ты привел постороннюю женщину. Это, говорю, твои цели неясны и
подозрительны. Сдам я тебя в охрану, мне, конечно, объявят выговор, и
заслуженно, а с тобой пусть служба порядка разбирается. Сеанс психотерапии
оказал на спортсмена целебное действие: он вспомнил, что в русском языке
есть и цензурные слова. Пришла отличница, в меру испуганная, попыталась
встрять в мужской разговор, так ее Лбов успокоил самостоятельно. "А ты
вообще молчи, с-с-су..." - начал он лечение словом, но решил не
продолжать, поскольку этого хватило. Потом в разговоре наступила пауза.
Лбов смотрел в окно и думал, я наслаждался игрой его лица, студентка
держала себя в руках, стараясь не испортить компанию. Было весело.
Наконец, Лбов устал думать и обратился к своей пухленькой подружке. Та,
внимательно выслушав, забилась в истерике, потому что ей предложили
спуститься в институтский двор и поискать там ключ от "Жука". Лбов бы сам
пошел, но увы, не может - надо присмотреть за этим идиотом (я небрежно
покивал, понимая его проблемы). А ключ надо найти обязательно, иначе...
(он повторил ранее изложенные соображения, теперь уже в рамках
общепринятого словаря). Поиск ключа, по мнению Лбова - дело вовсе не
безнадежное, ключ наверняка валяется точно под этим окном... Короче, не
знаю, как он уговорил студентку. Вероятно, она боялась темной лестницы и
пустого двора значительно меньше, чем нас с ним. Кроме того, мужики вроде
Лбова легко добиваются от женщин всего, что им угодно - этот закон бесит
меня еще со времен достижения половой зрелости. Я проявил душевную
щедрость - сознался, что мне выдан казенный фонарик, который в данную
минуту находится на столе начальника. Лбов обрадовался и мы перебрались из
лаборатории в помещение отдела. Сопровождаемый недремлющим оком (шаг
влево, шаг вправо считался попыткой позвонить в охрану), я выдал девушке
фонарик, и та удалилась, неся на ватных ногах груз опрометчивого согласия.
тобой.
угроза такой густоты и концентрации, что я вдруг многое понял. Я понял:
веселиться мне рано. Или поздно.
любишь?
рабочем месте.
сами вместо программ голых баб распечатывают. Зачем тебе "Жук"? Спал бы
себе с распечаткой.
отличницу вместо матраца, и вперед. Тебе же ее отдали. Зачем ты другим
хочешь вечер испортить?
Это было так странно, что я даже рот забыл закрыть. Опомнился, когда Лбов
шагнул ко мне вплотную, дружески обнял. - Возьми-ка руки за спину и сцепи
пальцы.
нашему образу жизни, и я с размаху врезался в твердое. Мир содрогнулся,
вокруг отвратительно зазвенело. Спустя вечность я догадался, что звенит у
меня под черепом, что тело мое нелепо распростерто посреди отдела, и что
положение это не свойственно специалисту моего уровня. Сверху по мне
топтались, вытаскивали из-под меня руки, неразборчиво сипели, и я сдался.
Тупая стихия трудилась недолго - меня рывком подняло в воздух, швырнуло в
кресло.
стонал сорванный крепеж. Мерзко торчали углы выбитых деталей.
мечтах у тебя не было звонить на вахту.
Лорочкой сквозь дверь болтать. А я найду во дворе ключ, куда он денется...
включу "Жук", начну работать... - взгляд его потеплел, наполнился
чувством. Он переместился к окну, распахнул раму, высунулся.
расстегнул ремень на моих брюках. Затем с хрустом выдрал его из петель.
Почему-то ничего не порвалось. Крепкие у меня брюки, отечественного
пошива. После чего скрутил мне ноги - моим же ремнем! - очень умело,
добротно, у самых ступней. Проверил качество работы и собрался удалиться,
даже ключ от нижнего замка приготовил, тогда я честно сказал ему:
"Жука" я спрятал там же, в лаборатории, пока ты орал.
его в конце концов сделалось натурально, изумительно лбовским.
жалко результатов проделанной работы. Возможно, мешало высокое качество
фирменных подтяжек. Закончив дело, он поставил меня на ноги и в нетерпении
спросил:
пока он исчезнет в коридоре, я взял с журнального столика цветочный
горшок, в котором общественный кактус вел героическую борьбу за
существование, догнал спортсмена и с размаху воткнул орудие возмездия в
стриженый затылок.
голове, есть более удобное место - карман. Но я ударил. Я ненавидел Лбова
всего лишь несколько минут, зато по-настоящему. Злость копилась во мне уже
больше часа, вот в чем дело. Просто произошел выброс злости, и удержать
этот протуберанец было невозможно. Хотя, если откровенно, раньше я ни разу
не бил коллег, даже когда меня оскорбляли. Они меня били - особенно в
средней школе.
вниз. Сначала опустился на колени, потом на четвереньки и, наконец, боком
улегся между стульями. Он держал руками голову и выдавливал из желудка
хриплые безразличные стоны. Меня замутило. Стало вдруг очень страшно:
неужели убил? Цветочный горшок, как ни странно, остался цел, даже
спрессованная веками земля не просыпалась. Я машинально поднял его,
поставил на место и тоскливо позвал:
опомнился. Схватил лбовские подтяжки, свой ремень, навалился на него и
начал воссоздавать кадры из популярных фильмов. Опыта у меня, естественно,
не было, но Лбов оказался вялым, мягким, восхитительно покорным, он только
хрюкал что-то утробное и пытался высвободить руки, чтобы снова подержаться
за голову. Я с ним справился. Скрутил этого борова, применив методику,
чуть ранее опробованную на мне же. Дотащить его до кресла было нереально,
пришлось оставить тело на полу. Я сел на стул возле, отдыхая душой,
посмотрел на укрощенную стихию под ногами и понял, что мне Александра
Владимировича жалко. Он лежал - скрючившись, прикрыв глаза, думая о смысле
жизни, - он тихо страдал. Это было дико. Все происходящее нынешней ночью
было дико!
знаешь. Ты же все испортил.
эта... она не та, за кого себя выдает...
собой, наврала про коменданта общежития... между прочим Витька, комендант
то есть, в глаза ее не видел, никогда к ней не клеился, а мы с ним
корешки, в одной команде играли... она не просто отличница, она же
разбирается в вычислительной технике лучше нас двоих вместе взятых
понимаешь?..
ее сюда.