Чтение 6–й страницы книги ~Любовница смерти~

-- Когда один из соискателей венчается, на освободившееся место можно
привести нового. Разумеется, окончательное решение принимает Просперо. Но
прежде, чем я введу тебя в его дом, ты должна поклясться, что никогда и
никому не передашь того, что я тебе поведал.

Венчается? Освободившееся место? Коломбина ничего не поняла, но,
конечно, сразу же воскликнула:

-- Клянусь небом, землей, водой и огнем, что буду молчать!

На нее заоборачивались с соседних скамеек, и Петя приложил палец к
губам.

-- А чем вы там занимаетесь? -- перешла на шепот умирающая от
любопытства Коломбина.

Ответ был торжественен:

-- Служим Вечной Невесте и посвящаем Ей стихи. А некоторые, избранные
счастливцы, приносят Ей и высший дар -- собственную жизнь.

-- А кто это, вечная невеста?

Он ответил коротким, свистящим словом, от которого у Коломбины сразу
пересохло во рту:

-- Смерть.

-- А... а почему смерть -- это невеста? Ведь среди соискателей есть и
женщины -- та же Лорелея Рубинштейн. Зачем ей невеста?

-- Это только так говорится, потому что по-русски "смерть" женского
рода. Само собой, для женщин Смерть -- Вечный Жених. У нас вообще все очень
поэтично. Для соискателей Смерть это как бы la belle dame sans merci,
Прекрасная Дама, которой мы посвящаем стихи, а если понадобится, то и самое
жизнь. Для соискательниц же Смерть -- Прекрасный Принц или Заколдованный
Царевич, это смотря по вкусу.

Коломбина сосредоточенно наморщила лоб:

-- И как же свершается обряд венчания?

Тут Петя взглянул на нее так, будто перед ним была какая-нибудь дикая
папуаска с костяшкой в носу. Недоверчиво прищурился:

-- Ты что, не слыхала о "Любовниках Смерти"? Да об этом пишут все
газеты!

-- Газет не читаю, -- надменно объявила она. -- Это слишком
обыкновенно.

-- Господи! Так ты ничего не знаешь о московских самоубийствах?

Коломбина осторожно помотала головой.

-- Уже четверо наших обручились со Смертью. -- Петя придвинулся ближе,
его глаза заблестели. -- И каждому сразу же нашлась замена! Еще бы -- ведь о
нас говорит весь город! Только никто не знает, где мы и кто мы! Если ты
приехала в Москву, чтобы "поставить точку", тебе невероятно, фантастически
повезло. Ты, можно сказать, вытащила счастливый билет. Обратилась именно к
тому человеку, который действительно может тебе помочь. У тебя есть шанс
уйти из жизни без пошлого провинциализма, умереть не как овца на бойне, а
возвышенно, осмысленно, красиво! Может быть, мы даже уйдем с тобой вместе,
как Моретта и Ликантроп. -- Его голос вдохновенно зазвенел. -- Как раз на
вакансию Моретты я и хочу тебя предложить.

-- А кто это -- Моретта? -- в восторге воскликнула Коломбина,
заразившись его возбуждением, но по-прежнему еще ничего не поняв.

Она знала за собой этот недостаток -- несообразительность. Нет, глупой
она себя вовсе не считала (слава Богу, поумней многих), просто ум был
немножко медленный -- подчас сама на себя раздражалась.

-- Моретта и Ликантроп -- самые новейшие избранники, -- шепотом
объяснил Петя. -- Получили Знак и тут же застрелились, одиннадцать дней
назад. Место Ликантропа уже занято. Вакансия Моретты -- последняя.

У бедной Коломбины голова шла кругом. Она схватила Петю за руку.

-- Знак? Какой знак?

-- Смерть подает своему избраннику или избраннице Знак. Без Знака
убивать себя нельзя -- это строжайше запрещено.

-- Да что это такое -- Знак? Какой он?

-- Он всякий раз иной. Это невозможно предугадать, но и ошибиться тоже
невозможно...

Петя внимательно поглядел на побледневшую спутницу. Нахмурился:

-- Испугалась? И правильно, у нас ведь не в игрушки играют. Смотри, еще
не поздно уйти. Только помни про данную клятву.

Она и вправду испугалась. Не смерти, конечно, а того, что он сейчас
передумает брать ее с собой. Очень кстати вспомнилась рекламная вывеска
компании "Мебиус".

-- С тобой мне ничто не страшно, -- сказала Коломбина, и Петя просиял.

Воспользовавшись тем, что она сама взяла его за руку, стал поглаживать
пальцем девичью ладонь, и Коломбину охватило безошибочное предчувствие:
сегодня это непременно свершится. Она ответила на пожатие. Так они и ехали
через площади, улицы и бульвары. Некоторое время спустя руки вспотели, и
Коломбина, сочтя этот природный феномен вульгарным, пальцы высвободила.

