить? Хелот остановился, потом сделал несколько осторожных шагов и вышел на яркий свет. Он думал, что речь идет о нем, однако разбойники ограничились лишь тем, что схватили его за руки и утащили в тень.

– Вечно ты не вовремя, – проворчал Малютка Джон. – Так что с рыцарем делать будем, Робин?

– Я так думаю, это подкрепление сэру Гаю, – предположил Робин. – Давайте-ка его остановим, братцы. Не люблю я ихнего брата.

Малютка Джон хмыкнул так, что листья зашелестели.

Робин натянул лук. Из-за поворота на дороге показался всадник, и яркий лунный свет залил его. Стрела вонзилась в землю перед самым конем. Всадник натянул поводья и стал озираться.

– Я здесь, – сказал Робин, появляясь перед ним на дороге.

Всадник повернулся к темной фигуре в плаще с низко опущенным капюшоном, сощурил глаза. И в этот миг Хелот узнал его.

– Мое имя Греттир Датчанин, – высокомерно произнес всадник. – Меня ждут в Ноттингаме. Кто ты такой и что тебе нужно?

– Фи, как грубо, – ухмыльнулся Робин и взял коня под уздцы. – Давай поговорим куртуазно. Почему ты ездишь по моему лесу без дозволения, благородный рыцарь?

– Я спешу, – был ответ. – Немедленно отпусти меня. Греттир Датчанин не нуждается в твоих позволениях.

– Ох как ты ошибаешься, благородный лорд, как ошибаешься! Тебе придется повременить. Слезай.

Греттир схватился за меч, но Робин успел опередить его. Спустя секунду юный рыцарь уже лежал на дороге, а разбойник возвышался над ним и чертил мечом в пыли узоры.

– Вставай, – сказал он. – Дай честное слово, что не пустишь оружия в ход, и оставь его при себе.

Греттир молчал, бледный от унижения.

– От имени лесных стрелков предлагаю тебе разделить с нами ужин, – продолжал Робин. – Мы как раз подстрелили замечательного жирного оленя, который теперь не достанется шерифу. Зато насытит нас, вольных людей! Неужели ты откажешься от ужина?

– Мне нечем заплатить, – сказал Греттир.

– Пустяки, у нас не постоялый двор. Мы сами разберемся, чем и как ты заплатишь. Эй ты, из Лангедока, забыл твое имя, помоги благородному рыцарю встать. И забери у него меч, раз он не хочет дать клятву.

Хелот подошел к Греттиру, протягивая ему руку. Тот поднялся, снял пояс. Робин в этот момент созерцал полную луну и был весьма далек от земных забот.

– Мое имя Хелот, – сказал бывший рыцарь раздельно. – Потрудись запомнить его, Локсли.

Греттир смотрел на него, широко раскрыв глаза.

– Вы, – шепнул он.

Робин резко оторвал взор от луны и уставился на датчанина.

– Значит, я не ошибся, – сказал он. – Вы, двое, знакомы?

– Да, – сказал Хелот. Локсли нахмурился:

– Кто он такой, а, Хелот?

– Датский рыцарь.

– Я с удовольствием повешу его на первом же суку, – сообщил Робин. – Терпеть не могу северян.

– Сначала повесь меня, – заявил Хелот.

– Я дал слово и сдержу его, – мрачно сказал Робин. – Тебя никто пальцем не тронет. Но он-он другое дело. Он рыцарь, едет на службу к шерифу. Он враг.

– Локсли, – сказал Хелот. – Отпусти его. За это я обещаю тебе целый год верной службы.

Робин задумался. Хелот тронул его за плечо:

– Я умею читать и писать, кроме того – слагать стихи, играть на роте, знаю язык норманнов и язык куртуазной поэзии...

– А это-то ты откуда знаешь?

– Это мой родной язык, – сказал Хелот. – Можешь меня за это повесить. Лангедок – это на юге Франции. – Он улыбнулся.

– Час от часу не легче. – Робин выглядел растерянным.

– И я могу быть тебе полезен, – продолжал его уговаривать Хелот. – Локсли, ведь я когда-то умел держать в руках оружие.

– Слабо верится, господин трус, – недоверчиво сказал Робин. Хелот рассмеялся:

– Я постараюсь исправиться. Решайся, Локсли. Берешь меня на год в обмен на жизнь и свободу для этого рыцаря?

– А с какой стати ты так печешься об этом мальчишке с петушиным гонором? Надеешься, что при случае он замолвит за тебя словечко? Кто он тебе?

– В какой-то степени он мой крестник, – неопределенно произнес Хелот.

