один холуй подло умертвил пьяного хозяина, а второй спокойненько занял
освободившееся место? Что ж, веселый сюжет. Как же ты сумел обмануть меня,
надежный, безотказный, раздавленный Петро? Я ведь столько лет смотрел в
твои песьи глаза, купался в них, жил в них... Хохочу, открыв сухой рот,
пытаясь вытолкнуть в пустоту замершего зала хоть что-нибудь...
звуки. "Это я, - тихо, но отчетливо выговаривает Бригадир. - Нужно
освободить Кремль от дорвавшихся до власти чистюль, и ты должен мне
помочь." Знаменитый его голос натянут, как струна. Он торопится, он будто
готовился к моему вопросу. Обводит странным взглядом своих соратников...
Неужели? Нет, только не он!.. "Мне доложили, что ты появился, - задыхается
старик от волнения. - У меня грамотные сотрудники, инициативные... Я ждал
тебя, всегда ждал..." Верно, у Министра печати были преданные сотрудники.
Постаревший соглядатай из Военного музея. Некстати пропавший
горе-писатель, оставивший потомкам ворох бездарных воспоминаний. Убитый во
сне первый референт тоже был вполне, вполне хорош... Опять ложь! -
внезапно понимаю я. - Вовсе не он меня звал! Не он дал мне силу! В этих
стенах вообще некому было ждать и помнить, страдать и просить...
сосредоточенно пятится от стола, все разом осознав, отпустив трясущиеся
щеки до пола. Тут растворяются дальние двери - охрана наконец разобралась,
что ей надлежит предпринять. И власть проворно выплескивается вон, давясь
в тесном проеме, обращая вспять любое встречное движение. Обезумевшая
власть наполняет палаты мощными аккордами всеобщего бегства. Бригадир
Правды удирает вместе с остальными - где-то там, в центре перепуганного
стада. Я не гонюсь следом, подарив этим животным жизнь, потому что у меня
есть дело поважнее.
освобождаю пиджак от холодеющей плоти. Так же осторожно снимаю с бывшего
государя брюки. Затем сам вылезаю из лат, верно послуживших мне сегодня, и
с наслаждением переодеваюсь. Сделано! Сбылось... Я выхожу наружу, ступая
жестко и властно - на каменную площадку царского гульбища. Снова в дождь,
в сверкающую огнями пустоту. Снизу несутся стоны и ругань, на нижних
площадках громко умирают неудачники и продолжают яростно командовать те,
кому сегодня повезло. Я иду к краю северной стороны. Навстречу мне
распахивается ночной Ленинград, грандиозными кольцами выползает из мглы,
черным ковром ложится под ноги. Призрачные силуэты церквей, провалы
площадей и улиц, белые пятна подсвеченных дворцов - вот она, уходящая в
бесконечность, до тошноты знакомая панорама. Там, за дьявольской стеной,
застыл в ожидании моих приказов святой исстрадавшийся город. Славный город
великого Ленина, бывший когда-то великой Москвой. А сверху застыло небо,
массивное и плоское, как сковорода. Я подымаю голову. Небо очень близко,
висит над шахматной крышей Терема - протяни руку и дотронься. Я кладу меч,
протягиваю обе руки, я смотрю вверх, смотрю до головокружения...
громче, громче. Ангел? Спускается ко мне? Будто подушкой замолотили по
чугунному днищу нависшей над гульбищем сковороды. Однообразно и часто,
широко и грозно. Будто чудовищный мотор заработал - уже раскатисто, уже
рядом. Самолет? Из-за Верхоспасских церквей выплывает нечто, наполняя
вселенную оглушительным гулом, плавно разворачивается, медленно летит
сюда. Разумеется, это не ангел, смешно было надеяться. Но и не самолет.
Какая-то иная машина, похожая на большую беременную стрекозу. Над черным
корпусом сияет, неистово вращаясь, гигантский нимб - впрочем, это всего
лишь воздушный винт, удерживающий стрекозу от падения. Очевидно, секретное
оружие, гордость нынешних спецов. Обшаривает могучим прожектором дворец,
осуществляя разведку с воздуха, наконец обнаруживает меня и сразу
прекращает движение - точно над моей головой. Я стою в центре раскаленного
луча, сжимая Соавтор в руке. Сверху тугими толчками падает ветер. Все
ясно: сейчас снова начнется пальба. Мирный летний дождь отольется в
свинец, разящими каплями усыпая круги света, уродуя древнюю архитектуру, и
не будет мне ответа, не будет, не будет... Тот, Который Звал - отпусти,
перестань терзать мою душу. Кто я? Зачем я? Не могу больше, пойми и
прости, прости и не гневайся... Взобравшись на парапет, я заглядываю в
бездну. Место на редкость удачное - нижних площадок здесь нет, ничто не
помешает секундам свободы. Я прижимаю к груди меч и, толкнувшись
посильнее, прыгаю.
Позвоночник в гипсе. Короткое усилие, и гипс раскалывается. Я приподымаюсь
на руках, затем встаю на четвереньки и высовываюсь из ямы. Ночь. Рядом
желтая, уходящая ввысь стена подклета, наверху светятся Терема. Дождь
кончился, а в остальном - все как прежде. Яма вершков этак в 20 глубиной,
не яма даже, а разлом в тщательно утрамбованной поверхности. Неужели - моя
работа? Неужели я остался цел и невредим, грохнувшись с такой высоты?