Однако Петя уже осмелел. Победительно положил ей руку на плечо.
Погладил шею.

-- Ожерелье из змеиной кожи? -- шепнул в самое ухо. -- Бонтонно.

Вдруг тихонечко вскрикнул.

Коломбина повернулась, увидела, как стремительно расширяются Петины
зрачки.

-- Там... там... -- пролепетал он, не в силах пошевелиться. -- Что это?

-- Египетская кобра, -- объяснила она. -- Живая. Знаешь, Клеопатра
такой себя умертвила.

Он дернулся, прижавшись к окну. Руки сцепил на груди.

-- Не бойся, -- сказала Коломбина. -- Люцифер моих друзей не кусает.

Петя кивнул, глядя на подвижное черное ожерелье, но придвинуться больше
не пытался.

Сошли на круто идущей вверх зеленой улице, которую Петя назвал
Рождественским бульваром. Свернули в переулок.

Был уже десятый час, стемнело, и зажглись фонари.

-- Вот он, дом Просперо, -- тихонько сказал Петя, показав на
одноэтажный особнячок.

Собственно, Коломбина разглядела в темноте лишь шесть зашторенных окон,
наполненных изнутри таинственным красноватым сиянием.

-- Ну что же ты встала? -- поторопил остановившуюся спутницу Петя. --
Полагается приходить ровно в девять, мы опаздываем.

А Коломбину в этот миг вдруг охватило непреодолимое желание
развернуться и со всех ног побежать назад на бульвар, а потом вниз, к
широкой тусклой площади, и дальше, дальше. Да не в тесную китайгородскую
квартирку, пропади она пропадом, а прямиком на вокзал и чтобы сразу в поезд.
Колеса застучат, начнут сматывать нитку железной дороги обратно, та снова
свернется в клубок, и все будет, как раньше...

-- Это ты встал, -- сердито сказала Коломбина. -- Давай, веди к твоим
"любовникам".

Коломбина слышит голоса духов

Петя открыл входную дверь без стука, пояснив:

-- Просперо прислуги не признает. Все делает сам привычка ссыльного.

В прихожей было совсем темно, и Коломбина ничего толком не разглядела,
кроме уходящего вглубь дома коридора да белой двери. В расположенном за
дверью просторном салоне оказалось немногим светлей. Лампы там не горели --
лишь несколько свечей на столе и еще, чуть в сторонке, чугунная жаровня с
ало тлеющими углями На стенах корчились кривые тени, на полках посверкивали
золотом корешки книг, а сверху мерцала подвесками незажженная хрустальная
люстра.

Лишь когда глаза немного свыклись с тусклым освещением, Коломбина
поняла, что в комнате не так мало народу -- пожалуй, человек десять, а то и
больше.

Кажется, Петя Лилейко числился среди "соискателей" птицей невысокого
полета. На его робкое приветствие кое-кто кивнул, прочие же продолжали тихо
переговариваться между собой. Холодный прием смутил Коломбину, и она тут же
решила, что будет держаться независимо. Подошла к столу, прикурила от свечки
и громко, через всю гостиную, спросила своего спутника:

-- Ну, который здесь Просперо?

Петя вжал голову в плечи. Стало очень тихо. Однако Коломбина увидела,
что на нее смотрят с любопытством, и бояться сразу перестала -- оперлась
рукой о бедро, как на рекламе папирос "Кармен", и выпустила вверх струйку
голубого дыма.

-- Что вы, незнакомка, -- сказал одутловатый господин в чесучовой
визитке, с виртуозно зачесанной проплешиной на темени. -- Дож появится
позже, когда все будет готово.

Он подошел ближе, остановился в двух шагах и принялся бесцеремонно
оглядывать Коломбину сверху донизу. Она ответила точно таким же взглядом.

-- Это Коломбина, я привел ее кандидаткой, -- виновато проблеял Петя,
за что немедленно был наказан.

-- Керубинчик, -- сладким голосом сказала новенькая. -- Разве маменька
тебя не учила, что следует представлять мужчину даме, а не наоборот?

Чесучовый господин немедленно представился сам -- прижал руку к груди,
поклонился:

-- Я -- Критон. У вас сумасшедшее лицо, мадемуазель Коломбина. В нем
упоительным образом соединяются невинность и разврат.

Судя по тону, это был комплимент, однако на "невинность" Коломбина
обиделась.

-- "Критон" -- это, кажется, что-то из химии?

Хотела снасмешничать, показать тертому субъекту, что перед ним не
какая-нибудь инженю, а зрелая, уверенная в себе женщина. Увы, вместо этого
срезалась хуже, чем на экзамене по литературе, когда назвала Гете вместо
Иоганна-Вольфганга Иоганном-Себастьяном..

-- Это из "Египетских ночей", -- со снисходительной улыбкой ответил
чесучовый. -- Помните?