– Темнишь. – Робин покачал головой. – Ох, темнишь... Но ты прав, ты действительно мне нужен. Жизнь сопляка не стоит твоих познаний. С ним я всегда успею разделаться, если он не покинет Ноттингамшира... – Он критически осмотрел худенького невысокого мальчика с льняными волосами. – Иди, ты свободен, – проговорил разбойник. – И помни, кто и какой ценой тебя спас.

Греттир молча поцеловал Хелоту руку и вскочил в седло. Робин вытаращил глаза. Даже в знак благодарности потомок знатного рода не сделал бы этого, будь перед ним человек низкого происхождения... разве что Хелот был духовным лицом. Конь перешагнул через стрелу, косо вонзившуюся в землю, и вскоре всадник исчез за поворотом. Робин проводил его глазами, покосился на Хелота.

– Вот какие почести оказывают у нас норманнские рыцари разным проходимцам... Хелот пожал плечами.

– Мальчик хорошо воспитан, – сказал он, – и я им доволен.

– Хорошо воспитан? – переспросил Робин. – Ты что, священнослужитель, Хелот из Лангедока? Хелот не ответил.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

– Не реви, мать, – гудел Малютка Джон, положив свою огромную лапищу на плечо хрупкой женщины, закутанной в шаль. На вид ей было не то тридцать лет, не то пятьдесят, не поймешь. Женщины в этих краях рано старели, но поздно умирали. – Вот придет Робин, он рассудит. И все будет хорошо, так хорошо, что сама удивишься. – И поскольку она не переставала захлебываться слезами, прикрикнул: – Да прекрати плакать, ты!

Она съежилась и послушно перестала всхлипывать, но Хелот заметил, что она дрожит всем телом. Однако верзила Джон не обращал на это ни малейшего внимания.

– Успокоилась? Вот и хорошо, – удовлетворенно заметил он и перевел самодовольный взгляд на Хелота. – Эй, Хелот, накорми почетную гостью. Поднеси эля и все, как положено.

Хелот еле заметно улыбнулся, входя в лесной дом, оплетенный кустарниками так, что и днем было трудно его отыскать. Гостеприимство было одной из разбойничьих традиций лесных стрелков. Прежде чем ограбить, жертву полагалось как следует попотчевать. Во время трапезы уточнялись размеры мзды и определялся моральный облик будущей жертвы. После чего гостя грабили и отпускали с Богом. Бывало и наоборот: сотрапезника щедро оделяли. Таких гостей было принято встречать с особым почетом. А сейчас к стрелкам пришла за помощью простая женщина из близлежащей деревни – ее надлежало встретить, как королеву.

Хелот нарезал мясо на куски, положил сверху краюху хлеба, в одну руку взял кружку эля, в другую – блюдо с едой и вышел из дома. Женщина молча сидела в кресле, грубо вытесанном из большого пня. Согласно легенде, при изготовлении этого трона в качестве мерки использовали седалище отца Тука как самого объемного из всех разбойников – дабы пользоваться «троном» могли бы все без изъятия и не чинилось бы никакой несправедливости, ни в малом, ни в большом.

Женщина. откинула капюшон. Открылись растрепанные волосы, кое-как заплетенные в косы, наполовину рыжие, наполовину седые. По оттенкам рыжего цвета можно было бы установить, из какой деревни она родом. Хелот подал ей обед.

– Поешьте, сударыня, – произнес он. – А вот и эль, чтобы запивать трапезу.

При виде этого великолепия женщина шарахнулась.

– Матерь Божья! – вскричала она. – Да ведь блюдо-то с гербами!

– Из чистого серебра, сударыня, – заверил ее Хелот. – Могу подать и на золотом. Она поежилась.

– А Бог меня не покарает? – недоверчиво спросила она.

– Думаю, что Бог прекрасно разберется в таком простом деле, – очень серьезно ответил Хелот и вспомнил рассуждения святого Сульпиция. – Скорее, блюдо недостойно вас, сударыня, чем вы – блюда.

Она ничего не поняла и снова задрожала, со страхом глядя на темноглазого разбойника, так не похожего на местных жителей. Джон с видимым неудовольствием отстранил его.

– Да ешь ты, мать, – досадливо сказал он. – Вечно парень ляпнет невпопад.

Хелот ушел в дом подальше от испуганных глаз женщины. «Может быть, перекрасить волосы в желтый цвет?» – подумал он мрачно. Когда он предлагал им деньги, пусть даже древнеримские (но ведь не фальшивые же!), за еду и ночлег, они разве что ноги об него не вытирали. Теперь у него на боку меч, и они готовы ползать на животе от ужаса.

Эти размышления прервал донесшийся снаружи возмущенный рык Малютки Джона:

– Свинство!!! Негодяи!!! Удавить их собственными кишками!