щелкнули одновременно. Две одинаковые зажигалки. Они оба заметили это.
дыма. - Итак, вы утверждаете, что вы тоже профессор Миллер?
Миллер.
нас разъединяет, а о том, что нас объединяет.
посоветовал Миллер.
впечатление на Леру Вудворд, рыженькую теннисистку с химфака.
думаете. И зря вы веселитесь.
ночевать в гостинице.
заклинило. Ломать замок - это работа до утра, и я решил заночевать
напротив.
Грей-авеню.
действительно гораздо серьезнее.
Миллер. - Так вот, я - настоящий Миллер, а вы - мой двойник, случайно
синтезированный вчера в лаборатории Чвиза. Старик добился своего! Он
рассказывал мне не раз теорию матричной стереорегуляции. Человек - система
живых клеток, особенным образом организованных. Никакой души, духа и
прочей мистики. Физика и химия. Только! Организм для Чвиза - матрица. Он
дробит его на молекулярном уровне в поле своего гиперрегулятора и
перепечатывает наново... Полная копия, абсолютно полная, вплоть до
напряженности нейронов... Чвиз рассказывал об этом, но я всегда считал,
что это бред.
никогда не встречались раньше. Вы - это я в то самое мгновение, когда я
проходил мимо его биогологенератора или как там его называют.
Почему "я - это вы"? А если наоборот? Как я мог родиться вчера, если я
помню себя десятки лет? Я все помню, - сказал он задумчиво. - Я могу
показать вам могилу отца, и две сосны, где висели мои качели, и свои
фотографии... Мальчик на велосипеде...
увидел Ирен...
взвесим все события. Если вы утверждаете, что я возник вчера и виной тому
ваша неосторожность в лаборатории старика Чвиза, то, насколько я знаю
теорию Чвиза, мы должны быть абсолютно одинаковы физиологически, а
характер и эмоции одного из нас должны определяться характером и эмоциями
другого точно в момент синтеза. Каким были вы в ту секунду, когда Чвиз
включил полет? Не помните? Разумеется, вы не помните: человек не может
контролировать и запоминать свои эмоции по секундам. А тогда ответьте мне
на вопрос: как можно сейчас доказать, что вы - настоящий Миллер, а я -
синтезированный?
клянусь, я не отобрал у вас вашего имени. Синтезированный двойник - вы.
После разговора с Чвизом я сел в такси и уехал домой, а утром...
дверь.
нейтронного торможения.
установка... - он невольно запнулся, так дико прозвучали эти слова - "наша
установка", - мы двое должны решить наконец...
"Скарабее" я ворочался с боку на бок и думал, думал...
есть у меня в этом мире, единственное, во что я верю.
6. КРЕДО
Ирен у него оставалось мгновение, чтобы оценить ситуацию, в которую он
попал, и найти какую-нибудь статичную позу. О Боже, оценить ситуацию! Люди
устроены так, что необычность своего положения по достоинству оценивают
потом, много позже, заливаясь краской стыда, смеясь или испытывая приступы
запоздалого страха. Но в конкретный момент они нередко ведут себя столь
спокойно и привычно, словно всю жизнь только тем и занимались, что на два
часа в сутки регулярно прятались в темных и душных стенных шкафах.
скважина оказалась на уровне его глаз, и обнаружил под собой твердый
предмет, пригодный для сидения. Он даже успел подумать о том, что неплохо
бы узнать, какой это болван не выполнил его распоряжения и не выбросил
старенький опель-сейф... Впрочем, надо бы при случае сказать ему спасибо.
всяком случае, было так, как не бывает в обычной, нормальной жизни.
Миллер, сидя в шкафу, наблюдал через замочную скважину не просто сцену
свидания знакомого или незнакомого мужчины со знакомой или незнакомой
женщиной, что уже достаточно пикантно и необычно для ученого с его именем,
- он подглядывал за самим собой, причем подглядывал совсем иначе, нежели
мы порой следим украдкой за собственным отражением в зеркале. Он имел
возможность наблюдать себя, ну, что ли, целиком, хоть со стороны затылка,
понимая при этом, что отражение может действовать совершенно независимо от
своего хозяина.
делал всегда Миллер-первый. Потом подумал и вдруг поцеловал в губы, что
Миллер-первый делал чрезвычайно редко, когда испытывал прилив особого
волнения от встречи с Ирен. Затем он специфическим миллеровским движением
шеи поправил воротничок рубашки, и Миллер-первый подумал про себя, что
жест этот выглядит со стороны удивительно неприятно и какое счастье, что
Ирен на этот раз, как, вероятно, и всегда, не обратила на него внимания.
ревную или не ревную?" - неожиданно спросил он себя и понял, что сама
возможность спокойно задать этот вопрос уже есть ответ на него.
как к научному эксперименту, способному вызвать у ученого лишь
любопытство. Важно только понять, беспредельно ли оно. Итак, что будет
дальше? Пора предложить Ирен кресло у окна - ее любимое низкое кресло,
стоящее рядом с низким столиком, - затем открыть крышку бара, достать
начатую вчера бутылку кальвадоса или стерфорда... "Ты сегодня лирически
настроена, Ирен? Значит, кальвадос?"
Ирен в ее любимое кресло, затем беспомощно оглянулся, будто ища чего-то