Неужели - зря?.. Тоска обрушивается ватным прессом, тащит обратно к земле,
тоска и вселенская скорбь, но тут выясняется, что вокруг ямы уже
предусмотрительно расставлены сигнальные стойки с флажками, что неподалеку
стоит солдатик, который заторможенно глазеет на меня, и тогда я стряхиваю
постыдное оцепенение. Царский костюм смят и грязен, однако теперь это
неважно. Встаю. Да, я цел и невредим - шепчите молитву, товарищи по
партии! Встаю во весь рост. Солдатик, занятно изменившись в лице, визжит:
"Ой, опять лезет!" Два других храбреца деловито трусят по двору с большими
канистрами в руках, ловят меня взглядом и, слаженно споткнувшись, меняют
направление бега на противоположное. "Боб, Андрюха! - надсаживается
солдатик, срывая со спины автомат. - Скорей! Сюда!" Бесполезно: Новая
Гвардия доблестно сверкает пятками, побросав канистры. В емкостях,
очевидно, бензин. Ого, собирались жечь меня, умники! Охранявший яму
гвардеец лихорадочно озирается и также решает бежать, рывком освободившись
от оружия. Его я догоняю в несколько прыжков, он успевает только пискнуть
жалобное: "Ребята...", соприкоснувшись с моим кулаком, и размашисто падает
на мостовую. Дурачок, - смеюсь я, - ты мне не нужен. Мне бы узнать
всего-навсего, который нынче час... Беру безвольно лежащую руку, изучаю
простенький циферблат солдатских часов, шагаю прочь, а кукла, оставшаяся
сзади, кроваво булькает мне вслед, подняв белое лицо из лужи...
воротам, не обращая внимания на прячущиеся по кустам многочисленные тени.
Повсюду вокруг - пугливая суета. Где-то рокочет знакомая летающая машина,
глухо, неопасно. Проезд в город открыт: все правильно, растревожил я
сонное царство, до краев наполнил его своим бредом. Охранники уже не
пытаются со мной сражаться, исчезают, будто не было их. Выхожу наружу.
Покидаю этот оазис древнерусской архитектуры, чтобы сразу попасть на аллею
Славы, чтобы вернуться в начало ночи...
Боровицкая за спиной. Ровные ряды мемориальных плит, причесанный сквер.
Итак, круг замкнулся, пропади все пропадом. Иду налево, к набережной, к
собственной могиле. Постороннего движения здесь значительно меньше. У
обочины - странный автомобиль, сменивший эсэсовские фургоны, а в земле
ковыряются странные люди в штатском. Гоню прочь - всех, всех, всех!!!
Кто-то спасается бегством, кто-то остается со мной навсегда. Автомобиль,
утробно взрыкнув, растворяется в предутренних сумерках. Стою возле ямы, на
куче развороченной почвы, плачу без слез, но даже вой почему-то не
получается. Кто я и зачем? Где искать ответ? Плачу... Валяются саперные
лопатки, валяются приборы неясного назначения, посвященный мне кусок
мрамора перевернут золоченым профилем вниз. Несомненно, за дело взялись
высоколобые военные спецы. Что ж, почетно, я польщен. Автомобиль, надо
думать, был передвижной лабораторией, как раз и прибывшей выяснить, что за
мерзость выперла из-под нарядного газона. А я с ними так грубо, нервно.
Еще на месте происшествия валяется мешочек из неизвестной мне
полупрозрачной ткани, я поднимаю его, разъединяю железную скрепку. Мешочек
противно шуршит, словно бумага. Внутри - книга. Та самая, которую я уже
видел сегодня - моя книга. Значит, ее тоже собирались совать под
микроскоп? Забавно... "Повести Просто Так". Заглавный лист, затем вклейка
с моей фотографией. Симпатичный молодой человек. Интеллигент... Листаю
дальше, наугад, испытывая привычную гордость, малодушно прячась во
вчерашнем дне. Часть А: "НИ О ЧЕМ". "Ученик 1-го класса младшей школы N_1
Абрам Иванович Немнихер очень любил детей", - самое начало. Популярнейшая
фраза, ставшая в короткий срок почти крылатой... Сноски по тексту,
объясняющие детям разные непонятности, хотя бы к примеру вот: "Дождь -
атмосферное явление, которое бывает непременно, если Абрам не берет на
улицу зонтик." Или так: "Зонтик - простое устройство, при наличии которого
на улице стоит ясная погода." Дождь, правда, уже кончился, небо
расчистилось, но все равно - очень, очень кстати. Над подобными
хулиганскими примечаниями мы с Очкариком бились особенно самоотверженно...
Часть Б: "НИ О КОМ". "Папа, в школе сказали принести анализ кала, -
вспомнил Абрам. - У нас есть или покупать?" Тоже хорошая фраза, непременно
войдет в золотой фонд российских анекдотов... А вот и она, моя любимица -
повесть про юдоазиата, который сделал карьеру, потому что обладал
удивительным слухом... Да, повеселились мы с Очкариком от души, пока были
детьми. Больно. Больно и нелепо - листать все это. Я мучительно
возвращаюсь в день сегодняшний, одолев временную слабость. Я вновь на
аллее Славы, убитый вами, оболганный вами. Я выпускаю распахнутую книгу из
Каргалов Вадим
Курылев Олег
Сертаков Виталий
Андреев Николай
Херберт Фрэнк
Конан-Дойль Артур