зелеными звездочками и тощий конверт из черной пергаментной
!c, #(. Он открыл клапан конверта, и из него выскользнуло с
десяток фотографий, сделанных кодаковской "мыльницей". Рыжая
земля, серый снег, пыльные развалины, пятнистая броня,
дымное небо, бронежилеты, камуфляж, молодые смеющиеся
лица... Стоп, а это кто? Вот уже и имена начали
забываться... Как погиб, помню, а вот как его звали -
забыл...
была фотография мамы, и он не стал класть ее отдельно от
остальных. Почти все эти люди уже умерли, а при жизни они
были ему так же близки, как мама, хотя время его знакомства
с ними порой исчислялось даже не днями, а часами и минутами.
процентов состоявшего из новобранцев, здесь не было. Они
просто не успели сфотографироваться. Их привезли вечером и
сразу же бросили в бой, в кровавое пыльное месиво кирпичного
завода, а наутро от взвода остались только командир, старший
лейтенант Филатов, да пара сержантов-старослужащих, которые
на себе вытащили его из руин - один тащил, а другой
прикрывал огнем. Какие уж тут фотографии...
пепельницу. Смерть мамы была для него потрясением, ею она
как-то блекла по сравнению с тем, что он пережил тогда,
глядя, как один за другим умирают вчерашние школьники,
которых он не сумел сберечь. Наверное, думать так было
грешно, но Юрий нуждался во времени. Ему было необходимо
немного отойти, оттаять, чтобы, кроме огромной вины, ощутить
еще и обыкновенное человеческое горе.
вприпрыжку передвигаться по госпиталю, опираясь на костыли,
в провонявшем медикаментами коридоре ему вдруг встретилось
смутно знакомое лицо. Чуть выше этого лица красовалась
марлевая повязка, из фасона которой можно было заключить,
что у лица повреждено правое ухо, а ниже имела место
госпитальная пижама с белоснежным воротничком. Все эти
аксессуары помешали Юрию узнать обладателя лица, и он
наверняка прошел бы мимо, если бы тот не окликнул его сам.
дававшим в нем старшего офицера, воскликнул этот
полузнакомый человек. - Здорово, старлей! Жив?
припомнить, кто это. - Жив.
собеседник, и тогда Юрий вспомнил его.
небо было перечеркнуто светящимися пунктирами трассирующих
пуль, время от времени где-то совсем близко ухали взрывы.
Вспышки освещали стальные полушария касок и запрокинутые
кверху полудетские лица с тревожно поблескивающими глазами и
приоткрытыми от напряжения ртами. Они ловили каждое слово
происходившего тогда разговора, который, собственно, вовсе
не был разговором, потому что господин подполковник
разговаривать не желал - он желал орать, распоряжаться и
отдавать приказы, в которых тупой свинской паники было
#.` '$. больше, чем здравого смысла. "Здесь командую я! -
орал подполковник, которого Юрий видел впервые в жизни. - И
я не позволю вам прятаться за чужие спины, то-ва-рищ старший
лейтенант! Ни вам, ни вашим солдатам! Здесь нет новобранцев,
то-ва-рищ старший лейтенант, здесь есть взвод десантников, и
вы выполните свой долг, даже если мне придется расстрелять
вас на месте! Это я решаю, что имеет смысл, а что не имеет!
Я! А не вы! Выполняйте приказание!"
фланговый огонь. С другого фланга бил снайпер. У этого гада,
похоже, был инфракрасный прицел, потому что он почти не
мазал, а потом они подтащили минометы, и идти было нельзя
уже не только вперед, но и назад. Утром, когда его волокли
на плащ-палатке, Юрий все смотрел по сторонам, думая увидеть
тело геройски погибшего на боевом посту подполковника, но
так и не увидел.
сказал он, почти не слыша собственного голоса из-за шума в
ушах. Звук был такой, словно Юрий поднес к каждому уху по
здоровенной раковине, чтобы, как в детстве, "послушать
море". Дневной свет внезапно начал меркнуть, и Юрий
испугался, что вот-вот потеряет сознание, но ничего
подобного с ним не произошло: он по-прежнему четко видел
лицо подполковника, только словно бы в сумерках...
поправил его бывший подполковник. - Уже полковник.
Поздравляю.
стану.
и отставляя к стене правый костыль. Он не осознавал, что
собирается сделать, и немного удивился, когда
свежеиспеченный полковник, схватившись обеими руками за
физиономию, вдруг спиной вперед полетел по коридору, сшиб
каталку с разложенными для утреннего приема лекарств
таблетками и рухнул на пол, выплевывая зубы и обильно
окропляя все вокруг кровью. Правый кулак у Юрия почему-то
онемел, и, поднеся его к лицу, он с недоумением уставился на
свежие ссадины, украшавшие костяшки пальцев.
выбиты три зуба и сломана челюсть. Юрий подозревал, что к
этому приложил руку сам командующий группировкой, но
выяснять подробности он не стал: просто написал рапорт под
диктовку командира полка, получил расчет и стал ждать
выписки из госпиталя. А потом как гром с ясного неба пришла
телеграмма. Он сделал невозможное, пытаясь успеть хотя бы на
похороны, и все равно опоздал. И вот теперь ему нужно
решать, как жить дальше. Старые фотографии не могли ничего
посоветовать. Юрий отодвинул их и подошел к окну.
кончаться. Был конец февраля, и до перестрелки возле
/.$.`" --.#. банковского броневика оставалось почти полгода.
одна за другой перекочевывали со стола в угол возле мусорной
корзины, разговор все более утрачивал деловое направление и
вполне естественным путем перешел на гораздо более
интересные темы. Постепенно участники импровизированного
застолья пришли к логичному выводу, что ничто человеческое
им не чуждо, и немедленно словно сама собой родилась
блестящая в своей простоте идея: позвонить девочкам. "Пока
мы все тут не заснули на хрен", - резонно заметил кто-то, и
все расхохотались, потому что директор Мытищинского филиала
Володя Воробейчик, оказывается, уже спал, уронив горбоносую
физиономию рядом с блюдом с закуской. Воробейчика разогнули
и положили на диван, но тут же вспомнили про девочек и
перетащили выбывшего из игры директора филиала в угол, где
стояли пустые бутылки, два раза уронив его по дороге.
Воробейчик при этом так и не проснулся, лишь промычал что-то
нечленораздельное: кажется, грозился всех уволить с волчьим
билетом. Это вызвало новый взрыв изрядно подогретого
алкоголем веселья, и Володю уронили в третий раз, так что
пустые бутылки с грохотом и звоном раскатились по всему
кабинету.
пьяной грустью сказал Арцыбашев, стоя над Воробейником с
полным фужером в руке и обильно проливая себе на брюки
кристально чистый "абсолют". - Дорогие россияне! - внезапно
вдохновившись, медленно произнес он квакающим голосом,
сильно растягивая гласные и старательно тараща глаза. -
Сегодня мы провожаем в последний путь нашего боевого
товарища - Владимира Абрамовича Воробейчика, который на
протяжении всей своей биографии служил эталоном честного
российского - я подчеркиваю: российского! - бизнесмена.
Побольше бы нам таких россиян... Понимаешь, - добавил он
после короткой паузы, и все опять расхохотались. "Эталонный
россиянин" Владимир Абрамович пошлепал губами, повернулся на
бок, звеня бутылками, обнял мусорную корзину и затих, мирно
посапывая.
Лондон Джек
Мацумото Сэйте
Маккарти Кормак
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия
Шилова Юлия